История Второй мировой войны. Крушение - Курт Типпельскирх

Прежде чем перейти в конце ноября в наступление, англичане заняли исходное положение обычным для них методом: они нанесли несколько ударов по немецким позициям, по условиям местности отнесенным далеко за реку Сангро, и захватили ряд плацдармов. Но так как река Сангро после многодневных ливней вышла из берегов, намеченное на 20 ноября наступление пришлось вновь отложить на неделю. Лишь 27 ноября после предварительной, длившейся несколько дней обработки немецких позиций с воздуха и интенсивнейшим огнем артиллерии английская армия смогла, наконец, перейти в наступление, нанося главный удар вдоль побережья. В ходе трехдневных боев англичане отбросили оборонявшуюся здесь на очень широком фронте немецкую дивизию, на некоторых участках прорвали ее оборону. К этому времени сюда подошли одна пехотная дивизия, высвободившаяся после эвакуации Сардинии, и одна танковая дивизия 14-го танкового корпуса. Они прибыли хотя и не в полном составе, но зато как раз вовремя для того, чтобы не допустить оперативного прорыва англичан, успеть подготовить к 8 декабря новый оборонительный рубеж за рекой Моро и восстановить сплошной фронт в южном направлении. Англичане еще не отказались от намерения достигнуть рубежа Пескара, Кьети с целью перерезать там дорогу на Авеццано, к чему они стремились уже в течение нескольких месяцев. Предпринятые для этого атаки вдоль побережья были, однако, отражены у реки Моро, а юго-западнее привели лишь к успехам местного характера. В конце декабря английская армия вообще прекратила наступательные действия. Командовавший ею Монтгомери вместе с генералом Эйзенхауэром, возглавлявшим до сих пор союзные войска на Средиземноморском театре, был отозван в Лондон, где обоим генералам была поручена новая задача — заняться подготовкой вторжения во Францию. Эйзенхауэр знал своего английского коллегу по совместной девятимесячной боевой деятельности. Он не испытывал особого восторга по поводу этой кандидатуры на пост командующего англоамериканскими сухопутными войсками во время Нормандской операции, считая это лишь «приемлемым решением». К наиболее выдающимся качествам Монтгомери он относил умение увлечь за собой солдат, а также тактическое мастерство при проведении планомерного наступления. В умении сосредоточивать все силы артиллерии, танков, авиации и пехоты для овладения позициями противника ему, по мнению Эйзенхауэра, не было равных. Наверняка лишь благодаря такой методичности своего командующего 8-я английская армия не потерпела ни одного поражения на всем пути от Эль-Аламейна до реки Сангро, однако из-за нее же кое-где и шансы на победу были упущены, и захват ряда рубежей доставался лишь ценою тяжелой борьбы, хотя при более быстрых и решительных действиях для этого понадобилось бы гораздо меньше усилий.

Новые назначения обоих генералов явились результатом переговоров, проведенных накануне Тегеранской конференции Рузвельтом и Черчиллем в Каире в конце ноября при участии генерала Маршалла в качестве председателя объединенного комитета начальников штабов союзников. Черчилль все еще питал надежду на то, что путем достижения быстрых успехов в Италии, которые могли бы быть распространены, пожалуй, и на более широкий район Средиземноморского бассейна, ему удастся добиться отказа союзников от вторжения во Францию. В его аргументах по-прежнему немаловажную роль, хотя открыто он это никогда не подчеркивал, играли опасения слишком глубокого проникновения Советского Союза в район Юго-

Восточной Европы, в то время как все силы западных держав были бы прикованы к Франции, да еще, чего доброго, застряли бы там. Американцы же по-прежнему упорно настаивали на своем плане вторжения, отклоняя любое использование сил на Средиземноморском театре, которое могло отразиться на намеченных сроках вторжения во Францию. Тем более они не согласны были добиваться быстрого захвата Италии за счет усиления используемых здесь армий и поэтому лишь с большой неохотой одобрили требование англичан осуществить по крайней мере уже запланированную к тому времени высадку в тылу 10-й армии в районе Нетгунии. Американцы считали, что теперь важно лишь сковать расположенные на полуострове немецкие войска и организовать действия своей авиации, базирующейся на аэродром в Фодже. Чтобы перебросить все необходимое для его оборудования, им понадобился тоннаж не менее 300 тыс. брт.

ОБСТАНОВКА В КОНЦЕ 1943 Г.

Переговоры в Каире в ноябре 1943 г. между Рузвельтом и Черчиллем одновременно явились подготовкой к Тегеранской конференции с участием Сталина, проходившей с 28 ноября по 3 декабря. Благоприятный ход событий на всех театрах военных действий, которым был ознаменован 1943 г., предвещал скорое победоносное окончание войны и побуждал заняться наряду с обсуждением вопросов совместного ведения войны также изучением проблем послевоенного устройства Европы. Хотя уже в то время некоторые высказывали серьезное сомнение в целесообразности формулы безоговорочной капитуляции, а переговоры с Италией впервые вскрыли на практике спорный характер этой политики, Рузвельт продолжал непоколебимо ее придерживаться. Со стороны Черчилля такой курс, возможно, из каких-то более веских соображений не встречал противодействия, Сталин же его одобрял. Эта политика была подтверждена и развита еще раньше, на конференции министров иностранных дел, созванной также в порядке подготовки к встрече глав трех государств и состоявшейся в Москве 19—30 октября.

Уже здесь были провозглашены требования выдачи военных преступников, совершивших преступления во всех оккупированных противником странах, а также принципы оккупации и полного разоружения Германии. Поэтому главы трех государств должны были лишь вновь подтвердить, что «никакая сила в мире не помешает им уничтожить немецкие армии на суше, немецкие подводные лодки на море и немецкие военные заводы с воздуха». Когда эта цель будет достигнута, они, по их заявлению, смогут уверенно смотреть в будущее, так как весь мир будет в состоянии строить свободную жизнь без тирании и в соответствии со своими желаниями и своей совестью. Они заявили, что покидают Тегеран «действительными друзьями по духу и цели».

И все-таки у западных государственных деятелей было достаточно оснований не столь доверчиво полагаться на общность духа и, в широком смысле, цели со своим великим союзником из Кремля. Ибо уже тогда русские не оставляли никакого сомнения в том, что они намереваются преобразовать по своему усмотрению, по крайней мере, Восточную Европу. В центре Восточного фронта они приближались к прежней русско-польской границе 1939 г. Поэтому впервые остро встал вопрос о проведении в жизнь принципов Атлантической хартии, одобренной 1 февраля 1943 г. в заявлении об учреждении ООН и Советским Союзом9. В ней было определено, что никакие территориальные изменения не могут предприниматься без свободно выраженного желания заинтересованных народов. Однако Советский Союз бесцеремонно отверг этот принцип хартии, ответив на запрос польского эмигрантского правительства в Лондоне, за которым он к тому же и не признавал никаких прав на полномочное представление интересов польского народа, что настаивает на признании линии Керзона в качестве новой русско-польской границы, то есть, другими словами, не намерен возвратить Польше отторгнутые осенью 1939 г. белорусские и украинские области. В качестве компенсации за это к Польше должны были перейти области, «отнятые у нее Германией и являющиеся исконно польскими землями». Западные державы тщетно пытались сгладить польско-русский конфликт, хотя и не возражали против попыток русских односторонне решить спорный территориальный вопрос, в результате чего судьба восточногерманских земель была предопределена еще в январе 1944 г.

Перед лицом таких целей своих противников немецкой пропаганде действительно нетрудно было представить немецкому народу в самых мрачных красках последствия неблагоприятного исхода войны и призвать его сопротивляться до последнего. Даже страшные разрушения, производившиеся вражескими бомбами в крупных немецких городах, становились стимулом еще более упорного сопротивления, ибо, спрашивала немецкая пропаганда, кто же другой должен будет восстанавливать эти превращенные в развалины города, как не сама победившая Германия?

Каким путем можно было добиться победы — это, по крайней мере для трезво мыслящих людей, оставалось неясным. Во всех оккупированных странах сопротивление возрастало по мере того, как все явственней ощущалось ослабление немецкой мощи. И для подавления его требовались все более крупные военные силы, хотя людских ресурсов не хватало даже для восполнения потерь на фронте. Только в юго-восточной части Европы, где в Греции численность националистических и коммунистических войск возросла до 25 тысяч человек, и в Югославии, где Тито, используя поддержку английской и русской военных миссий, возглавлял настоящую, почти четвертьмиллионную армию, приходилось держать, включая 55-тысячный гарнизон Крита и Родоса, войска общей численностью 612 тыс. человек. Кроме того, необходимо было прикрывать Норвегию от возможных высадок английских десантов, а на Крайнем Севере оборонять область Петсамо от ударов русских. Для этих целей, а также для поддержания внутреннего порядка в Норвегии находилось 380 тыс. человек. Усиливалась внутренняя оппозиция в Дании, Голландии и Бельгии; во Франции окрепло движение маки, хорошо организованное с помощью англичан. Во всех этих странах союзники без разбора поддерживали любое сопротивление, носило ли оно националистический или коммунистический характер. Такая политика подпольной борьбы, получившая широкое распространение и в Италии, в немалой степени содействовала усилению внутреннего беспокойства, которое после войны не без участия со стороны Советского Союза охватило западноевропейские государства, особенно Францию и Италию. Эта политика придала войне новые формы, все более отдалявшиеся от норм существующего международного права и именно поэтому вынуждавшие немцев принять жестокие контрмеры. На Западе для борьбы с маки, главным же образом для отражения ожидавшегося вторжения, приходилось держать полтора миллиона солдат. Контролирование слишком огромной оккупированной территории от Нордкапа до островов Додеканеса поглощало, если считать и использовавшиеся в Италии дивизии, свыше трех миллионов солдат; силы, остававшиеся для борьбы против Советского Союза, были гораздо меньше.