Он любил вас. Девушка из Пантикапея (сборник). - Исай Давыдов

6

Нас с Витькой еще в первые дни, когда мы путешествовали по Крыму и Кавказу, удивила в Корнелии одна особенность. Корнелия очень легко, очень быстро поняла назначение книг, как будто и раньше ими пользовалась, и в то же время долго не могла понять назначение газет.

Как-то раз, на одной из квартир, где мы остановились по дороге, мы застали Корнелию за странным, на наш взгляд, занятием. Она вложила одну в другую несколько старых газет, создав какое-то подобие тетради, и перелистывала ее с явным недоумением на лице.

Я догадался, что она пытается из газет создать книгу, что она до сих пор понимает газеты только лишь как разрозненные листы какой-то книги. Мне еще трудно было все это ей объяснить. Да и в латинском языке наверняка нет слов «книга» и «газета».

И все-таки я заглянул в словарь. И сказал ей латинское «novites» и перевел по-русски «новости», и показал на газету.

— Solum novites sunt [18], — повторил я. — Не больше.

— Нае sunt novites?[19] — удивленно переспросила она. — Ессе novites sunt![20]

И она показала на Витькин транзистор.

— Нае novites sunt item[21], — с трудом составил я новую фразу. Но она тогда так и не поняла. Мы еще не могли разговаривать по-настоящему, и поэтому я отложил свои объяснения. Я только догадался, что ни Гао, ни его спутники, видимо, не имели понятия о газетах.

Со временем Корнелия сама поняла, для чего нужны газеты, и научилась их читать, и мне, в общем, так ничего и не пришлось ей в этом смысле объяснять. Все получилось само собой. И вот однажды, когда сидели у нас вечером Витька и Вера, мы вспомнили, как относилась Корнелия к газетам в первые дни, и попросили ее рассказать то, что она знает о печати и литературе на планете Гао.

В это время она уже могла неплохо рассказывать…

Знала она не очень много. Лишь то, что рассказали ей во время полета Гао и его спутники. Потому что сама она, когда была на их родине, не интересовалась еще ни печатью, ни литературой. Никаких газет, как я когда-то и догадался, на планете Гао не было. Там господствовало радио. Или «голос», как называли его жителя той планеты. У каждого там был свой любимый «голос». Чтобы слушать его, человек клал за ухо приемник, настроенный на одну, заранее избранную программу.

Этот приемник, очень легкий, был похож на полукольцо и держался на ухе так прочно, что с ним можно было работать. Слышал его только один человек. Никому, таким образом, приемник не мешал.

Такие вот наушники-приемники и позволяли жителям планеты всегда быть в курсе последних событий. В часы, свободные от передачи новостей, приемники принимали музыку. Именно характером музыки и различались между собой программы. А новости во всех программах были примерно одинаковыми.

Книги на планете Гао давно ушли в прошлое. Просто сам Гао был любителем старины и взял с собой на корабль несколько штук. Они-то и позволили Корнелии быстро понять роль книг на Земле. Большие библиотеки на планете Гао стали архивами, в которые заглядывают лишь историки. На протяжении целого века, еще задолго до рождения Гао, книги вытеснялись коробочками эмоциональной памяти. В этих коробочках аккумулировались биотоки мозга тех людей, которые пожелали передать человечеству какие-то свои жизненные впечатления: виденное, пережитое, передуманное. Техническая сторона дела была довольно проста, и именно это позволило коробочкам эмоциональной памяти успешно конкурировать с книгами и затем вытеснить их.

Существовали коробочки записи и коробочки воспроизведения. И те и другие зажимались в ладони. Но первые впитывали в себя, «записывали» те мысли и зрительные впечатления или воспоминания, которыми был насыщен в это время мозг «записывающего» человека. А вторые воспроизводили все эти записи и сообщали их тому, кто хотел с ними ознакомиться.

Коробочки с законченными записями просматривались советами специалистов. Если это была художественная литература их просматривали писатели. Если наука — ученые соответствующего профиля.

Если мемуары — люди, хорошо знающие эпоху. Особая усиливающая аппаратура вызывала одновременно в мозгу всех членов совета те впечатления и эмоции, которые были записаны в коробочке. Если запись признавалась интересной, поучительной, полезной, то ее, уже усиленную, специальные мастерские переводили в коробочки воспроизведения. Этих коробочек изготовлялось очень много, и они распространялись среди населения. Образцы этих коробочек поступали во все крупные культурные центры планеты, и каждый из них мог, при необходимости, изготовить любое количество копий.

Отклоненные записи сдавались в архив и периодически, раз в год — два, снова просматривались дублирующим составом совета. Дублеры подбирались из самых молодых специалистов.

Если советы молодых находили интересной какую-нибудь отклоненную запись, она немедленно размножалась по общим правилам.

Авторы забракованных произведений могли размножать свои произведения самостоятельно. Для этого автору нужно было принять участие в производстве коробочек воспроизведения и затем своими силами или с помощью добровольцев производить усиление и перезапись.

Правда, этим пользовались немногие, потому что советы были очень авторитетны. Но все-таки изредка случалось и так, что люди, восставшие против мнения советов, размножали свои отвергнутые произведения и становились благодаря этому знаменитыми и уважаемыми людьми.

Коробочка воспроизведения, как и коробочка записи, зажималась в кулаке и вызывала в мозгу человека все те впечатления, которые вложил в записывающую коробочку автор.

Повторять воспроизведение можно было сколько угодно раз. Источником энергии для этого были движения рук. Достаточно было десяти — двенадцати сжатий ладони, чтобы запас энергии воспроизводящей коробочки полностью восстановился.

Вначале коробочками эмоциональной памяти пользовались на планете Гао только молодые, почти неизвестные писатели. Коробочки сделали их известными и интересными всем.

Тогда за коробочки взялись и остальные пишущие. Но не все смогли с ними работать.

Во-первых, здесь почти невозможно было лгать. А многие писатели планеты привыкли лгать на бумаге и уже не могли творить искренне.

Во-вторых, здесь требовался громадный запас нерастраченной энергии, свежих чувств. Не все им обладали.

Получилось так, что коробочки эмоциональной памяти постепенно произвели своеобразный отсев в литературе планеты. И результаты этого отсева были неожиданными. Многие признанные авторитеты потеряли свою славу. Коробочки не позволяли им лгать — ложь становилась слишком очевидной. Слишком явным делался разрыв между тем, что эти люди думали на самом деле, и тем, что они хотели сказать.