Подлинная жизнь Лолиты. Похищение одиннадцатилетней Салли Хорнер и роман Набокова, который потряс мир - Сара Вайнман

Набоков, лежа в постели у себя дома в Итаке и будучи не в силах работать, взял номер городской газеты и прочел новость о том, что в Калифорнии освободили девочку, с которой похититель почти два года разъезжал по всей Америке. Нетрудно вообразить, что Набоков, у которого, как писала в дневнике Вера[177], настоящие преступления вызывали живой интерес, каждый день на одре болезни внимательно следил за новостями о спасении Салли и преступлениях Ласалля.

Ведь здесь, в газетных заметках о злоключениях Салли, возможно, крылось решение давней проблемы с рукописью будущей «Лолиты»: где искать связующее звено для замыслов, зревших в голове, десятилетий одержимости, игр, в которые автору было угодно сыграть с читателем?

Роберт Роупер, автор книги «Набоков в Америке», полагал[178], что Набоков «читал в газетах сообщения о сенсационном преступлении» примерно тогда же, когда освободили Салли. Роупер как-то сказал мне: «Я думаю, история Салли имела решающее значение [для Набокова]. Он уже готов был отказаться от задумки, как вдруг в марте 1950 года в газетах появились эти заметки, словно сама жизнь подсунула ему обоснование и образец для смелого романчика о сексе. Он многое позаимствовал из этой истории».

При этом нет никаких доказательств, что Владимир Набоков узнал о похищении и спасении Салли Хорнер именно в марте 1950 года. В тех газетах, которые он, скорее всего, читал, об этом не писали – ни в университетской Cornell Daily Sun, ни в New York Times. Точно так же не существует прямых доказательств того, что Набоков просматривал кэмденские или филадельфийские газеты, в которых публиковали самые пикантные подробности и яркие фотографии. В архивах писателя, хранящихся в Нью-Йоркской публичной библиотеке и в Библиотеке Конгресса, отсутствуют вырезки заметок о Салли. Так что любая связь остается за скобками.

Зато существует масса косвенных доказательств того, что Набоков знал о Салли Хорнер и ее спасении. «Лолита» ими изобилует. И я уверена, что писателю нипочем не удалось бы воплотить образ Долорес Гейз, не знай он о злоключениях Салли.

Для начала давайте вспомним, как именно Гумберт Гумберт (примерно в середине романа) запугивает Лолиту, чтобы та не смела его ослушаться. Он внушает девочке, что если его арестуют или она кому-нибудь расскажет правду об их отношениях, ей «предложен будет выбор между несколькими обиталищами, в общем довольно между собой схожими; дисциплинарную школу, исправительное заведение, приют для беспризорных подростков…» Ультиматум Гумберта перекликается с угрозами Ласалля (о которых в марте 1950 года писали в газетах): дескать, если Салли посмеет его ослушаться, ее отправят в детскую колонию.

Несколькими абзацами выше параллель между Гумбертом и Фрэнком Ласаллем прослеживается еще отчетливее: «Еще на-днях мы с тобой читали в газете какую-то белиберду о каком-то нарушителе нравственности, который признался, что преступил закон, проведенный Манном, и перевез прехорошенькую девятилетнюю девочку из штата в штат с безнравственной целью, – не знаю, что он под этим подразумевал. Долорес, душка моя! Тебе не девять, а скоро тринадцать, и я бы не советовал тебе видеть в себе маленькую белую рабыню… Я твой отец, и я говорю человеческим языком, и я люблю тебя».

В опубликованном в 2005 году эссе о взаимосвязи «Лолиты» и истории Салли Хорнер набоковед Александр Долинин указал[179] на то, что Набоков мошенничает с хронологией дела. Путешествие через всю страну в «Лолите» начинается в 1947 году, за год до похищения Салли Хорнер. Салли в то время как раз исполнилось девять, ей шел десятый год – то есть ровно столько, сколько ей исполнилось по словам Гумберта, а не столько, сколько было Салли на самом деле, когда ее похитил Ласалль. По мнению Долинина, совершенно очевидно, что «юридическая формула, которую использует [Гумберт Гумберт], а также упоминание о том, что он-то, в отличие от Ласалля, действительно отец Лолиты, не оставляет никаких сомнений, что этот отрывок – ссылка на газетные заметки 1950-го…» Иными словами, в тексте романа содержится косвенное доказательство того, что Набоков в марте 1950 года действительно читал о Салли Хорнер, а не вставил ее историю в роман задним числом, через несколько лет после событий.

Чтобы сбить читателя со следа – а может, просто позабавиться, – Набоков наделяет чертами Ласалля других персонажей. Муж Долорес и отец ее ребенка, Дик Скиллер, работает механиком. У Вивиан Дамор-Блок (анаграмма имени Владимир Набоков) «ястребиный профиль» – выражение, позаимствованное из описания Ласалля: в марте 1950 года в газетах упоминали, что у него «ястребиный профиль». Долинин также подчеркивает, что «флорентийские грудки» и «флорентийские ладони» столько же относятся к настоящему имени Салли Хорнер – Флоренс, – сколько к Боттичелли.

Салли провела в неволе двадцать один месяц, с июня 1948 по март 1950 года. Отношения Лолиты и Гумберта Гумберта продолжаются двадцать один месяц, когда они оседают в Бердслее, где Гумберт осознает, что уже не имеет прежнего влияния на девочку. Он опасается, что Долорес рассказала правду об их связи с «отчимом» школьной подруге Моне. И что теперь она лелеет «тайную мысль, что, может быть, Мона права, и ей, сиротке Долорес удалось бы меня выдать полиции без того, чтобы самой понести кару».

То, что Долорес, возможно, призналась во всем Моне, перекликается с тем, что Салли рассказала о том, как ее насилует Фрэнк Ласалль, сперва безымянной школьной подружке, а потом Рут Джаниш. Салли удается избавиться от Ласалля благодаря звонку домой; так и Долорес тайком звонит кому-то после ссоры с Гумбертом, а потом сообщает: «Принято большое решение». Сбегает она только через месяц, однако замыслу уже дан ход.

Ну и наконец, в заключительной главе «Лолиты» Гумберт Гумберт признается, что «приговорил бы себя к тридцати пяти годам тюрьмы за растление и оправдал бы себя в остальном». Точь-в-точь приговор, который вынесли Фрэнку Ласаллю.

ДЕВЯТНАДЦАТЬ

Выстроить жизнь заново

Салли Хорнер было всего-навсего одиннадцать лет и два месяца, когда Фрэнк Ласалль умыкнул ее из Кэмдена. А домой она вернулась за две недели до своего тринадцатилетия (Салли родилась 18 апреля). «Уехала совсем девчонкой[180], – пробормотала Элла в день, когда наконец воссоединилась с дочерью, – а теперь почти взрослая девушка». Салли повидала Америку, узнала, что на свете полным-полно мест, непохожих на Кэмден. Ей пришлось повзрослеть самым мучительным образом: она испытала такое, что и захочешь – не забудешь.

Неизвестно, как родные отметили ее праздник, поскольку никого уже нет в живых (за исключением племянницы Салли, Дианы, которой тогда был год и восемь месяцев). Возможно, ответ получится отыскать в минутной видеозаписи, которую сделал