Незапертая дверь - Мария Метлицкая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мать вроде жила неплохо, но деньгами распоряжался ее жадный и вечно бубнящий муж: «Русской жене деньги доверить нельзя, все русские – моты, вы не знаете цену деньгам». Ну и так далее. Мать подробно отчитывалась за чеки из химчистки, аптеки и парикмахерской. За продуктами Йорган ездил сам – не дай бог, жена купит чего-то лишнего. Конфеты и яблоки покупались по счету: в день две конфеты и одно яблоко.
– Как ты живешь с ним? – удивлялась Анна.
– Привыкла, – отмахивалась мать. – Зато знаю, что завтра не будем голодными, что оплатим квартиру, страховку и все остальное. Здесь по-другому никак. – И добавляла со вздохом: – Ну а вообще, Анька, конечно, противно.
Анна все понимала: мать крутилась как могла, но, открывая очередную посылку с дешевой китайской Барби, все равно обижалась – лучше уж ничего, чем такая ерунда.
Помогали родители мужа. Но спустя два года свекра, известного ученого, пригласили читать лекции в Брюссельском университете, где они и остались.
Анне казалось, что о них просто забыли – ну да, была когда-то у сына жена, ну да, потом появилась девочка, внучка. Но привязанности к Марусе как не было, так и не появилось – откуда? Складывалось впечатление, что однажды за ужином, к слову, они вспоминали об их существовании и высылали какие-то деньги.
Анна в отчаянии написала отцу. Ответа ждала долго, а когда он пришел, разрыдалась. В письме были сплошные укоры: дескать, платить должен отец девочки, а не он, немолодой человек, к тому же обремененный семьей и своими заботами. Отец посоветовал Анне отдать дочку в сад и пойти на работу.
Письмо было жестким и беспощадным: «Ты, Аня, живешь в Москве, в собственной квартире, тебе дали образование, а все остальное – твои проблемы. И прошу тебя – не надо писать мне про деньги! Здесь тоже не рай, да и мне далеко не двадцать. И кстати! В твоем возрасте пора самой помогать немолодым родителям, как делают все нормальные люди. А не клянчить у отца, жизнь которого тебе давно не интересна».
Какой там детский сад – Маруся и дома постоянно болела.
Страх и отчаяние – вот что испытывала Анна. Жить не хотелось. Она не справилась с жизнью. Сил не хватило. Но была дочка, и всякое прощание с жизнью отменялось.
Помогли таблетки, которыми поделилась Регина, соседка.
Анна понимала, что все это неправильно. Неправильно пить чужие, не прописанные врачом таблетки. Неправильно просить деньги, неправильно на кого-то рассчитывать. Неправильно обижаться. Она и вправду взрослая женщина, и есть истории пострашнее. Она здорова, у нее здоровый ребенок. Своя квартира, образование. Ей надо быть сильной и ни на кого не рассчитывать. Но сил как раз не было, а было одно сплошное отчаяние. И одиночество, и куча страхов.
Вся жизнь казалась ей неправильной. Все ее поступки – глупыми и непродуманными.
Но надо выбираться, вылезать – ради Маруськи. И да, сработал мощнейший материнский инстинкт.
Ради самой себя Анна бы вряд ли старалась.
Забилась, как бабочка в сачке, и потихоньку поехало – не без помощи старых знакомых устроилась в мелкую газетенку, и газетенка фигня, и работа, ну и, конечно, зарплата. И все же это были деньги. Деньги, на которые можно было купить яблоки, сыр, колбасу, недорогой кофе, новый лифчик и даже новые туфли Маруське.
Маруська пошла в детский сад. Сначала бесконечно болела, а потом ничего, попривыкли.
Но в новой работе было важное преимущество – почти свободный график. Отсиживать свои часы, греть задницей стул, как шутили в газете, не было надобности. Сделать интервью можно было из дома – главное, найти героя.
Газетенка, а вернее ее главный редактор, молодой и амбициозный провинциал, которого ненавидели все сотрудники, страстно мечтал попасть в топы изданий, посвященных главным культурным мероприятиям столицы. Писала газетка обо всем – всех московских мероприятиях, от выставок до театральных и кинопремьер, знаковых и не очень.
Анне как раз и достался лакомый кусок – освещать новости книжной жизни. Не сразу, но постепенно пошло.
Помогала внешность – на яркую внешность мужчины были падки, ну и диплом МГУ. Она не какая-нибудь приезжая шустрая и наглая девица, а московский дипломированный журналист. И еще всех интриговал ее голос – хрипловатый, завораживающий, с тембром в диапазоне от низкого до высокого.
Появление в ее жизни Калеганова было очень вовремя – Анна чувствовала себя готовой к новым отношениям, с усилием поборов почти наркотическую зависимость от бывшего мужа.
Она знала, что он жил с женщиной старше себя, женщиной, успешной и известной в окололитературных и издательских кругах. О ней до сих пор вспоминали. В подробности не вникала, подробности – лишние проблемы, а проблем ей хватало своих.
Роман с Калегановым она представляла примерно так: встречи один-два раза в неделю, походы в рестораны или на мероприятия, секс – и никаких обязательств. Анна никому не верила.
Поначалу так все и было. И кажется, их обоих это устраивало. Но месяцев через восемь они оба заболели – подхватили вирус, и Анна задержалась в квартире Калеганова надолго.
Маруся в то время гостила у бабушки в Копенгагене.
Совместное проживание им, как ни странно, понравилось. Правда и ссорились они часто. Вернее, цеплялись друг к другу. Еще точнее – цеплялась Анна. Поводов хватало. Например, она высмеивала провинциалов, заполонивших Москву. Пожалуйста – даже в ее препаршивой газетке семьдесят процентов приезжих.
– Даже не пятьдесят, а семьдесят, – удивлялась она. – А наш главный? Ну здесь вообще запредел!
И Анна начинала чихвостить приезжих – и наглые, и необразованные, и невоспитанные. К тому же презирающие коренных москвичей. Провинциалы были настроены «урвать», «растолкать локтями», «пролезть поверх голов», «пройтись по трупам» и в итоге красиво устроиться.
Калеганов вступал с ней в спор, пытаясь доказать, что она неправа и что кроме наглых, невоспитанных и необразованных есть те, кто приносит столице пользу, украшает ее и обогащает.
– К тому же – нет, ты мне ответь, – горячился он, раззадоривая ее все больше и больше, – чем вы, москвичи, лучше нас? У вас было больше возможностей и в этом лично ваша заслуга? То есть по праву рождения? А теперь представь – ты родилась в глубинке. Сто, триста, семьсот километров отсюда. Вот ты способная, амбициозная. Образованная и красивая. Ты чувствуешь, понимаешь, ты абсолютно уверена, что можешь больше. Больше, чем может дать тебе твой родной город или поселок.
