Zhiestokiie_i_liubimyie_-_Sara_Vul_39_f - Сара Вульф

– Школа шпионов хорошо тебя поднатаскала, – признаю я. – Или на самом деле ты серийный убийца.

– У меня талант наносить повреждения. – Джек упирает ружье в бедро, и это выглядит так невыносимо высокомерно, что мне хочется пихнуть его в бассейн с шариками рядом с нами и как следует отделать… или страстно расцеловать. – Но мы всегда это знали, верно?

Он смеется – смех отчаянья, не иначе. Его глаза наполняются холодом. Вот надо было мне ляпнуть про убийцу. И возможности извиниться Джек мне не предоставляет, он сразу же занимает позицию и пронзает пятую мишень. Работник предлагает ему призы, и, потратив долю секунды на размышления, Джек выбирает гигантскую панду. Затем поворачивается и отдает ее мне.

– Что ты... – Мои глаза расширяются.

– Я видел, как ты пускала по ней слюни. Она твоя.

– Ну уж нет. – Возвращаю ему панду. – Отдай ее Геморрою. Ведь она твоя девушка.

– Вообще-то, мы и не встречались. – Он сажает панду мне на голову, и ее лапы плюхаются мне на глаза. – Но вчера я сказал ей, что больше не хочу ее видеть.

Я подавляю нервную дрожь, которая струится по моим венам, и натягиваю на лицо маску надменности.

– Так-так. Похоже, ты используешь женщин как салфетки.

– Судя по моему прошлому, это женщины используют меня, – произносит он мрачно.

Я прижимаю панду к груди и стараюсь не зацикливаться на боли в его голосе. Он всегда так хорошо ее прятал, но теперь я отчетливо ее слышу. Мы и правда взрослеем.

– Ты когда-нибудь думал об этом? – спрашиваю я, пускаясь рысью по аллее игр в попытке сохранить непринужденность. – О том, что, возможно, эскорт повлиял на тебя больше, чем ты признаешь?

– Я уже говорил тебе, но повторюсь: это ничего для меня не значило, я ничего не чувствовал...

– Ты чувствовал себя использованным, – перебиваю я. – Хоть убейся, доказывая, что это было по обоюдному согласию, я все равно не поверю. Ты был вынужден это делать.

Он молчит. Улыбнувшись ему, показываю на колесо обозрения.

– Пошли. Оно медленное, и если ты не будешь смотреть вниз, то даже не догадаешься, что находишься в миллионе миль от земли.

Кабинка на колесе обозрения покачивается, заставляя Джека немного нервничать, но невероятной красоты огни ярмарки под нами потихоньку его завораживают. Вспышки розового, зеленого, синего и белого загораются и гаснут. Музыка становится тише. Наши колени практически соприкасаются.

– Как твоя рука? – спрашивает Джек. Я опускаю взгляд на перевязку и пожимаю плечами.

– Я не превращаюсь в зомби. Это хорошо.

– Я волновался, – произносит он неуверенно. – Знаю, у меня больше нет права за тебя переживать, но я ничего не мог с собой поделать. Рад, что рана в порядке… что ты в порядке.

– Я в порядке? – Смеюсь. – Я бы так не сказала.

– Ты выглядишь лучше. Что-то в твоем лице больше не такое темное.

Я смотрю в окно. Мне очень хочется все ему рассказать, но сейчас не время. Если я это сделаю, Безымянный окажется на колесе вместе с нами, а я хочу, чтобы сегодня были только мы с Джеком, и никого больше.

– Если прищуриться, то отсюда ярмарка станет похожа галактику, – меняю тему. – Не хватает только криогейзеров.

– Даже не знаю, в кабинке становится довольно холодно, – шутит Джек.

Будь это фильм, колесо бы застряло или что-нибудь в этом роде, может, отключилось бы питание, но оно лишь замирает ненадолго на самом верху. Джек смотрит мне в глаза, и внутри меня все переворачивается. Я должна кое-что сказать. Вот он – момент, когда мне следует ему открыться, каждый фильм мне гласит об этом, но я упускаю его, и колесо начинает снижаться. Нет, я больше ничему не позволю вставать у меня на пути, особенно гигантскому колесу для хомяка...

– Айсис, ты говоришь...

– Я люблю тебя, – выдыхаю я. – Прости. Прости, что говорю это, но я люблю тебя. И ты не должен... не должен что-либо делать или отвечать мне. Я могу просто сразу отвезти тебя домой, и если после этого ты больше никогда со мной не заговоришь, я пойму, клянусь, ведь тебе чуть ли не каждый день девчонки признаются в любви, а ты это ненавидишь, но за последнее время я многое поняла. Самое главное – я поняла, что, возможно, люблю тебя. Я не уверена, но думаю, что люблю. Конечно, быть неуверенной – не романтично и не смело, но я даже едва знаю, что такое любовь. И все же моих знаний достаточно, чтобы определить мои чувства к тебе. Мне хочется узнать больше, и думаю, ты мне в этом поможешь. Забудь, я просто люблю тебя, а странное жуткое изучение здесь ни при чем. Я просто люблю тебя, глупый идиот, поэтому если ты… если ты ответишь мне взаимностью, это будет грандиозно, но если нет, в смысле, я понимаю, это сложно, и я тоже сложная, к тому же не в твоем вкусе… для сломленного человека это слишком, поэтому, может быть, ты сможешь притворяться, что любишь меня, это ведь не так сложно. Я могу быть хорошим отвлечением. Ты можешь использовать меня для... не знаю, для секса, для того, чтобы забыться или чтобы заполнить пустоту, я не против, лишь бы ты притворялся...

Джек наклоняется и на сей раз целует меня. Поцелуй не распаляет душу, не вызывает головокружение, как пишут в книгах. Но я ощущаю его вкус и запах. Из всех девушек на свете он целует именно меня. Отстранившись, он открыто улыбается – так он улыбался только Софии, но сейчас эта редчайшая, милая и настоящая улыбка принадлежит мне, и эта улыбка лучше всех фейерверков. Джек прислоняется своим лбом к моему.

– Дурочка. Не будет никакого притворства, – шепчет он, – потому что я тоже тебя люблю.

Меня бросает в дрожь, и я замираю, не смея в это поверить.

– Т-ты... ты серьезно? – шепчу в ответ. – Правда? Потому что... потому что, если ты вселяешь в меня ложную надежду, я... я просто этого не вынесу, понимаешь? Это больно.

Я истерически смеюсь на грани слез, и Джек, обхватив ладонями мое лицо, заглядывает мне в глаза.

– Я люблю тебя. С той самой ночи в комнате в морском стиле я хотел любить тебя. Хотел забрать всю твою боль, сделать тебя своей и защищать. Заставлять тебя смеяться, улыбаться и показать тебе, что такое любовь. Мне так давно хотелось показать тебе, что ты достойна быть любимой, такая, какая есть. Но я пытался отрицать это, пытался убедить себя... что недостаточно хорош, что только причиню тебе боль. И причинил. Прости. Я боялся. Боялся любить кого-то столь нежного, красивого и уникального, как ты. Я знал, что у меня был всего один шанс, и боялся напортачить, а ты, приняв это на свой счет, стала еще печальнее и неувереннее в своей привлекательности. Я боялся собственных недостатков и в итоге причинил тебе боль.

Я шмыгаю носом, и Джек стирает сбегающую по моей щеке слезу.

– Мне так жаль, – шепчет он. – Я люблю тебя, и мне так жаль.

Я хватаю его за воротник рубашки и целую, снова и снова. Он скользит руками по моей спине, а затем вновь нежно обхватывает мое лицо ладонями. Я хочу, чтобы этот момент никогда не заканчивался... к черту момент, хочу большего, я голодна и опустошена, хочу наконец-то стать цельной. Когда наша кабинка достигает земли, работник колеса обозрения открывает нам дверцу, и я, смеясь, тяну Джека к машине. Ветер осушает слезы на моих глазах, пока мы наполовину бежим, наполовину ковыляем, останавливаясь для поцелуя возле дартса и стойкой с пончиками. Запахи сахара и пота пропитали наши волосы. На темной парковке я пытаюсь открыть машину, в то время как Джек, сбивая меня, покрывает поцелуями мою шею. Пихаю его локтем, чтобы он остановился, и он, смеясь, забирается на пассажирское сиденье и всю дорогу до общежития пальцем вырисовывает какие-то незамысловатые узоры на моей ладони.

* * *

– Это может все испортить! После этого мы больше никогда не сможем быть друзьями. Еще не поздно остановиться, – говорит Айсис, когда мы выбираемся из машины и она запирает ее. Я обхожу капот, беру ее за руку, и она, ярко краснея, сжимает мою ладонь. – Мы все еще можем быть просто друзьями. Или врагами. Можем вернуться к тому, как было раньше.

Эти слова едва не разрывают мне сердце. Не в силах остановиться я запускаю пальцы ей в волосы и, притянув ее к себе, сильно целую. Ее шок сгорает в желании, и я, в последний раз поймав ее сладкое поверхностное дыхание, отстраняюсь.

– Я хочу тебя, Айсис. Не как друга. Не как врага. А как самую красивую девушку на свете.

Молчание. Подвешенная ниточка крутится на ветру. А затем Айсис улыбается.

Она резко дергает меня за руку и тянет к себе в общежитие. По дороге в ее комнату я чуть не вписываюсь в стеклянную дверь, и мы оба смеемся. Она возится с ключами и открывает дверь. Заходя внутрь, Айсис говорит, что ее соседка сегодня ночует в другом месте. Мысль о том, что она целиком будет моей в закрытой комнате с мягкой кроватью, посылает волны предвкушения по моему позвоночнику. Пока мы скидываем обувь, она вновь целует меня и увлекает к захламленной кровати с узорчатым покрывалом. Она, как и раньше, неопытна, но ее пламя и смелость разгораются все ярче, выжигая каждую мысль в моей голове. Ее пальчики порхают по моей груди, и я скидываю с себя куртку, чтобы предоставить ей больший доступ, чтобы острее ощутить ее. Покусываю ее губу, и она кусает в ответ – вспышка небольшой боли подталкивает меня к сладкой грани. Ее руки смело путешествуют по моему телу: плечам, спине, скользят вниз, минуя пупок...