Русский Эрос "Роман" Мысли с Жизнью - Георгий Гачев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вот Акакий Акакиевич в новой шинели, идя «на чай», «остановился с любопытством перед освещенным окошком (просто как дети глазеют, яркое увидев. — Г. Г.) магазина посмотреть на картину, где изображена была какая-то красивая женщина, которая скидала с себя башмак, обнаживши таким образом всю ногу, очень недурную (значит, эротическое чувство концентрируется на женской половине рода людского — т. е. вроде бы глаз мужчины смотрит. Но тут же, с тем же накалом дан мужчина-любовник), а за спиной ее, из дверей другой комнаты (из штанов, расстегнув ширинку), выставил голову какой-то мужчина с бакенбардами и красивой эспаньолкой над губой» (!растительностью под лобком). Это уже явно женским чувством обостренное восприятие. Но сама витринная отстраненность картины и буффонно-комический колорит — выносит ситуацию вне досягаемости практического Эроса. Но так же у детей, которые что-то предчувствуют и весьма любопытствуют к миру папы-мамы (не папы или мамы), но он для них именно такой, симбиозный, бисексуальный, неопределенный, не половой
«Акакий Акакиевич покачнул головой и усмехнулся, и потом пошел своею дорогою. Почему он усмехнулся, потому ли, что встретил вещь вовсе незнакомую, но о которой однако же все-таки у каждого сохраняется какое-то чутье (предчувствие или воспоминание — это оттого, что каждый носит память тела, а оно когда-то было фаллом во влагалище, семенем, младенцем в матке — и вот вышло на свет божий, в мир: ум ничего еще такого из опыта не знает, а тело памятью своей чует, что это есть и было с ним — как платонова идея — воспоминание души о прежней или вечной жизни. Такое «априорное» непрактическое знание о поле как о вещи незнакомой, но чуемой — как раз являет уровень детского Эроса. — Г. Г), или подумал он, подобно многим другим чиновникам, следующее: «Ну уж эти французы! что и говорить, уж ежели захотят чего-нибудь того, так уж точно того»..
Здесь Эрос русского волокиты-чиновника- бумажного червя-фаллоса, который червячка Руси все время и замаривает, а не сам голод Эроса, — взирает на открытый телесный секс — что так можно! — как на другую планету — и слов на своем языке и букв не находит, чтобы выразить, ибо чужеродно и непонятно. «А может быть, даже и этого не подумал — ведь нельзя же залезть в душу человеку и узнать все, что он ни думает». Вот гоголевская въедливость: ничего прямо не сказал, а обслюнявил, вокруг да около потрогал — много слов наговорил по поводу — и как сухая земля во рту осваивается через воду, так и этот чужеродный лубок (нога и усы) впущен в русский желудок и переварен, благодаря предварительному заключению в медоточивых устах чиновника-букваря и выходу через его мину, усмешку и хмыкающие слова
Но закончим анализ гоголевского Эроса. Если шинель — мужское начало, то когда Гоголь пишет, что «на стенах висели всё шинели да плащи, между которыми некоторые были даже с бобровыми воротниками или с бархатными отворотами», — это как выставка, витрина породистых кобелей с холеной растительностью — на зависть нашей дворняжке Акакию Акакиевичу
Ограбление шинели — это или акт изнасилования (недаром «увидел вдруг, что перед ним стоят почти перед носом» — т. е контакт вплотную, тела к телу, а это ужасно, голо — не то что через одежду, через стекло и на расстоянии витрины — словно сорвана девственная плева, фата), «какие-то люди с усами» (как француз с усами на витрине — мужское начало) — и недаром воткнули в него «приставил ему к самому рту (щель влагалища — Г Г) кулак, величиною в чиновничью голову»; либо как акт оскопления, кастрации, обрезания, — ибо срывают кровное, к телу приросшее — шинель (здесь шинель — женское) А может, это и акт и страх рожденья — память о нем, когда человек наг и гол выходит из утробы матери, лишается тыла, защищенной спины Срыванье шинели поэтому многоглагольно для нашего человеческого восприятия Еще к Эразму, Плюшкину, Скупому рыцарю и Петрушке кучеру Чичикова Здесь сладострастие от разного рода (присовокупления книги к книге, тряпья к хламу, монеты к монете, буквы к букве (удовольствие от самого процесса чтения у Петрушки) — все это соития, капли в реку
Дыхание и свобода
3 1 67 Рот с точки «зрения» воздуха еще рассмотрим Земля, вода через рот лишь входят, а для выхода имеют свои проходы — внизу Воздух через рот входит и выходит У воздуха тоже есть свой дубль отверстий, но он расположен еще выше рта. ноздри! (Газы, совместно с землей через задний проход выходящие, — это образ совместного житья атомов и пустоты: одно требует другого, и демокритова атомистическая теория — заднепроходна там ее точное место, там ее мироощущение локализовано) Итак, к (воз)духу имеют в нас отношение рот — как всеобщее средоточное отверстие, ноздри — через которые входит и выходит только воздух, а воды лишь истекают (сопли — загнивание, оземление воды, — как через задний проход — отработанные, обугленные газы), да частицы огнеземли! запахи, ароматы в воздухе (как цвета в свете) — входят, задний проход — только выходное отверстие; уши — только входное, воздух волнами (ветрами) вторгается — подает свое слово, посылает волну, сигнал
Но ухо — не эхо не дает отклика, а лишь внемлет, втягивает, внимает воздух Волна воздуха, внятая через ухо, растекается по голове, мозгу, в ритм сердца и дыхания, — и так переработана; свою же ответную волну состав человека испускает уже другимотверстием — рта Начинающееся поверх рта (единого) удвоение отверстий» две ноздри, два уха — это уже влияние сферы света- два глаза пленяют и ближайшую к свету стихию — воздух — распространяют на нее свой принцип стерео и множественность Так на лице у нас написан путь ото рта через ноздри, глаза и уши — к уму — путь от единого через двоицу (множественность двоиц) к всеединому Движение земли сквозь нас (от рта к заднему проходу) сохраняет строгую вертикаль- на стержень, кол тяготения мы насажены. Движение воды (от рта к каналам семени и мочи), начавшись вертикально, вытекает через наш краник в горизонталь мира, являя тем самым наше туловище как сообщающийся сосуд, стремящийся к слиянию, к социальной жизни с себе подобными Движение воздуха совершается в основном через верх (задний проход — это для воздуха, как аппендикс, слепая кишка, и собственно, там выходит не воздух открытый, а тот, что был в порах пищи, в пустотах земли, т. е. уже земляной дух, воздух в тенетах, плененный, как пузыри — капли воздуха в воде) — и ориентирует нас на верх мира и пространство вокруг нас Путь воздуха! засасывается в воронку рта или ноздрей из вокруг нас, превращается в горизонтальную струю, потом переламывается в вертикальную, спускается вниз (не действием тяжести, а свободой — пустотой легких засасывается), распространяется в шар — облако — туманность легких, расширяется, расширяет и вздымает, распирает грудь на крыльях вошедшего в нее пространства Значит, и с точки «зрения» воздуха мы выглядим как сосуд, кувшин с узким горлышком и большим пузом Но пузо воздуха в нас — это уже легкие, живот (жизнь) воздуха это в нас свобода, незаполненность, порожённость, т. е. открытость в мир, надежда и потенция — с нами еще что-то может быть Вдох прекращается отверстия рта и ноздрей как бы перекрываются клапанами, воздух, попавшийся как прекраснодушный карась на приманку свободы, — пленный, вспыхивает, кремируется, изнасилуется, и, когда уже все из него банда насильников земля и вода во главе с огнем — извлекла и выпотрошила, — мы испускаем дух воздух выпускается, выдавливается нажимом живота — диафрагмы и панически бежит, вторгаясь в своей опромети горизонтальной струёй — пассатом в воздушный океан Итак, через воздух и дыхание мы имеем идеи свободы, вечной потребности в ней, — и угнетения, насилия, притеснения (грудь стесняется), необходимого как раз для поддержания и возобновления священной опустошенности — свободы И обратно, наши идеальные представления о свободе каковы! Свобода — это там, где вольно дышится, а воля — это простор, пространство, она сопряжена с воздушным океаном, где без руля и без ветрил, где гуляют лишь ветер да я — все воздушные образы: не может свобода иметь земляного образа — это всегда пресс, угнетение, темница Вода являет для свободы лишь отрицательный образ — бегства ускользает, журчит, бежит, утекает наутек (Море — свободная стихия у Пушкина — не как масса воды, а 1. Значит, дух, из заполненности мира в нас входя, в нас ищет, оказывается, и находит свободу мы для духа — вечный приют свободы как безбрежность, открытый, но стесненный землей простор, — т е. то, что не в воде, а над водой: воздушный океан, а воды, волны свободны именно наверху — в пене, где причастны к пространству).
Через то, что воздух в нас входит и выходит сверху, мы и чуем, что наша родина — то, что совпадает с нашим верхом головой, ртом, глазом Если без земчи (пищи) живем днями, без воды — часами, то без дыхания (свободы) не можем и двух минут прожить. А расположена она, эта наша основная сущность, — вокруг и выше нас. мы ее из вокруг, с поверхности, захватываем, спускаем вертикально по трубе под воду и землю (в наш скафандр) и потом вверх и вширь возвращаем Да, через дыхание мы ощущаем себя, как водолаз, опущенный в толщу (воды, земли) и сообщающийся с поверхностью (жизнью) по гофрированной трубке с узкими отверстиями рта и ноздрей