Порок - Илья Райх

Евгений решился на дополнительные поиски. Зашел на кухню, его взгляд поймал на полу пустую бутылку дешевого красного вина чилийского производства. Следом открыл холодильник, на полке двери стояла початая бутылка вина той же марки. Нашел фужеры, пять штук, все они лежали перевернутыми около раковины, сушились на полотенце. Провел рукой внутри каждого фужера, ему показалось, что только у двух фужеров внутренние поверхности как-то отдают влажностью. Тарелки, которые сушились рядом, он исследовать не стал.

Переборов стыдливое чувство и брезгливость, он залез в помойный мешок, что находился в шкафу под раковиной. Вытащил его наружу из пластикового ведра и заглянул внутрь. Мусора практически не было. Вот оно! Он нашел использованный презерватив! Но радоваться находке или нет, он не знал. Его сдавливала ненависть, он был унижен, уничтожен…

Он зашел обратно в комнату, Татьяна крикнула ему через дверь ванны, что скоро выйдет. Евгений стоял на перепутье, ему хотелось уйти, но как объяснить свой уход? Надо просто тихо собраться и хлопнуть дверью, а презерватив демонстративно положить на кровать. «Да, с такой фурией унижение станет привычным делом», – думал он.

Пересилив себя, он остался, ведь джентльмены не имеют привычки копаться в помойных ведрах возлюбленных. Как влюбленный наивный мальчишка, он не мог поверить, что именно с юношей, встретившимся ему на пороге подъезда, Татьяна до его прихода совершила акт соития. И недавняя история в ночном клубе только подтверждала самые страшные его предположения. Он попытался отогнать от себя навязчивые рассуждения, но ничего не выходило: «Он никак не лучше, этот сопляк! Что у него есть, – только член… Дошел до ручки, что начал лазить по помойным ведрам, так меня никто не унижал», – эти мысли окончательно добили бы его, если бы из ванны не вышла Татьяна. Мысли осыпались с головы, как листья с деревьев в осеннее унынье, когда Татьяна, все в том же халате, предложила выпить вина и немного расслабиться перед телевизором. Переключая каналы, Татьяна наткнулась на фильм «Красотка». Она спросила Евгения, не будет ли он возражать, если они посмотрят фильм, который каждый знал наизусть. Евгений кивнул.

Он засомневался в своих догадках, и через полчаса его настроение уже было приподнятым. Они выпили вина, лежали ничком на кровати и смотрели фильм. Евгений вел себя сдержанно, как человек, дорожащий отношением возлюбленной, был почтителен и услужлив. При первой же необходимости говорил ей «Лежи, я сам принесу» – и бежал на кухню за очередной порцией лакомств. Время подходило к девяти часам вечера, Евгений нервничал и строил догадки, оставит ли его Татьяна на ночь. О чем он только мог мечтать! Как он желал оказаться на этой же постели, но только под пуховым одеялом и в объятиях возлюбленной. Неверность померкла и отошла на второй план. В надежде на возврат былого, он с легкостью расстался с деньгами и уже считал их безвозмездной материальной помощью, – ведь он никогда не примет обратно эти деньги.

Фильм закончился, Евгений и Татьяна охмелели, они выпили все привезенное им вино, съели все овощи, перепробовали весь сыр и окончательно насытились. Дальше было то, чего так боялся Евгений. Татьяна, выждав паузу, объявила Евгению, что ей завтра рано вставать, и будет лучше, если сегодня он поедет спать к себе домой.

Евгений не сопротивлялся, он быстро согласился с доводами Татьяны, лишь бы она была рядом, если не сегодня, то завтра, если не завтра, то послезавтра, если не послезавтра, то в следующей жизни. Не смея возразить, тихо оделся. Лицо Татьяны излучало благоговение, она действительно была непритворно рада видеть Евгения, но одновременно она по-прежнему выражала непокорность.

Они не поцеловались, Татьяна постаралась обойтись без поползновений, осознавая, как тяжело потом будет остановить мужчину. Евгений тоже сдержался, хотя и горел желанием, уже не помня в который раз за вечер. Причина – он боялся всего, на что Татьяна может отреагировать негативно, ему казалось, что услужливостью он подает сигнал возлюбленной, что он изменился и готов ради нее на все. Но нужно ли было это Татьяне, вот в чем вопрос! Впрочем, от трепетных ухаживаний женщины отказываются в самую последнюю очередь.

Автозак подъехал к психиатрической больнице. Автомобиль с арестантом так и не заехал на территорию лечебницы, простояв у ворот минут десять, он развернулся. Воинов не проявил беспокойства, когда понял, что его везут обратно. Когда время, потраченное на обратный путь, увеличилось вдвое, до него дошло, что его привезли в изолятор, что по улице Толстого.

Это было мрачное заведение, типичная тюрьма, где каждый арестант терялся в толпе себе подобных. Отсюда для многих начинался путь очищения, часть арестантов сидели после оглашения приговора суда, ожидая этапа, другая, наоборот – пребывала в ожидании заседаний Фемиды с надеждой на беспристрастный судебный процесс. О том, что в этом заведении, как сказали бы многие, обитают «отбросы общества», говорило многое: суровые лица надзирателей, мрачные фасады корпусов, хотя и покрашены они были в бело-серый цвет, решетки, напоминающие вьющуюся паутину, человеческие руки, торчащие из них. Да, мятежная обреченность объединяет завсегдатаев этого заведения, как и тех, кто попал сюда впервые.

Как только человек ступает ногой на холодный бетонный пол изолятора, первое, что он ощущает, это спертый запах – дух сотен тысяч, миллионов арестантов, прошедших через холодные камеры. Вонь испускает сам изолятор, его ядовитые сине-зеленые стены, обшарпанный пол, железные лестницы. Со временем даже самый брезгливый человек невольно привыкает ко всему, насквозь пропитывается атмосферой тюремной жизни и сам становится невольным носителем антисанитарии. К этому его подталкивают условия содержания.

Воинова поместили в камеру, где половина ее обитателей ожидали суда по тяжким преступлениям. В помещение, где от силы могло разместиться не более четырех человек, администрация впихнула восемь арестантов. В камере квадратной формы по углам, вдоль стены были расставлены двухъярусные нары, напротив интерьер был также скуден – один умывальник и одна «дальняга», которая, в отличие от изолятора на Шафиева, была открыта.

Впрочем, здесь было все не так и все по-другому. Единственное, что было позитивным, так это телевизор на большом металлическом столе по центру камеры, за которым заключенные принимали пищу, играли в нарды.

Но Воинову было не привыкать, он по жизни довольствовался малым, – что говорить, если у него дома следователи не обнаружили ни телевизора, ни аудиоприставки, ни телефона. Он стоял на пороге камеры с матрасом в руках, часть заключенных уставилась на него, внимательно осматривая, другая выразила полную апатию к новому сокамернику и продолжала заниматься незамысловатыми делами – кто-то смотрел телевизор, кто-то играл в нарды или читал газету. Те же развлечения, которыми злоупотребляют люди, находясь на свободе.

Воинов был готов к тому, что для него места в камере не найдется, спали на нарах по очереди – ночью те, кто имел статус в блатном мире, днем те, кто всю ночь томился в ожидании и без интереса был вынужден кемарить перед телевизором. Были и такие, кто лежал на матрасах на полу под нарами. Ничего не сказав присутствующим, он расстелил матрас на пороге камеры и уже было прилег, как вдруг к нему подкрался один сокамерник и прошепелявил:

– Братан, ты че лешишь? Вштавай, у нас швоих так не вштречают, так ведь, музики? – ему никто не ответил, но и никто не возразил.

Небольшого роста мужчина в черных брюках и майке без рукавов осторожно за руки поднял Воинова. Он, излучая почтение, подвел Воинова к нарам, которые были ближе к дверям камеры.

– Лозись, это мое мешто, пошпи, там узе ночь на швободе, – казалось, что у услужливого сокамерника дефект речи на все буквы русского алфавита. Воинов лег на нижний ярус, закрыл глаза, но не спал. Он отдавал себе отчет, что его нахождение здесь – это череда злосчастных событий, и не испытывал иллюзий на счет гостеприимства, готовясь к худшему.

Евгений поехал домой с двойным чувством. Он увидел Татьяну и безумно был рад, но с другой стороны его душила ненависть. Чем сильнее в нем просыпалось чувство любви, тем отчетливее перед ним представал образ юноши, покинувшего постель его возлюбленной перед его носом.

Чтобы подавить в себе душевную боль, он стал подшучивать над собой: «Да, произошла смена караула! Пост сдал, пост принял!». Но дальше тема злорадства над самим собою никуда не шла, как и сама Татьяна, которую кто-то невидимой силой удерживал в верхних строчках хит-парада под названием «Головные боли Евгения Романова».

Для того чтобы как-то отвлечься, Евгений включил магнитолу и поставил диск Eminem. Он никогда не был поклонником американского исполнителя, но последний альбом «Recovery» покорил его. Он не понимал английского языка, хотя и учил его в школе, но для него всегда важнее была музыка, а не слова. Евгению нравилась песня «Not Afraid», ее восторженный ритм, наполненный надеждой.