Ступени в вечность - Людмила Минич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я не держу людей против воли. Никогда. К утру буря стихнет до легкого ветра. Вот и пойдешь. А сегодня отдыхай. Наслаждайся теплом, мягкой постелью и хорошим угощением, прежде чем вернуться в свою клетку. Или в худшую. Уж не знаю, в каком тайном углу тебя будут прятать. Первым делом от меня, конечно. — Он ухмыльнулся. — И еще от множества людей. В Табале о тебе такие слухи ходят… — Он полюбовался ее растерянным видом, ничуть не изображая сочувствия. — В этот раз тебе повезло, но Раванге придется хорошо тебя охранять, чтобы подобного не случилось вновь. Или чего-нибудь почище.
А ведь он правду говорит. Опять вернуться в холодный каменный мешок и сидеть там взаперти… Да за какую вину?
— А что же мне делать? — тоненько протянула Маритха.
— Отдыхай, — повторил Ведатель. — А если до утра за тобой не явятся, то пойдешь сама.
— И ты меня отпустишь? Великий говорил, что я тебе нужна… — Маритха запнулась, не зная, что добавить.
— Мы заключили договор, но ты сама от него отказалась, выбрав Равангу.
— Но я потом тебя звала! И помощи просила!
Он встал, стремительно прошелся до самого угла и обратно. Повернулся. Девушке показалось, что колеблется не пламя свечей вслед его шагам, а воздух вокруг сгустился и задрожал. Казалось, Ведатель даже вырос.
— В Табале нет моей власти. Я здесь только гость. Таков договор. Я не могу его разрушить. Ты сама сделала выбор, в пустоши.
— Как это — нет власти… я не понимаю, — пролепетала девушка.
— В пустоши, в твоем Ашанкаре, где угодно, мы с Равангой равны перед Бессмертными, — холодно пояснил он. — В Табале же мои силы очень ограниченны, а его слишком велики. Необоримо. Это его место. Я не могу прямо ему противостоять. Не стоит даже пытаться. А ты теперь под его опекой. Сама его избрала.
— Велики… — пробормотала Маритха. — Необоримо… Как это так? Вот Такхур нисколечко его не боялся… Говорил…
— Я знаю, что он говорил, — оборвал Ведатель. — Зря говорил. По глупости, — отчеканил он. — И только эти стены отданы мне, — обвел он рукою комнату. — Лишь здесь я могу противостоять Раванге, женщина, и Бессмертные не встанут на его сторону. Запомни, если когда-нибудь вздумаешь просить защиты. А я уверен, ты будешь просить.
Девушке показалось, он еще вырос. Или стены сдвинулись?
— Но ты же пришел! Я звала, и ты пришел за мной!
Ведатель едко, колюче рассмеялся.
— В этот раз ты звала не меня. Но Великий оказался слеп. Я всего лишь воспользовался своим преимуществом — тем самым узелком на Нити, что так тебе ненавистен. — Он сделался прохладно-спокоен. — Но после того как ты вошла с Великим в Табалу, у меня нет права вмешиваться в твою судьбу против его воли.
— Так я же… они ж меня…
— И что из того? Твое похищение и мой договор с Равангой — те же узелки на огромной Нити мироздания. Те же слова в Великой Песне. Быть может, в ней пелось о том, что Маритхе суждено умереть этой ночью.
Маритха внезапно ослабла. Сердце, уже отошедшее от сегодняшнего приключения, снова заныло.
— Не скрою, женщина, для Раванги твоя смерть стала бы лучшим исходом. Ему не пришлось бы заботиться, раз так решили Бессмертные. И я бессилен был вмешаться, хоть для меня твоя потеря гораздо чувствительнее. Но вчера ты меня позвала. И не просто. Ты даже не представляешь, как звала. Это не я нарушил договор. Это ты дала мне силу.
Маритха хлопала глазами.
— Я… а что я…
— Ты слишком мало знаешь о мире, в котором живешь, чтобы понять меня, женщина.
Ведатель стал необычайно мягок. Даже задумчив.
Маритха никак не могла переварить сказанное.
— Моя смерть… для Великого… лучшим исходом… Да это глупость какая-то. Подлый навет! Великий, он не может хотеть… моей смерти! Он же… он же… он необыкновенный!
— Разве ты не слышала, что я сказал? — Он опять уселся рядом с Маритхой, так и не покинувшей своего места на полу. — Я не сказал «он хотел». Я сказал «стала бы лучшим исходом для него». Раванга не желает смерти никому, это правда. Но правда также и в том, что он не знает, что с тобою делать. И если бы Бессмертные озаботились тобою сами… Она облизала пересохшие губы.
— А ты… Для тебя моя смерть…
— Для меня она значит еще годы поисков. Многие, долгие. Поисков, быть может, бесплодных. — Он улыбнулся одними губами, сам снял кувшин с подноса, подал ей. — Мне не нужна твоя смерть, Маритха.
— А нельзя его вернуть, наш договор? — с надеждой спросила девушка, принимая у него и кувшин, и тяжелую широкую чашу.
— Ничего нельзя сделать таким, как было. Точь-в-точь. Но можно заключить иной.
— Почему другой? Чем тот был плохой? — насторожилась она.
— Тем, что время несется сквозь Нити, меняя все. Прежние условия ты отвергла, значит, у этого договора другие исходники. Я готов требовать от тебя больше за свою помощь, и ты… Ты теперь, быть может, тоже ждешь другой помощи. Другого желаешь.
Больше! Он готов требовать больше! Вот она, ловушка!
— Нет никакой ловушки.
Хозяин жилища небрежно раскинулся рядом на шкурах, наблюдая за борьбой Маритхи со своим голодом, то и дело устремлявшим ее взгляд к подносу.
— Когда я встретил тебя, ты знала намного меньше, чем сейчас. И это при том, что и сейчас ты не знаешь почти ничего. Тогда ты могла оказать мне услугу, даже не узнав об этом. Все, что тебе для этого было нужно, — это отправиться со мною на Ту Сторону в совершеннейшей безопасности и пройти той дорогой, что я укажу. Получила бы за это своего Игана. Если он тебе еще нужен. И все! Условия исполнены!
— Исполнены… — пробормотала Маритха. — Ты-то от меня намного больше хотел поживиться. А говорил: я щедрый!
— Я щедрый, женщина. В меру этого мира. Никто не сделает больше, чем обещал тебе Аркаи?с. Даже и того не сделает.
— Это еще кто? Ничего он мне не обещал! — взвилась девушка.
— Это я.
Он тихо смеялся, поглядывая на Маритху, сбитую с толку.
— Ты даже моего имени не спросила. Даже не подумала. Хочешь договариваться с незнакомцем?
— Будто бы мне легче станет от твоего имени, — пробормотала Маритха и, к удивлению, вдруг почувствовала облегчение. — Имя, это так, слово просто. А ты, как был незнакомец, так и есть.
— Это правда, — он хмыкнул.
Неожиданно легко она, наконец, решилась подтянуть к себе поднос и впилась зубами в тонкую сухую лепешку, политую чем-то густым, терпким и бодрящим.
— Я голодная, очень голодная, — спохватившись, принялась с набитым ртом оправдываться перед хозяином.
Он только кивнул. Еще бы, сам предлагал. А теперь, опершись на локоть, смотрел на нее, как на какую-то диковинку.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});