Кукла - Эд Макбейн

“Я не собирался убивать ее. Она очень радовалась, когда я пришел, все время смеялась и шутила, потому что воображала, что ей удалось соскочить с иглы.

Я сказал ей, что она просто дура и что у нее ничего из этого не выйдет.

Последний укол я сделал себе в три часа дня и голова у меня уже раскалывалась. Я сказал ей, что мне нужны деньги на новый укол, а она вдруг объявляет, что впредь вообще не желает иметь никакого дела ни со мною, ни с Петрис – так зовут эту девчонку, с которой я сейчас живу. Да она просто не имела права так вести себя со мной, да особенно в то время, когда мне так срочно нужна была доза. Она же видела, что я готов был на стену лезть от муки, а сама сидела спокойно и попивала свой чаек со льдом. Она заявила, что больше не хочет содержать меня и не собирается тратить больше половины своих заработков на героин для меня. Я сказал ей, что она обязана это делать. Я из-за нее провел четыре года за решеткой в Солидад, и все из-за этой сучки, а теперь я – что, не могу получить с нее за это! Она сказала, что покончила со мной и мне подобными. Она сказала, что теперь она завязала навсегда. “Понимаешь ты, – сказала она. – Я бросила все это”!

Я умру, да? Я... Я взял... Я взял нож с ее подноса. Я не собирался убивать ее, просто мне срочно нужен был укол, неужели она не видела и не понимала этого? Господи, мы ведь так хорошо проводили с ней время. Я ударил ее ножом. Я не знаю сколько ударов ножом я ей нанес.

Я должен умереть, да? Там еще картина упала со стены – это мне хорошо запомнилось... Я забрал все деньги, которые лежали в ее записной книжке, там было четыре бумажки по десять долларов. Я выбежал из ее комнаты и бросил там где-то нож. Наверное, где-то в холле. Я так думаю, но точно не помню. Я еще сообразил, что на лифте мне нельзя спускаться, это я еще сообразил очень здорово. Поэтому я сразу побежал наверх и через чердак выбрался на крышу, а потом перелез на крышу соседнего дома и уже из него вышел на улицу. Я тогда купил на эти сорок долларов двадцать пакетиков. А потом мы с Петрис здорово накачались. Да, было очень здорово...

До сегодняшнего дня я просто не знал, что Тинкин ребенок находился тогда в квартире, потому что только сегодня вечером Петрис случайно включила эту чертову говорящую куклу.

Если бы я тогда знал, что девочка сидит в соседней комнате, я, может быть, убил бы и ее”.

Фритц Шмидт так никогда и не подписал продиктованного им признания, потому что он умер ровно через семь минут после того, как сделавший запись полицейский принялся перепечатывать текст.

Лейтенант стоял в стороне, пока двое полицейских из отдела убийств проводили дознание Клинга. Они посоветовали ему воздержаться от всяких заявлений до приезда Бернса, а теперь, когда он наконец появился здесь, приступили к привычной процедуре. Казалось, что Клинг просто не может перестать плакать. Этим обстоятельством он приводил их в немалое смущение – подумать только, взрослый мужик, полицейский, что ни говори, а тут просто разревелся. Глядя на лицо Клинга, Бернс решил просто помолчать.

Полицейских из отдела убийств звали Карпентером и Колхауном. Они были очень похожи друг на друга. Бернс подумал, что он еще ни разу в жизни не встречал работающих парами полицейских из этого отдела, которые не выглядели бы как пара близнецов. А может, это, так сказать, марка этой их довольно необычной профессии, решил он. Время от времени он поглядывая на них, он вдруг понял, что никак не может запомнить, кто из них Карпентер, а кто – Колхаун. Даже голоса их звучали совершенно одинаково.

– Давайте начнем по порядку – ваше имя, фамилия, звание и номер жетона, – сказал Карпентер.

– Бертран Клинг, детектив третьего разряда, жетон номер 74579.

– Какого участка? – спросил Колхаун.

– Восемьдесят седьмой участок полиции, – он все еще продолжал всхлипывать, а слезы непрерывно катились по его щекам.

– Выражаясь технически, вы совершили убийство, Клинг.

– Но это убийство оправданное, – сказал Колхаун.

– Не влекущее за собой ответственности, – поправил его Карпентер.

– Оправданное, – повторил Колхаун. – Согласно статьи 1054 УК.

– Нет, неверно, – сказал Карпентер, – не влекущее ответственности, согласно статье 1055 УК. Убийство не влечет за собой ответственности, если оно совершено служителем властей в ходе производства ареста лица, которое совершило преступные действия и пытается после этого уйти от ответственности. Значит, не влекущее за собой ответственности.

– А совершала эта баба уголовное преступление? – спросил Колхаун.

– Да, – сказал Клинг. Он кивнул. Потом неловко попытался вытереть катящиеся по щекам слезы. – Да. Да, она совершала преступление. – Слезы продолжали катиться.

– Объясните это.

– Она... она стреляла в Кареллу. Она пыталась убить его.

– Вы сделали предупредительный выстрел?

– Нет. Она находилась спиной ко мне и она... она направляла пистолет на Кареллу, поэтому я выстрелил в ту же секунду, когда вошел в комнату. Я так думаю, что этим первым выстрелом я попал ей между лопаток.

– А что было потом?

Тыльной стороной ладони Клинг снова попытался вытереть глаза.

– А потом... потом она выстрелила снова, а я ногой ударил ее по руке, и пуля прошла мимо. А когда она... когда она приготовилась снова выстрелить в него, я, я...

– Ты убил ее, – закончил за него Карпентер спокойно.

– Это не влечет за собой ответственности, – сказал Колхаун.

– Совершенно верно, – согласился с ним Карпентер.

– А я именно это и говорил с самого начала, – сказал Колхаун.

– Она уже совершила преступление путем похищения и лишения свободы работника полиции, черт побери. А потом она еще дважды стреляла в него. Если это не считается уголовно наказуемым деянием, то я готов изжевать и проглотить все кодексы этого дурацкого штата.

– Тебе совсем не о чем беспокоиться.

– Но придется все-таки предстать перед судом присяжных. Дело это решит суд присяжных, Клинг. Тут твои права точно те же, что и у всех обычных граждан.

– И все-таки тебе нечего бояться, – сказал Колхаун.

– Она же хотела убить его, – просто сказал Клинг. Слезы его вдруг как-то сразу пропали. Он окинул полицейских из отдела убийств таким взглядом, будто впервые увидел их. – Я не мог допустить такое еще раз, – сказал он. – Только не повторить это снова.

Ни Карпентер, ни Колхаун не могли, конечно, сообразить, о чем это он, черт его побери, говорит. Понял это Бернс, но он не испытывал желания пускаться в разъяснения.

– Забудь обо всех расследованиях, про которые я говорил раньше, – сказал он, подойдя к нему. – Просто иди домой и постарайся хорошенько отдохнуть.

Теперь оба полицейских из отдела убийств не могли взять в толк, о чем это, черт его побери, говорит Бернс. Они обменялись многозначительными взглядами, почти одновременно пожали плечами и списали все на присущую восемьдесят седьмому участку эксцентричность.

– Ну ладно, – сказал Карпентер. – Я так полагаю, что нам тут больше нечего делать.

– Я тоже так думаю, – сказал Колхаун. Затем, увидев, что самообладание, кажется, наконец вернулось к Клингу, он решился легко похлопать его по плечу и пошутить. – Старайся все-таки не попадать в тюрьму, договорились?

Но ни Бернс, ни Клинг не улыбнулись в ответ. Колхаун и Карпентер неловко откашлялись и вышли из комнаты, так и не попрощавшись.

Она сидела в темноте больничной палаты и глядела на накаченного успокоительными лекарствами мужа, ожидая того момента, когда он наконец откроет глаза, все еще не решаясь окончательно поверить в то, что он жив, и одновременно моля бога о том, чтобы к нему вернулось здоровье.

Врачи пообещали ей безотлагательно начать лечение ее мужа. Ей объяснили, что очень трудно определить время, за которое у человека может появиться зависимость от наркотиков, главным образом из-за того, что героин, поступающий на рынок нелегальным путем, содержит в себе различные примеси, а это существенно влияет на продолжительность процесса возникновения зависимости. Правда, Карелла уже сказал им, что первый укол ему сделали в пятницу поздним вечером, а значит, воздействию наркотиков он подвергался чуть более трех суток. Они выразили мнение, что если Карелла никогда не пользовался наркотиками до этого, то это не так-то уж и страшно. Если брать качество поступающего наркотика в среднем, то возникновение зависимости наступает в ходе двух-трех недель и лишь после этого человек становится хроническим наркоманом. Во всяком случае они сразу же приступят к стимуляции процесса отвыкания и выразили уверенность в том, что лечение даст положительные и стойкие результаты. Они объяснили ей также, что в случае с Кареллой не наблюдается симптомов зависимости, характерных для настоящих наркоманов, тут они пустились в пространные объяснения того, какие бывают психические отклонения, говорили о том, что разные люди обладают разной сопротивляемостью организма, и только после этого один из врачей вдруг полушепотом спросил ее, не наблюдалось ли в прошлом, чтобы Карелла вдруг проявил интерес к наркотикам.