Наездник - Радик Соколов

На той стороне обнаружился он, только опять похудевший и помолодевший. Юноша лет пятнадцати с взлохмаченными мокрыми, но чистыми волосами, который, привыкая к собственной внешности, изучал отражение в зеркале. Волевое лицо с правильными чертами излучало спокойствие и уверенность человека, победившего смерть. Кожа, пусть бледная, гладкая и чистая. В зеленых глазах светится ум. Очень короткие, безобразно остриженные каштановые волосы не закрывают нахмуренного лба и ждут расческу. Шатов оторвал взгляд от зеркала и посмотрел на лежащую кучей одежду.

Одевать старый, пропахший синий халат совершенно не хотелось. Пришлось завернуться в мокрую простыню и искать благодетельницу. Слава богу, она была недалеко и в завершение радостей ему достался свежевыстиранная байковая больничная пижама на голое тело, которую, правда, утром надо было сдать. Нет, теперь совсем не хотелось возвращаться обратно на продавленную кровать с прописанным матрацем. Баба Клава, многоопытная санитарка, была настолько поражена его появлению в коридоре, что сравнила его с возвращением с того света.

— Ты, милок, должен теперь свечку поставить за дивное исцеление.

— Так и сделаю, только вот сил наберусь. Мне бы только поесть, глядишь, пойду на поправку. — Инстинкты, временно подавленные брезгливостью стали давать знать о себе. Очень хотелось есть. Единственное, что оставалось — умолять свою спасительницу.

— Сейчас что-нибудь придумаем. — Наплевав на распорядок и бормоча о чуде, сердобольная Клава накормила его холодной безвкусной пшённой кашей.

— Спасибо. — Даже несмотря на голод сваренная на воде переваренная каша показалась противной, но он съел всю тарелку. Желудок больше не тревожил, наоборот, в животе все успокоилось.

— Больше тебе нельзя, милок. Сытость потом придет. Ты вот лучше посиди здесь, в уголке.

— Благодарю, Вы просто спасли меня.

— Может быть, ведь никогда не знаешь, что лучше для человека. Иди спать. Тебе сейчас надо просто полежать, отдохнуть, дать пище прижиться, — санитарка запнулась и продолжила — Дай тебе бог здоровья.

— Спасибо Вам за заботу.

— У меня сын давно, в прошлой жизни так и не выздоровел, — Клава погрузилась в свои мысли и перестала слушать собеседника. — Сейчас все в минувшем, даже страх. — уйдя в себя, санитарка замолчала, лишь иногда произнося внешне не связанные фразы. — Одна осталась. Никого, только работа. Отдыхай, еще побалакаем.

Сытость действительно вскоре пришла, даже возникло ощущение переполненного живота. Хорошо было просто сидеть и радоваться способности свободно дышать и не ощущать боли. Где-то далеко шевелились несвоевременные мысли — куда он попал? Что делать, как жить? Паниковать не было сил. Окружающий мир стал воспринимался через мутное стекло слабости. Пусть пока все идет своим чередом, со временем проясниться.

Внезапно стало плохо. Сердце стало работать с перебоями, а потом затрепыхалось. Дыхание сбилось, не было сил вдохнуть. Умирать совершенно не хотелось. Живо представилось как его чистое, только что помытое тело небрежно швырнут на стол в прозекторской, а потом к нему подойдет обязательно пьяный патологоанатом с длинным острым ножом. Неимоверным усилием сжавшись и напрягая все мышцы тело справилось с неожиданно оказавшейся рядом смертью. Потом наступил провал. Едва придя в себя, он услышал:

— Вот, все-таки перекормила. Не надо было давать целую тарелку. Пожалела называется, отдала свою порцию, чуть не угробила паренька. — Клава довела страдальца до светлой комнаты окрашенной в белый цвет. — Давай-ка полежи тут на кушетке. Все равно процедурной не будет до понедельника. Здесь хоть воздух почище. Давай я сюда тебе белье принесу, да и халат не помешает. Молоденький ведь совсем, замерзнешь. Тебе бы еще в игрушки играть. Дома посмотрю, может карандаши остались.

Следующее пробуждение было уже совершенно другим. Организм переломил заболевание и кризис миновал. Накормленное мерзкой кашей тело семимильными шагами пошло на поправку. Только в голове еще оставался ватный туман. Мысли возникали спонтанно, без всякой связи с окружающим. Он подсознательно почувствовал, что для дальнейшего исцеления требуется движение и продолжение попыток связно мыслить или вспомнить стихи и песни, которых он знал множество или представлять увиденные картины, а может родные лица. Пусть потихоньку медленно, но походить, подвигаться, осмотреться. Сумбур в голове сменился четким решением встать и идти, неважно куда.

Широкий коридор оказался заставлен койками, которые вчера он просто не заметил. К счастью почти все они пустовали. В самом углу притулилась старая ржавая каталка, сломанные тумбочки без дверок одна на другой прятались в оставшемся свободном пространстве между дверьми.

Тихонечко, держась за спинки кроватей, продвигался он по направлению двери в торце, читая надписи на дверях. Некоторые из них вызывали приятные ассоциации. Автоклавная, сестринская, учебный класс. Ординаторская. Надо подойти и постучаться. По крайней мере скажут от чего его тут пытались лечить.

— Эй, парень, ты куда намылился? Остановил перед самой дверью грозный оклик.

— К доктору. Хочу поговорить о своем состоянии. — Павлик оперся рукой о стену.

— Он занят. Голос доносился будто со всех сторон сразу.

— Мне стало хуже. — Приврал Павел, пытаясь отыскать говорившего.

— Мне плевать. Хоть сдохни. Я Санитар, и никого сюда не пущу, — мужчина приблизил сильно помятое лицо с низким лбом. В вырез распахнутого, пропахшего потом халата синели непонятные наколки, а на пальцах — многочисленные перстни. Изо рта пахнуло гнилью окончательно испортившихся зубов. — Иди отсюда шкет, пока я не рассердился.

Санитар равнодушно посмотрел в спину удаляющегося мальчишки и опять лег на кровать, расположенную как раз напротив входа в ординаторскую. Как его достали эти ходоки. То больные, то родственники. И ведь не всякого отгонишь. Так и норовят помешать доктору заниматься важным делом подумал сторож, прикрывая воспаленные глаза.

Дальше по коридору обнаружился выход на лестницу. Еще плотнее укутавшись в новый халат, выданный в нарушение всех правил, Павел рискнул отправиться в исследовательскую экспедицию. Избежать грубого физического воздействия можно было лишь ретировавшись. Вступать в диалог не было никакого смысла. Доводом в этом споре могла быть только сила, которой как раз пока не было. Он даже двигался соблюдая осторожность.

По лестнице вверх и вниз сновали люди в мятых, халатах различной степени чистоты. Не понятно, кто они: то ли работники, то ли выздоравливающие. Дым стоял столбом. Вся лестница представляла собой импровизированную курилку. Пол был грязен и заплеван. Радовало только, что курильщики располагаясь выше и путь вниз был пуст. Неожиданно он столкнулся с Клавой, поднимающейся наверх.