Алиби с того света - Алексей Макеев

– К вечеру я вам представлю несколько человек, через которых информация могла попасть в камеру.

– Так легко? – удивился Гуров. – А если заказ туда угодил какими-то иными способами?

– Записка в хлебе? – с усмешкой спросил оперативник. – Или нитка с грузиком через окно? Такой возможности у них нет. Я эти фокусы знаю. Я даже сейчас вам сказал бы, что это мог сделать кто-то из двух наших сотрудников, но боюсь ошибиться.

– Если вы подозреваете человека, то почему он до сих пор работает у вас? – спросил Портнов. – Это же ваш товарищ, коллега.

– В семье не без урода, – огрызнулся оперативник. – И потом, у меня только оперативные сведения, а не доказательная база. Получу факты, буду принимать меры.

Гуров настоял, чтобы разговор с Егорычевым, раз уж тот чувствует себя относительно нормально, произошел не в палате, а в отдельной комнате. Для этого им предоставили ординаторскую. Через пару минут оперативник привел туда подследственного.

Да, Егорычеву досталось! Левая сторона его физиономии заплыла, из-под плотной повязки виднелась приличная гематома. Грудь под больничным халатом была плотно перетянута бинтами, как и кисти обеих рук, видимо, из-за разбитых в кровь костяшек пальцев. Егорычев смотрел зло, даже как-то затравленно, то и дело слегка оскаливался и выставлял напоказ отколотый клык. Его щеки казались не просто впалыми, а с усилием втянутыми внутрь. Как будто этот человек старательно изображал из себя доходягу.

Кажется, он еще не отошел от событий этой ночи, по-прежнему ощущал на себе дыхание смерти. А ведь она чуть-чуть до него не добралась. Гуров хорошо знал, как делаются такие вещи. Наваливаются двое-трое, один вставляет в ухо шило или гвоздь. Потом короткий удар, и сталь проникает в мозг. Быстро, эффективно и чисто. Никакой кровищи по всей камере, как это бывает после поножовщины.

«А не пытались ли Егорычева просто напугать таким вот образом? – подумал Лев Иванович. – Странно, что покушение не удалось. С другой стороны, не таков этот Егорычев, чтобы его можно было легко напугать. В уголовном мире он по иерархии имеет право сидеть рядом со смотрящим. Правда, в их среде потерять высокий статус так же легко, как пуговицу в толчее метро. А потом гвоздь в ухо!»

– Здравствуй, Валера! – Гуров улыбнулся, разглядывая Егорычева. – Слышишь? Я же здоровья тебе желаю, не хочу, чтобы ты раньше времени скончался. Как самочувствие?

– Да пошли вы… – хрипло и беззлобно выдохнул уголовник. – Ваши штучки? Кто ко мне упырей подослал?

– Помилуй, Валера! – Гуров всплеснул руками. – На кой ляд нам это? Тебя запугивать? Ты что, шавка подзаборная, шестерка уголовная? Нет, Валера, мы можем с тобой бороться только с помощью закона, доказательств твоей преступной деятельности, в том числе и нескольких убийств. С тобой разговаривать, убеждать тебя бесполезно. Ты же имеешь две серьезные ходки.

– Тогда чего же из постели вытащили?

– Хочу посмотреть на тебя, понять, в каком ты состоянии. Узнать, кому понадобилось тебя убивать. Как ни крути, а даже камеры СИЗО – это территория государства. Чинить беззаконие там никому не позволено. В отношении тебя совершено противоправное действие, возможно, что и попытка убийства. Виновных надо наказать, организатора выявить и тоже привлечь к ответственности. Лет пять добавить к сроку, который ему суд за все прочее выпишет.

Егорычев облизнул сухие губы и промолчал. Он пребывал в явном замешательстве. Этот тип готовился к тому, что его будут раскручивать на признание в совершении конкретных преступлений, и вдруг оказался в непривычной для себя роли простого терпилы. В смысле потерпевшего, как их называют уголовники. К этому он был совсем не готов.

– Кто тебя хочет убить, Горя? – спросил Портнов.

– Не знаю, – ответил Егорычев. – Сам бы хотел узнать, какая сука…

– Подумай, Егорычев, поразмысли, – со вздохом проговорил Гуров. – Вопрос ведь стоит о твоей жизни. Мы тебе не сотрудничество предлагаем, а защиту. Хотим, чтобы ты живым до суда добрался.

– О чем ты? – Уголовник ехидно скривился. – Какой суд, начальник? Ты мне что предъявишь?

– Я? Ничего. Предъявлять будет следователь, – строго ответил Гуров. – А вот хамить мне не надо. Я привык к тому, что ко мне обращаются на «вы» или «господин полковник». Для тебя приемлемо «гражданин полковник».

Егорычев вдруг внимательно посмотрел на человека, разговаривавшего с ним, пожевал губами, явно что-то вспоминая, потом заявил:

– Вы полковник Гуров. Братва про вас терла, вы в МУРе раньше работали.

– Слава – великая вещь, – с довольным видом сказал Гуров, обвел ироничным взглядом своих коллег, а затем снова обратился к Егорычеву: – Ну, раз ты обо мне слышал, Валера, тогда давай говорить начистоту. Твои братки, которых ты слушаешь, наверняка тебе рассказали, что Гуров не врет даже вам. Всю жизнь я с вами воевал, сажал вас, но до вранья даже вам не опускался, всегда оставался честным человеком.

– Это да, – сказал Егорычев. – Все знают, что Гуров слово держит.

– Ну и славно, – проговорил Лев Иванович. – Значит, так, Горя! Следователю есть что тебе предъявить. Один доказанный труп можно гарантировать. С учетом преднамеренности убийства, предварительной подготовки, группового исполнения и предыдущих твоих отсидок в глазах судьи это тебе обойдется лет в двенадцать строгача.

– Пусть сначала предъявит, – уныло ответил Егорычев.

– Опять ты за свое, – недовольно проговорил Гуров. – Я врать не люблю. Я сказал, значит, так и есть. Теперь слушай дальше. Кончить тебя могут по двум причинам. Либо ты в прошлом кому-то из авторитетных людей дорогу перешел, либо в таких делах замешан, что просто опасно оставлять тебя в живых, раз уж попался в руки полиции. Я склоняюсь ко второму, а ты?

Егорычев промолчал, хотя было видно, что он лихорадочно размышляет. Этот человек дураком ни разу не был. Он слыл хорошим организатором, иначе не поднялся бы по уголовной иерархической лестнице до своего уровня. Другое дело, что ум у него был какой-то извращенный.

– Понятно! – заявил Гуров. – Согласись ты сейчас со мной вслух, и это можно было бы расценить как признание того факта, что на тебе несколько трупов висят. Со стороны это выглядит весьма странно, но мы хотим спасти твою жизнь, помочь тебе избежать смерти. Правда, для того, чтобы тебя осудили пожизненно. Ты уж выбирай, что тебе ближе.

– Чего это? – вяло, даже как-то машинально возразил Егорычев. – Может, и обойдется?..

– Не обойдется, – пообещал Гуров. – Уж я-то знаю, о чем говорю. Но я дам тебе подумать об этом денек, может, даже два. А сейчас скажи, кто именно из сокамерников хотел тебя убить?

– Ну, тогда мне совсем кранты.

– Да ладно. – Гуров усмехнулся, встал со стула и потянулся. – Даже в вашем извращенном дурацком мире разрешается защищаться. Никто тебя не осудит за это.

Егорычев отрицательно покачал головой. Странно было видеть этого сильного, некогда уверенного в себе человека в состоянии если и не подавленности, то глубокого потрясения и угрюмой задумчивости. Конечно, он не ожидал от своих удара в спину. Точнее, в ухо!

Уголовника увели. Майор Портнов ушел по делам. Гуров с местным оперативником и Олегом отправились побеседовать с людьми из камеры, в которой сидел Егорычев.

– Я бы посоветовал поговорить с теми, кто разнимал, фактически спас Егорычева, – предложил опер. – С уголовниками, мне кажется, беседовать сейчас бесполезно.

– А мы и не будем с ними общаться. Кто там самый авторитетный, за камерой смотрит?

– Боря Самарский. – Опер даже сплюнул и заявил: – Жаба подлая. Ему даже свои не верят.

Камера для допросов пахла моющими средствами. Выяснилось, что совсем недавно там учинил буйство один из подследственных. Его пришлось усмирять, но он успел разбить себе лицо о каменный пол.

Такого рода выходки были Гурову знакомы. Уголовники пытались показать себя невменяемыми, протянуть время со всякими экспертизами и обследованиями. Иногда таким вот образом они пытались доказать, что их били, пытали, выколачивали показания. Опять тянется время, проводятся экспертизы, всякие проверки. Иногда братки так просто «развлекаются». Надо доказать своим дружкам, что ты не лыком шит, можешь насолить ментам, не сдался, не стал давать показания, а остался верен воровскому братству.

Первым в камеру привели некоего Кожевникова. Крепкий широкоплечий мужик с волосатой грудью угрюмо обвел взглядом присутствующих, тихо сказал «здрасте» и уселся на стул, который по его габаритам был маловат. Ему было где-то лет сорок пять. Он угодил под следствие по факту нанесения тяжких телесных повреждений. Если попросту, то пьяные мужики подрались на чужой свадьбе. Этот здоровяк двоих покалечил. Раскаивался ли он? Наверное, не мог гарантировать, что снова не поломает кого-нибудь, если ему в рот попадет хоть капля алкоголя.

– Кожевников, расскажите, что случилось этой ночью, – заявил Гуров.