Звездоплаватели - Георгий Мартынов

Когда рассветет, он подробно все осмотрит.

Голод все сильнее давал себя знать, но Камов решил, что отправится к американскому кораблю только после того, как выяснит все интересующие его вопросы. Кто знает? Может быть, опять промчится песчаный ураган и уничтожит все следы отлета.

Он очень устал и решил, что самое лучшее - это заснуть до наступления дня.

Он проспал восход солнца. Измученный организм предъявил свои права, и Камов проснулся около полудня.

Осмотр занял два часа.

Огонь выжег длинную просеку, на которой совершенно исчезли даже следы растений. По сторонам стояли оголенные стволы, обожженные и почерневшие. На том месте, где был звездолет и где, следовательно, с наибольшей силой действовал огненный ураган, сдвигая с места тяжелую машину, песок частично расплавился, превратившись в бурое стекло. Колеса вырыли глубокие колеи.

Камов аккуратно записал все результаты своих наблюдений и выводы из них. Теперь можно было отправляться за продуктами.

Голод становился мучительным. Последний раз он ел вчера утром, а с тех пор на его долю выпало много потрясений. Камов решил найти звездолет Хепгуда, взять из него необходимое количество воды и продуктов питания, а затем вернуться обратно к обелиску.

О том, что можно гораздо удобнее устроиться на американском корабле, он не хотел думать. Он будет жить свои последние дни здесь…

Следы гусениц исчезли: они были начисто стерты песком и ветром.

Камов направил машину прямо на запад.

Там, пройдя сто пятьдесят километров он будет искать звездолет. Он помнил, что во время первой экспедиции они с Пайчадзе все время держали направление строго на запад и не отклонялись в сторону.

Очень счастливое обстоятельство! Не будь его, задача найти маленький корабль среди бесконечной пустыни была бы безнадежна.

Единственный ориентир на пути - "болото" - находился в пятидесяти километрах; пройдя это расстояние, Камов убедился, что направление было взято правильно. Он легко узнал памятное место, достигнуть которого так торопились они с Мельниковым. Дальше вездеход пошел быстрее.

Когда счетчик показал, что пройдено сто пятьдесят километров, Камов остановил машину и, выйдя из нее взобрался на крышу.

Американского звездолета нигде не было видно.

Камов понял, что уклонился от прежнего пути. Но насколько?

На этот вопрос трудно было ответить. Подумав, он решил повернуть под прямым углом направо и пойти в этом направлении десять километров. Если корабль не будет обнаружен, то он вернется по следу обратно и повторит такой же маневр влево. Если и в этой стороне он не найдет звездолета, то будет искать его, совершая на местности все более и более широкие круги.

Вернуться, не найдя корабля, - значило обречь себя на смерть от голода. Камов был уверен, что отклониться намного он не мог. Цель находилась где-то недалеко.

И действительно, пройдя около восьми километров, он увидел с левой стороны песчаный холм. В первую секунду ему показалось, что он опять наткнулся на скалы, но, приглядевшись, узнал звездолет, возле которого буря, встретив препятствие, нанесла целую гору песка.

Входная дверь оказалась скрытой под этой горой, и Камов затратил не меньше трех часов, пока добрался до нее. Хорошо еще, что в вездеходе остались лежать лопаты, которые они брали для похорон останков Хепгуда. Без лопат ему пришлось бы раскапывать песок руками.

В третий раз он вошел внутрь американского корабля. В первый раз он был тут с Пайчадзе и Бейсоном. Второй раз с ним был Мельников, сейчас он был один.

Возле пульта управления лежал плотный конверт, который он сам положил туда. В нем акт о гибели командира этого корабля.

"Как странно сложилась судьба! - подумал Камов. - Оба звездолета потеряли на Марсе своих конструкторов".

Он сразу нашел алюминиевый ящик, в котором лежали продукты, и поразился бедности его содержимого: банки свиных консервов, консервированных фруктов, коробки с сахаром, сухарями и печеньем. Больше ничего не было.

Пили же что-нибудь американцы? Где-нибудь должна быть хотя бы вода. Теперь Камова, больше чем голод, мучила жажда, и он стал искать, все больше удивляясь хаотическому нагромождению резервуаров, баллонов, ящиков и различных сосудов, среди которых было трудно повернуться.

В большом алюминиевом баллоне он нашел воду. Она резко пахла металлом и, как показалось Камову, резиной. От баллона шли гибкие трубки к двум продолговатой формы ящикам, похожим на гробы. Вода явно предназначалась не для питья.

Наконец он нашел несколько баллонов с апельсиновым соком. "Ну, что ж! Это не так плохо!" - решил он.

Утолив голод и жажду, Камов занялся поисками бумаги. Ее нигде не было.

"Хепгуд был ученым, - думал Камов. - Он должен был вести наблюдения и записывать их. Тетради с его записями должны быть".

Возле пульта управления лежал большой чемодан желтой кожи. Его замки были заперты. Ключа не было.

"Это чемодан Хепгуда. Очевидно, в нем лежат его записи. Неприятно, но придется вскрыть замки. Другого выхода нет".

Чтобы не тратить времени на поиски, Камов сходил к вездеходу и принес оттуда необходимый инструмент. Замки были крепкие, и он довольно долго возился с ними.

Но вот чемодан открыт.

Две толстые тетради лежали сверху. Бегло просмотрев, Камов отложил их в сторону. Они были заполнены записями астрономических наблюдении. Несколько смен белья, флаконы с одеколоном, бритвенный прибор. Бумаги или хотя бы чистых тетрадей не было. На самом дне чемодана он нашел кожаный портфель и связку каких-то чертежей.

Камов открыл портфель. В нем лежали мелко исписанные листки бумаги. Даже беглого взгляда было достаточно, чтобы понять, что это такое.

Чувствуя, как от внезапного мучительного волнения у него захватило дыхание, Камов схватил связку и развернул ее.

О, если бы он знал!.. Если бы сразу направился сюда! То, что находилось перед его глазами, могло бы спасти его.

Перед ним лежал проект американского звездолета.

Как он оказался здесь? Зачем Хепгуд взял его с собой?

Очевидно, затем, чтобы в случае гибели никто не смог воспользоваться его трудом, невероятно, но другого объяснения не было.

Какая злая насмешка судьбы - эта находка, которая совершенно бесполезна для него! Слишком много потеряно времени…

Камов машинально просматривал записи Хепгуда, с бессознательной надеждой отыскивая цифру скорости корабля.

"29,5 км, в сек".

– А Земля движется со скоростью двадцать девять и семьдесят шесть сотых, - громко сказал он.

Листки выпали из его рук. Слишком поздно!

Лишний километр в секунду не мог компенсировать потерянного времени. Он давал возможность сэкономить только тридцать часов, а для детального ознакомления со звездолетом оставшихся в распоряжении Камова трех часов было явно недостаточно.

Искра надежды мелькнула и погасла. Снова неумолимая смерть близко подступила к человеку, находящемуся в полном одиночестве на просторах чужой планеты. Несколько минут он просидел неподвижно, ни о чем не думая, потом встал и бережно собрал рассыпавшиеся листки.

Приступ отчаяния миновал. Закаленная воля помогла справиться с ним, и Камов уже спокойно стал читать записи Хепгуда. Его интересовал чисто технический вопрос: каким образом американский конструктор сумел добиться большей скорости, чем он. Двадцать восемь с половиной километров в секунду Камов считал, при современном состоянии техники, пределом. Хепгуд писал мелким, но отчетливым почерком, и Камов хорошо знал английский язык. Тщательно выполненные чертежи дополняли сухой математический текст. Личный опыт конструктора помогал разбираться в деталях.

Будь на месте Камова даже Белопольский, то, несмотря на весь его математический ум, он спасовал бы. Нужно было самому быть конструктором звездолетов, чтобы понять смысл кратких формул, не снабженных никакими пояснениями: Хепгуд писал для себя.

Около двух часов Камов внимательно изучал проект. Углубившись в мир техники, он совершенно забыл о своем отчаянном положении. Время перестало существовать для него. Внезапно он вздрогнул и впился глазами в короткую формулу, которая вдруг разрослась, заслонив собой все, что он читал до сих пор.

Ну конечно! Как он мог забыть об этом? Как мог хоть на секунду допустить мысль, что американец добился того, что не мог добиться советский инженер! Таким способом, какой применил Хепгуд, он Камов, мог довести скорость своего корабля до семидесяти километров в секунду. Но советскому человеку такая вещь не могла прийти в голову. Пятьдесят метров! Ускорение, в пять раз превышающее нормальный вес! Как мог Хепгуд пойти на это?! Обречь себя и своего спутника на десять минут такого испытания значило нанести непоправимый вред здоровью. Даже при желании Камов не мог бы поступить таким образом, так как правительственная комиссия никогда не разрешила бы ему построить подобный корабль.