Читай не хочу. Что мешает ребенку полюбить книги - Римма Вадимовна Раппопорт

в этом проблемы. Свою книгу я воспринимаю как камерный разговор с читателем наедине и не думала, что школы ею заинтересуются.

Учитывая огромный список обязательной литературы, я просто восхищаюсь учителями, которые выбирают для своего класса еще и современные тексты. Но тут важно, могут ли они построить вокруг этих текстов интересную для учеников деятельность: дискуссию, дебаты, игру, проект. Например, семиклассники московской гимназии № 1514 сделали альбом с цитатами из «Голоса», со своими рисунками, коллажами, эссе и стихами, возникшими после прочтения. И подарили мне на встрече. Встреча у нас тоже получилась увлекательная, настоящая дискуссия, дети очень глубоко прочитали книгу, увидели даже такие связи, которые я не закладывала, ну разве что подсознательно. Именно такой подход, как мне кажется, раскрывает чтение как удовольствие, поиск, исследование, повод для разговора с другими.

Но есть и другой кейс, когда школьники писали мне во вконтакте, что им задали прочитать «Голос» и написать краткое содержание, поэтому они просили меня рассказать, «в чем главный смысл книги». В школе все по-прежнему зависит от учителя. Повезет – не повезет. Если бы мою книгу сейчас включили в школьную программу, я бы испугалась, что многие учителя будут с ней вот так скучно работать и для школьников в этом не будет никакой радости и открытия.

Для меня нет конкуренции между современными книгами и «классическим советским набором авторов». Мне кажется, у каждого человека и у каждого поколения – свои знаковые тексты, свой канон, который формируется отчасти стихийно. Современные подростки не читали «Трех мушкетеров», но читали «Цветы для Элджернона», «Голодные игры» и «Виноваты звезды». При этом «О дивный новый мир», «Трудно быть богом» и «Мастер и Маргарита» по-прежнему в тренде. Это живой процесс, за которым интересно наблюдать. Так что я за свободный выбор в чтении и нечтении.

Если мы говорим о школьной программе, то я понимаю учителей, которые чтут традиции и хотят работать по четкому списку проверенной классики. Новые книги еще надо найти, прочитать, выбрать. И методичек по ним нет. Но мне хочется, чтобы дали больше свободы учителям, которые хотят работать с современными текстами. Например, как в европейских школах: обязательного списка нет, учитель может сам выбирать тексты для своего класса, а если он не готов выбирать, то есть самые разные рекомендательные списки, программы, гайды по чтению. В начальной школе у нас ведь нет обязательного списка и учителя как-то справляются. Я вижу, что многие дети из началки читать любят, а вот среди подростков увлеченных читателей уже меньше. Мне кажется, это связанные вещи.

Если цель литературы в школе – научить читать и интерпретировать текст, показать разные литературные жанры и формы, то я не вижу причин ограничиваться классикой. Ведь язык обновляется, меняется ритм повествования, вечные темы раскрываются на новых, более близких современным людям примерах, появляются и новые вопросы, требующие осмысления. Но пока что, по моим ощущениям, цель урока литературы в школе – заставить детей прочитать определенный корпус классических текстов, большинство из которых им не по возрасту. Мне кажется, среди взрослых людей единицы тех, кто в школе прочел все книжки по программе и вспоминает об этом опыте с удовольствием и благодарностью.

Андрей Жвалевский и Евгения Пастернак

Сейчас очень много стонов на тему «Ах, дети и подростки не читают». Когда объясняешь, что это, мягко говоря, неправда, в последние годы дети (особенно младшие школьники) стали читать больше, стон меняет тональность на «Они читают всякую ерунду! А как же классика?». И затем следуют рассуждения про «плохую» современную литературу для детей. И про то, что она в подметки не годится классическим текстам.

Даже не знаем, с чего тут начать… Во-первых, никакого чемпионата мира по литературе не существует. Невозможно объективно сравнивать Гоголя и Веркина. Или Ершова с Настей Орловой. Нет критериев. Во всяком случае сами писатели (в большинстве своем) в этом перетягивании каната не участвуют. Просто пишут в меру своего таланта и добросовестности.

Во-вторых, «классической детской литературы» почти нет. «Детство. Отрочество. Юность», «Детство Никиты», «Детские годы Багрова-внука», рассказы Льва Толстого… Все. То, что «Евгения Онегина» или «Муму» изучают в школе, никак не делает их детскими или хотя бы подростковыми текстами. А «Мертвые души» или «Преступление и наказание» не всякий современный взрослый осилит. Так что чисто количественно современные детские и подростковые книги покрывают классику «как бык овцу» (© Михаил Жванецкий).

В-третьих и в-главных, современные книги не только не мешают понять классические тексты – они помогают добраться до классики. Можно ведь не бросать ребенка в омут «Муму» (жуткое испытание для пятиклассника), не мучить школьников ребусами из Фонвизина, а начать с более простого и близкого, с рассказов про парней со смартфонами и девчонок с инстой. А потом, доказав, что читать – это весело и важно, добраться до более сложных текстов.

Потому что, как нам кажется, литература в школе нужна как полигон для осознания чувств, для разговора об эмоциях. И герой на скейте Нины Дашевской гораздо ближе по эмоциям, чем Ванька Жуков, страдания которого нужно еще объяснить. Проблемы героев Виктории Ледерман быстрее найдут отклик у современных пятиклассников, чем проблемы Дениски – при том, что «Денискины рассказы» великолепны и до сих пор прекрасно читаются. И со временем, уяснив, что «книжки – это про меня», человек сможет уловить, что и «Евгений Онегин» – это тоже «про меня».

Словом, нет никакого противостояния современной и классической литературы. Оно существует только в головах людей, которым лень или страшно читать книги, написанные после 1950-го. Если учителя рискнут и одним глазком заглянут в тексты Марии Ботевой, Алексея Олейникова, Кристины Стрельниковой, Светланы Лавровой, Дмитрия Сиротина, Анны Игнатовой, Евгении Басовой… нет, всех тут не перечислишь, простите, коллеги.

Если учителя поверят, что современная детская или подростковая книга может дать повод для разговора о важном, у них в руках окажется отличный инструмент. Им можно построить мостик между интересным и важным – и доказать, что важное может быть интересным, а интересное – важным.

Чего хотят дети?

Почему мы не слышим детей?

Что самое страшное в дискуссии о детском чтении? По-моему, тотальное выключение из этих разговоров самих детей. Мы всегда говорим о них и почти никогда не говорим с ними.

Однажды я участвовала в обсуждении педагогической конференции, посвященной проблеме чтения в школе. Мы с коллегами думали, как лучше организовать мероприятие, каких спикеров позвать, кому требуется слово в пленарной части, а с кого хватит и короткого выступления во