В дебрях Африки - Генри Стенли

На другой день некоторые из фуражиров северного берега вернулись ни с чем. Они нашли там такую же бесплодную глушь, какая была у нас на южном берегу. "Иншаллах! — говорили они. — Найдем пищи, если не завтра, то послезавтра".

Утром я проглотил последнее зернышко своей кукурузы, последнюю порцию твердой пищи, какая еще оставалась у нас, и в полдень надо было хоть чем-нибудь утолить жестокие схватки пустого желудка. Один из старшин, Уади-Хамис, принес мне листьев батата: их столкли и сварили. Это было довольно вкусно, но не сытно, и желудок мой не успокоился. Тогда один из занзибарцев с гордой радостью, бедняга, принес мне дюжину плодов, цветом и величиной сходных с наилучшими грушами и издававших прелестный, освежительный запах. Честный малый уверял, что они отличные, что люди ими просто объедаются, и для меня и офицеров отобрали самые лучшие экземпляры. Он притащил мне также свежую лепешку из бобовой муки, с виду решительно напоминавшую подрумянившийся запеченный крем. Я от души поблагодарил его за такое угощение и, поевши, почувствовал себя, наконец, сытым. Однако через час у меня началась рвота, и я принужден был лечь в постель: голова болела, как бы стянутая железным обручем, в виски стучало, и глаза как-то странно перекашивало, так что даже в сильнейшие очки я не мог разобрать букв в книге. Мой слуга, который с увлечением юности набросился на предоставленные ему мною остатки ароматного грушеобразного плода, пострадал еще хуже меня. Будь он пущен в маленькой лодке по бурному морскому проливу, он и тогда едва ли мог представлять более плачевное зрелище, чем теперь, аппетитно поев здешних лесных груш.

На закате солнца явились с северного берега фуражиры из отряда № 1, бывшие в отсутствии тридцать шесть часов, и принесли с собой бананы в достаточном количестве, чтобы спасти европейцев от отчаяния и голодной смерти; но мы всем роздали по два банана, что равнялось четырем унциям твердой пищи на человека, между тем как на такие тощие желудки нужно было по крайней мере по три килограмма, чтобы насытить их.

Двое из фуражиров не вернулись, но нам некогда было их ждать. Мы двинулись с своей голодной стоянки и перешли на другую, на восемнадцать километров дальше.

Один из людей отряда № 3 уронил свой ящик с боевыми снарядами в воду, и груз пропал.

Кеджели украл ящик патронов винчестерского образца и сбежал. Селим стащил ящик, в котором были новые сапоги для Эмина-паши да две пары моих собственных, и тоже сбежал. Уади-Адам скрылся, забрав целиком все пожитки доктора Пэрка. Суеди, из отряда № 1, покинул на дороге вьюк, а сам пропал неизвестно куда. За ним исчез и Учунгу, захвативший с собой ящик ремингтоновских патронов.

12 октября мы прошли семь с половиной километров на юго-восток. Вельбот со своим экипажем далеко отстал от нас, задержанный порогами.

Нам захотелось переплыть за реку, чтобы снова попытать счастье на северном берегу. Стали искать челнок и один приметили, но он был у противоположного берега, а река в этом месте была до ста метров шириной, и течение так быстро, что при теперешнем изнурении ни один из наших лучших пловцов не мог бы с ним справиться.

Разведчики заметили еще другой челнок, причаленный к острову немного выше нашего привала и не далее сорока метров от южного берега. Трое охотников вызвались плыть за челноком, и между ними один из пионеров, Уади-Асман, человек серьезный, благонадежный и опытный в странствованиях по многим африканским землям. Я обещал двадцать долларов награды за успешное выполнение задачи. Асман был не такой смельчак, как Уледи, лоцман вельбота, и далеко не отличался такой отвагой и решимостью, но зато он был в высшей степени осторожный и разумный человек, и я ценил его очень высоко.

Эти трое людей задумали перебраться через реку по небольшому порогу, чтобы от времени до времени опираться на торчавшие под водой утесы, В сумерках двое из них вернулись с печальной вестью, что Асман утонул: он попытался плыть с ружьем за спиной, его унесло течением в водоворот, и он погиб.

Решительно во всем мы были несчастливы: наши старшины все не возвращались, и мы тревожились, здоровые и крепкие люди дезертировали, число ружей быстро уменьшалось, множество боевых припасов раскрадено; Ферузи, наилучший после Уледи из наших матросов, превосходный человек, честный, отличный солдат, безропотный носильщик, умирал от раны, которую дикарь нанес ему ножом в голову.

На другой день опять дневали. Мы намеревались снова переправиться за реку и сильно беспокоились о наших шести старшинах, в числе которых был и Решид-бен-Омар, т. е. "Отец народа", как его называли.

Так как они ничего не взяли с собой, кроме своих ружей, одежды и достаточного количества патронов, то я рассчитывал, что такие люди как они, могли пройти больше 150 км в эту неделю, т. е. с тех пор, как мы выступили из стоянки, где оставили Нельсона. Стало быть, если они за это время все еще не дошли до селения маньемов, то чего ожидать нам, нагруженным вьюками, с целым караваном отощавших и отчаявшихся людей, которые всю неделю питались только парою бананов да дикими плодами, ягодами и грибами. Люди начали уже совсем погибать от такого продолжительного поста. Трое умерло накануне.

К вечеру подоспел на вельботе Джефсон и привез кукурузы, которой досталось по двенадцати чашек на каждого, из белых. Для европейцев это было спасением от голодной смерти.

15-го числа, сделав на деревьях пометки вокруг места нашей стоянки и начертив углем путеводные стрелы на случай, если старшины сюда придут, экспедиция переправилась на северный берег и расположилась лагерем в верхней части гряды холмов. Вскоре умер от своей раны Ферузи Али.

Люди дошли до такого изнеможения, что я не решился развинчивать вельбот для переноски его по частям; впрочем, если бы теперь посулить им все сокровища мира, они не в силах бы сделать более того, что и так делали по первому моему слову. Я разъяснил им наше положение, обратившись к ним со следующей речью:

— Друзья мои, вот вам, в кратких словах, изложение наших дел. Вы выступили из Ямбуйи в числе 389 человек и взяли с собой 327 вьюков. У нас было 80 человек лишних носильщиков, которых мы предназначали на смену тем, кто мог заболеть или ослабеть по дороге.

В ставке Угарруэ мы оставили 56 человек, а в лагере с капитаном Нельсоном еще 52. У нас должно теперь оставаться 281 человек, а вместо того нас всего лишь двести, включая шесть отсутствующих старшин. Семьдесят один умерли, убиты, либо бежали. Но из вас только полтораста в состоянии нести вещи, а потому мы не можем тащить за собой этот вельбот. Как вы думаете, не лучше ли будет затопить его здесь, у берега, а самим скорее итти вперед и, чтобы не умереть в этих лесах, добывать пищу и себе, и тем, которые остались с капитаном Нельсоном и дивятся теперь, куда мы все подевались. Не мы ведь носим вельбот, а вы, так скажите же, как нам лучше поступить с ним?