Обгоняя смерть - Тим Уивер

Наконец голос смолк.

Мызвик захлопнул крышку телефона.

— Чего ты хочешь, Дэвид?

— Хочу узнать, что здесь, черт возьми, происходит.

— Зачем?

— Нет. Ты уже задавал вопросы. Теперь моя очередь.

— Очередь? Мы не будем чередоваться.

— Ошибаешься. Ты мне ответишь — и знаешь, почему? Потому что я убью ее, если откажешься отвечать. При выборе убить или быть убитым, поверь, я это сделаю.

Мызвик впервые взглянул на Сару и снова уставился на меня. Что-то произошло. Его выдали глаза. На миг в них промелькнула печаль.

Потом он выстрелил Саре в грудь.

Сара дернулась — ее кровь брызнула мне в лицо — и стала падать. Я машинально попытался вновь притянуть ее к себе, но она согнулась пополам. Перенос веса оказался слишком сильным и неожиданным. Я положил ее. А когда поднял взгляд, Мызвик высился надо мной, целясь в голову.

— Что ты делаешь, черт возьми?

— Вставай, — сказал он.

Я взглянул на Сару. Она лежала у моих ног, держась за грудь окровавленными пальцами. Глаза ее начинали тускнеть.

— Она умрет.

— Поднимайся, иначе последуешь за ней.

Я встал. Сара смотрела мне в глаза. Я стер с лица ее кровь.

— Стивен, она умрет здесь, — попытался я его урезонить. Обратился к нему по имени, взывая к его человечности.

Но у меня ничего не вышло.

— Значит, умрет, — спокойно ответил он.

Я посмотрел на девушку. Ее жизнь, длившаяся не более двадцати лет, вытекала из груди на половицы. Смешивалась с остальной кровью, пролитой в этой комнате.

36

Мы пошли по тропинке к большому зданию. Это был старый, синевато-серый фермерский дом с пристройкой сзади. Спереди виднелись веранда с полароидного снимка Алекса и деревянная, приколоченная изнутри вывеска с надписью «ЛАЗАРЬ». За домом до самого моря тянулся поросший вереском луг. По обе стороны простирались поля, напоминавшие квадраты на стеганом одеяле. Некоторые были вскопаны. Лопаты, кирки и вилы валялись на твердой земле.

Когда мы подошли, на ферме стояла тишина. Слышался только звон колокольчиков, слегка раскачивающихся на ветерке с моря, да скрежет металла о металл, когда поворачивался флюгер в виде ангела.

Я поднялся на веранду и заглянул в окно. Алекс на снимке стоял именно там. Замерший на миг. Обрамленный окном, проемом веранды, синевой неба и моря. Должно быть, снимок сделали, когда он только приехал на ферму. Еще до программы. До всего, что последовало.

Мызвик подтолкнул меня:

— Открой дверь и входи.

Я повиновался. Как и в «Вифании», она вела в кухню — маленькую, темную, с тремя окнами, завешенными листами черного пластика. Из нее выходили две двери. Одна была закрыта. Через другую я видел пустую гостиную со столом посередине и задвинутым под него единственным стулом. На стенах кухни висели картинки в застекленных рамках и полки с продуктами. Над плитой была газетная вырезка «ТЕЛО ДЕСЯТИЛЕТНЕГО МАЛЬЧИКА ОБНАРУЖЕНО В ТЕМЗЕ».

Точно такую я видел в квартире в Брикстоне.

Мызвик включил свет и закрыл дверь. Схватил меня за плечо, ткнул дулом в позвоночник и усадил на стул у кухонного стола. Я услышал, как за моей спиной открылся выдвижной ящик и затрещала разматывающаяся клейкая лента. Он обмотал ее вокруг моей груди и ног, привязывая к стулу. Покончив с этим, бросил рулон на стол и встал передо мной, глядя сверху вниз. Коснулся пальцем синяка на моей щеке. Когда я отвернулся, схватил меня за лицо и нагнулся.

— Ты умрешь, — прошептал Мызвик.

Я вырвался из его пальцев. Он несколько секунд выдерживал мой взгляд, потом достал мобильный. Открыл его и быстро набрал номер.

— Да, это я. Он здесь.

И нажал «отбой».

Потом посмотрел на меня:

— Ты явился не для того, чтобы вредить людям, так ведь, Дэвид? Пришел освобождать?

Я не ответил.

Мызвик покачал головой:

— Ты полагал, будто творишь добро. Эдакий крестовый поход. Но на самом деле лишь плевал против ветра.

— Ты знаешь, что это неправда.

— Вот как?

— Если бы я плевал против ветра, двое твоих друзей не повели бы меня в лес убивать.

Мызвик сощурился. Потом обогнул стол, и выражение его лица изменилось. Стало мягче. Я понял почему: теперь он мог говорить что угодно, поскольку я покину ферму в мешке для перевозки трупов.

— Мы с Алексом никогда по-настоящему не ладили. Многие из нас старались помочь ему, но для этого нужно идти на сближение. А он не хотел.

— Ну, и где же он?

Мызвик пожал плечами:

— Не здесь.

Он придвинул себе стул и сел.

— Его мать наверняка нарисовала тебе прекрасный портрет. Но Алекс — убийца. Он совершал ошибки. — Мызвик посмотрел на газетную вырезку, потом снова на меня. — Когда ему было некуда деваться, мы пришли на помощь. Как и всем остальным на этой ферме.

Я молча отвернулся от Мызвика.

Отвергая его.

— Что означает этот взгляд? — подался он ко мне.

— Вы ни о ком не заботитесь.

— Заботимся.

— Вкалывая им наркотики?

— Да.

— Выдергивая у них зубы?

Мызвик толкнул стол, и тот закачался взад-вперед на линолеуме.

— Не суди о том, чего не понимаешь! — заорал он. — Тебе не известна эта программа, кусок дерьма! Мы даем шанс этим людям!

Я не ответил.

Он вышел из-за стола, скрипя зубами, и потянулся к моим волосам. Я повернулся на стуле и поднырнул под его руку — но путы не давали мне двинуться дальше. Он схватил меня за горло и прижал к спинке стула, поэтому я смотрел на него снизу вверх. Он тяжело дышал, охваченный яростью. Но когда наши глаза встретились, он снова сощурился и все понял. Понял, что я раскусил его.

— Ты умен, Дэвид.

— Будь я умным, всадил бы тебе пулю в башку до того, как ты хладнокровно убил девушку.

— Сару? — Он покачал головой. — Ты убил ее, заявившись сюда.

— Не я нажал на спуск.

Мызвик не ответил и снова зашел за стол.

— Есть дело, которое важнее ее жизни.

— Она была одной из ваших.

— Она была твоим козырем. Ты использовал бы ее против нас, пока не получил желаемого. Без нее ты беспомощен.

Я воззрился на него:

— Значит, ты лишь выполняешь приказы своего босса?

— Что?

— Того, кто звонил тебе перед убийством Сары. Он дает тебе указания, и ты их выполняешь. Даже если от тебя требуют убить невинную девушку?

Он молчал.

— Ты не ценишь жизнь?

Он гневно посмотрел на меня:

— Очень ценю. Больше, чем ты можешь себе представить.

Мызвик достал из кармана бумажник, в котором лежали водительские права. Он раскрыл их и показал мне свою фотографию.

— Ты наверняка читал обо мне. Я отсидел десять лет за то, что пырнул старика осколком стекла. Знаешь, почему?

— Ты был наркоманом.

— Верно. Я нуждался в спасении. А спастись — значит вырыть дурное семя и посадить на его место доброе.

— И ты спасся?

— Да.

— Спасение мы понимаем по-разному.

— Не так уж по-разному, Дэвид, — улыбнулся он. — Ты ведь тоже убийца.

Щелк.

За моей спиной открылась дверь. Мызвик посмотрел через мое плечо, и выражение его лица изменилось: самообладание полностью исчезло.

Он был испуган.

В одной из рамок с картинками появилось отражение. Силуэт человека, стоявшего у моего плеча. Лица его я не видел. Не знал, на меня он смотрит или на Мызвика. Но ощущал запах.

Гнилостный.

Мызвик быстро переводил взгляд с меня на человека за моей спиной и вдруг закашлялся, словно не мог выносить этого запаха. И пошел вдоль кухонного стола в угол комнаты.

Снова взглянув на рамку, я понял почему.

Это был Легион, в полускрытой темнотой маске, в руке он держал шприц. И прежде чем я успел что-то предпринять, вонзил иглу мне в шею.

Все почернело.

37

Я очнулся в заброшенном промышленном холодильнике. Окон не было, помещение тускло освещала единственная люминесцентная лампа над моей головой. Слева с длинной металлической трубы свисали крюки для мяса. Я видел две закрытые двери: одна, испещренная ржавчиной, казалась входной; вторая, окрашенная в кремовый цвет, как и стены, была усеяна пятнышками крови.

Я сидел на старом деревянном стуле, но меня к нему не привязали. Босые ступни стояли на полу параллельно друг другу, руки лежали по краям сиденья. Пальцы были разведены на равное расстояние, обручальное кольцо лежало на тыльной стороне ладони. Рубашку и брюки с меня сняли, оставили только трусы.

И я не мог пошевелиться.

Голову поворачивал — но все остальное было парализовано. Я не владел ни единой мышцей. Не мог даже согнуть палец. Я знал, что мне нужно делать, упрашивал тело повиноваться, но ничего не получалось. От шеи до пят я был парализован.

Я закричал, громко, гортанно. Усиленный гневом голос разнесся по холодильнику. Я кричал снова и снова: