Лисёнок и прочие неприятности бандита (СИ) - Кабацкая Ольга

— Слушай, ну обидно, Миш. Чем я плох-то? Ну если забыть про жену. Да я на развод опять подал.

— Ничего ты не понимаешь… Вот будет у тебя своя дочь, я тогда на тебя посмотрю…

— Твоя внучка? — уточнила веселая и отчаянная часть меня.

— Да я!.. — заорал Пупков.

— Пей! — я сунул ему под нос самогон. — Давай-давай, еще пей. И я потом выпью.

Следующие минут сорок мы молчали, передавая друг другу бутылку. Вначале кривились и занюхивали локтем (каждый своим, конечно), а позже уже пилось подозрительно легко.

— Вот знаешь, — заговорил Пупков. — Я ведь не из-за Алиски вспылил. Из-за Ирки твоей… моей… твоей… ну ты понял.

— Угу, — согласился я.

— Думал, повезло второй раз в жизни, — он неуверенно развел в стороны руками. — Не повезло…

— Ну-у-у…

— Не ну-кай на тестя, — заржал Миха. — Аха-ха-ха! Тестя… Зятек, — он, покачиваясь, протянул мне помидорку. — Э-э-э, нет. Это не для еды. Это вот! — он сжал ее в кулаке и стряхнул красную кашу их мякоти и семечек на тумбу. — Только обидь мою дочь. Понял?.. — спросил набычившись.

— Понял.

— Я из тебя фарш сделаю, и на твоем же поле закопаю.

— Да понял я, понял.

— Вот и молодец. Давай выпьем за понимание.

Глава 35. Алиса

Глава 35. Алиса

— Нет, ну и… где?! — посмотрев на часы, я от злости притопнула ногой.

Я понимала, что папе и Василию было что обсудить, но не весь день же! Неужели нескольких часов недостаточно?!

Я уже трижды покормила крошку Обломчика. Более того, заказала ему два милых платья с рюшечками. Они были восхитительными! И не важно, что Обломчик – козлик. Кто, в конце концов, будет заглядывать ему под… юбочку?

Никто.

Да и время, если честно, мне было просто нечем убивать.

Сначала я злилась и пыталась отвлечься. Злилась на папу. Нашёл, кого выбрать себе в… избранницы! Да какая она, ёк-макарёк, избранница! Для таких, как Ирина, есть другое, более точное определение!

Это же надо додуматься, закрутить роман с женатой женщиной! И не просто женатой, а с женой своего друга! Друга, который, к слову, закрутил с твоей дочерью…

Поморщившись от собственных мыслей, я пошла приводить в порядок овец. В конце концов, скоро точно за мной придут. Так я думала. Что не пройдёт и часа, как прибежит папа. Или Василий. Или оба…

Но время шло, а ко мне хоть кто-нибудь – нет!

У меня от расстройства даже настрой докрасить овец улетучился. Вместе с вдохновением.

И чем дольше никто не появлялся на пороге моего дома, тем мрачнее я становилась. Хорошо, что бабуля засиделась у соседки и не видела моего состояния.

Стыдно признаться, но чем дольше я сидела одна и фантазировала на тему того, почему никто так и не объявился, тем чаще поглядывала в сторону кухонного шкафчика, в котором бабуля хранила домашнее вино. Могу же я, чуть-чуть. Для успокоения…

— Дурь какая-то в голову лезет, — цыкнула сама на себя, стараясь унять разгулявшееся воображение.

Пить – не выход. Кто вообще будет в подобной ситуации потягивать вино?

А если папа с Василием не идут, потому что поубивали друг друга?

А что, если причиной драки стала не я, а Ирка?

А что…

— А что у тебя с лицом, внуча? — я так сильно задумалась, представляя мордобой папы с Василием и машущую им помпонами Ирину, что совершенно не заметила, как бабушка вошла в дом. — Случилось чо?

— Случилось, бабуль, — дрожащим голосом ответила я. — Случилось непоправимое.

— Ой, свят, свят, свят, — бабушка осенила крестным знамением себя, а затем, кивнув своим мыслям, и меня заодно. — С Васенькой поругались?

— Хуже, — ответила я. — Папа приехал.

— Тьфу ты, — бабушка всплеснула руками, с укором смотря на меня. — Тоже мне, беду нашла. А где он? Миша! Мишутка! — она покрутила головой. — И вещичек что-то нету…

— Он у Василия, — вздохнула я. — И Ирка с ними.

— Ирка-дырка, — хохотнула бабуля. — Беда-то в чём, внуча? Мишаня Васеньку не одобряет? Так я подсоблю…

— Мишаня одобрил жену Васеньки, — призналась я. — Бабуль, тут такое дело…

По мере моего краткого рассказа, эмоции живо сменяли друг друга на бабушкином лице. Удивление. Неверие. Раздражение. И, как ни странно, убийственное спокойствие.

— А давно, говоришь, они там беседуют? — прищурив глаза и бросив взгляд на настенные часы, уточнила у меня бабуля, стоило мне закончить говорить.

— С утра…

— Напились поди, — покачала головой бабушка. И с таким видом, будто факт их возможного пьянства, расстраивал её куда больше всех ситуации в целом.

— Да нет, — отмахнулась я. — Василий не мог. Хотя… — я тут же вспомнила, как он пил при мне, в самом начале нашего общения.

Определенные звоночки к предрасположенности в сторону крепких напитков у него были. Но это Василий. Его я вылечу обязательно…

— Да напились, внуча, — не согласилась со мной бабушка. — Бока, поди, друг другу намяли и сидят, мирятся. Или твоё приданое обсуждают, — засмеялась она, подмигнув мне.

— Да нет, — повторила я, затравленно посмотрев в окно.

На дорожке, ведущей к нашему дому, так никто и не появился.

— Сходи сама посмотри, — посоветовала мне бабушка. — Только учти! Пьяных сюда не тащи! И утром похмелять не вздумай! Привыкнут – на шею сядут! Я твоему деду всегда по утрам так и говорила: где пил, там и похмеляйся! У меня не рюмочная!

— Так прадедушка вообще не пил же… или пил? — заинтересовалась я, прекрасно помня его.

Всегда строгий, всегда с трубкой на крылечке. Даже на праздниках я помню в

его руках лишь стаканы с компотом.

— Не пил, — подтвердила бабушка. — В моём доме, потому что не наливают! Ленивый был, жуть! Спаси господи его душу. До соседа идти за стопкой лень было, вот и не пил. А я не наливала. Я ж не рюмочная.

— И то верно, — кивнула я ей, против воли посмотрев в сторону шкафчика с домашним вином.

— А это мне, — доверительно шепнула мне бабушка. — От давления. Медпункт на дому, — хохотнула она. — Но не рюмочная. Нет, нет и ещё раз нет.

Запомнив бабушкину тактику, я решила больше не мотать себе нервы пустым ожиданием и сходить в дом Василия. Дорога не заняла много времени. И чем ближе я приближалась, тем больше подтверждалась версия бабушки.

Остановившись у входной двери, я покачала головой, обменявшись сочувствующим взглядом с Полканом. Бедный пёсик. У папы и Василия абсолютно не было слуха. Но это никак не мешало им орать во всё горло “Чёрный ворон”.

Радовало меня одно. Женского противного голоса в их песне слышно не было. А значит…

— Ой, Алиса, привет! А я как раз к тебе шла… — дверь распахнулась прямо передо мной, являя мне…

Нет, не Ирку.

Ни грамма косметики, собранный в строгий пучок волосы. И даже (невероятно!) джинсы, вместо мини-мини юбки и совершенно обычная футболка. Даже не просвечивающая накаченную грудь!

— Вот это метаморфоза, — не удержалась я от комментария, пытаясь пройти в дом. — Пропусти…

— Алиса, подожди! — Ирка схватила меня за руки. — Мне правда очень нужно с тобой поговорить.

— Мою таксу ты можешь обсудить с моим папиком, — усмехнулась я, пытаясь избавиться от её цепкой хватки, — к счастью, ты с ним уже плотно сотрудничаешь…

— Но я же не со зла это всё сказала! Я растерялась! — начала оправдываться Ирка. — Я очень люблю Мишу. Твоего папу, то есть! Он такой…

— Такой мешочек? — подсказала я ей, наконец-то вырвавшись и проскочив в дом. — Денежный мешочек. Ты бы дописала в записной книжке.

— Алиса, пожалуйста, ну…

— Спасибо, до свидания! — крикнула я ей, уверенно направившись в сторону источника несинхронного пьяного пения.

Принимать её извинения я не собиралась. Зачем? Тут и ежу понятно, что она сейчас из кожи вон лезть будет передо мной. Потому что я дочь “Мешочка”. Потому что, по мнению Ирки, могу как-то повлиять на папу.

Может и могу, конечно. Но, я знаю своего отца. Он, как никто другой, умеет отличать зёрна от плевел. И с Иркой разберется как-нибудь сам.