Испить чашу до дна - Евгения Михайлова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Виктор быстро взглянул на смертельно бледного Илью. Было видно, что тот держится из последних сил. Виктор встал, подошел очень близко к Гуковой:
— Зоя Константиновна, вы должны меня помнить. Я как-то приезжал к своей дочери — Валерии Осиповой. Она здесь была заведующей лабораторией. Помните?
— Валерию, разумеется, помню, я и на похоронах была. Выражала вам соболезнование. Не поняла, зачем вас сюда пригласили?
— Что ж тут непонятного? Люде Семеновой звонила именно Валерия. Я узнал ее голос, вчера же передал экспертам записи нашего видео. То есть это точно она. Почему она это сделала?
— Я же сказала, — резко ответила Гукова. — Девочку хотели попугать в воспитательных целях… А с нами следователи разбираются, как будто мы ее повесили.
— Вы, пожалуйста, аккуратней выражайтесь, — сказал Виктор. — Здесь ее отец. Да и я — отец. Чья это была инициатива — позвонить Люде? Ваша или Леры?
— Конечно, ее, — быстро ответила Гукова. — Ваша дочь была очень самостоятельным человеком.
— Теперь, разумеется, можно это заявлять. Валерия не опровергнет. Но мы найдем свидетелей, которые прояснят вашу информацию, — сказал Слава. — У вас же их и найдем.
— В общем, примерно такая статистика, — произнес Сергей. — В день с этого телефона делалось три-пять звонков. Всех обойти я пока не смог, даже с помощью своих немногочисленных сотрудников. — Но уже есть летальные исходы — от сердечного приступа. Есть ухудшение здоровья. Возможно, самоубийство Люды — не единственное. Дело в том, что всегда говорилось об очень крупных суммах. У многих, кому звонили, денег вообще нет.
— Это как же вы докажете связь смерти от сердечной недостаточности с шутливым звонком? — театрально рассмеялась Гукова. — Так можно привязать к этому что угодно. Кто-то из наших позвонил, а муж убил и расчленил жену, например. Сами-то понимаете, какой это абсурд? Неужели суд такой бред примет? У нас и судьи лечатся, с некоторыми я близко знакома, так что я знаю, о чем говорю.
— Шутливый звонок? — Илья встал, на белом лице — одни зрачки.
— Илья, сядь, прошу тебя, ты все сейчас разрушишь. У тебя будет возможность что-то уточнить, — произнес Сергей. — Мы работаем, тебя же просили. Зоя Константиновна, — обратился он к Гуковой, когда Илья опустился на стул. — Инициатива этого телефонного предприятия принадлежала вам или кто-то свыше дал такое указание? Устное, разумеется.
— Я же объясняю: мы просто… Да, это моя инициатива, — вдруг резко сказала Гукова. — Я решила, что должна обеспечить нормальный режим работы. Когда очереди к врачу с пяти утра, когда он работает на износ, — результат оставляет желать лучшего, сами понимаете. Ну, может, я немного недооценила психическое состояние некоторых пациентов… Но это не криминал. И вы его нам не пришьете.
— Да я вообще — не Юдашкин, — лениво заметил Земцов. — Не шить к вам пришел. То есть вы сейчас сделали чистосердечное признание по поводу инициативы психологического терроризма определенной категории пациентов, так?
— Не надо ничего квалифицировать. Я взяла на себя ответственность, но не считаю, будто что-то нарушила.
— Она врет, — заметил Сергей. — Такая практика наблюдается не только здесь. Я узнавал и в других районах. Так что инициатор сидит повыше. Это во-первых. Во-вторых, они звонили только бесплатным больным. Ну, людям, которые живут в этом районе и обслуживаются бесплатно. Вот так их отшивали.
Гукова посерела.
— А что, — хрипло сказала она, — мы — квалифицированные врачи, — себя на помойке нашли? Наше время ничего не стоит?
— Как квалифицированный врач и такой же юрист, — веско сказал Масленников, — я должен заметить этой даме, что время, которое они тратили на свои развлечения, стоит уголовной статьи и срока. На этом я бы закончил беседу, поскольку дальше, мне сдается, требуется следственно-оперативная работа по сбору фактов.
— Но у нас еще есть вопрос по поводу мошенничества с пуповинной кровью, — заметил Сергей.
— Только в присутствии моего адвоката, — ответила Гукова. — Это не мошенничество, в этом могут разобраться лишь специалисты.
— Да, отложим до другого раза, — сказал Земцов. — Для этого нужны ордера на обыск. Пока собираем заявления потерпевших. Сегодня у нас другая тема, мы получили признание, очные ставки с отцами Валерии Осиповой и Людмилы Семеновой состоялись. Больше никого не задерживаю. Праздничный день, однако.
— Можно мне задержаться на минутку? С ней? — спросил Илья.
— Нет, — решительно ответил Земцов.
— Слава, я бы попросил разрешить, — мягко попросил Сергей. — Мне нужно тебе кое-что сказать в коридоре, не при подозреваемой Гуковой, можно?
Они все молча вышли, Илья остался.
— Что ты чудишь? — недовольно спросил у Сергея Слава. — Что ты хотел мне сказать?
— Нам с тобой еще в одно место придется съездить. Я так думаю.
В это время дверь кабинета открылась, на пороге показался Илья, вытирающий руку платком. На платке была кровь! За ним с трагическим видом стояла растрепанная Гукова, зажимая нос, из которого текла кровь.
— Семенов! Вы что, ее ударили? Вы совсем свихнулись? — закричал Земцов.
— Ужасно, Семенов, — ворчливо заметил Сергей. — Как вы могли. Слава, составь акт, и мы сразу доставим хулигана к мировому судье. Я знаю, кто сегодня работает. Семенов злоупотребляет жестикуляцией. Видимо, ругался и задел пострадавшую Гукову.
Акт был составлен, Гукова его подписала.
— Вы с нами поедете, пострадавшая? — спросил Слава.
— Пошли вы на…
Она открытым текстом указала адрес. Они вышли. Виктор поехал домой. А Илью Слава, Сергей и Масленников действительно повезли к мировому судье. Она прочитала акт и сказала без выражения:
— Ненавижу праздники. У всех появляется неадекватная жестикуляция. Семенов, выписываю вам штраф — пятьсот рублей. И больше не пейте.
— Считайте, что я завязал, — смиренно кивнул Илья.
Следователи довезли его до дома.
— Напейтесь сегодня, — посоветовал ему на прощание Масленников.
Глава 9
Виктор вечером лег спать рядом с Ольгой, обнял ее, дождался, пока она уснет. Потом разрешил себе думать. Думал он о том, что может вслед за Ильей разбить нос стерве, которая порочит память его дочки, а может попытаться просто забыть всю эту историю с самоубийством неуравновешенного подростка и с возможной местью Валерии семье исчезнувшего Андрея. Он всегда знал, что она носила в своей душе ад из-за него, — все это можно и, скорее всего, нужно сделать, кроме разбивания носа. Ради своей жизни, ради жизни Ольги, которая после операции стала беспомощней котенка. Но у него вряд ли получится. Это недостойно думающего и чувствующего человека. Он не обвиняет свою любимую погибшую дочь… Ей он точно не судья. Он с собой должен как-то разобраться. Виктор пролежал рядом с Ольгой до четырех часов утра. Потом встал тихонько и начал одеваться. Он уже был в костюме и открывал дверь спальни, когда ему почудился шорох за спиной. Он оглянулся. На самом деле Ольга не шевелилась. Виктор, наверное, услышал трепет ее ресниц. Перепуганные, отчаянные глаза на пол-лица.
— Оля, — он вернулся и присел на край кровати. — Ты, конечно, решила, что я тебя бросаю. У тебя сумасшедшие мысли. На самом деле я хочу съездить домой, чтобы успеть вернуться до того, как ты проснешься. Понимаешь? Мне нужно кое-что посмотреть в бумагах, альбомах. Я ничего оттуда не взял. Я должен поговорить с Анной о Валерии. Она не только моя дочь. Мать должна знать больше меня. Может, она мне что-то объяснит.
— Да, — прошептала Оля. — Я понимаю. Только как я могу это пережить: ты будешь разговаривать со своей женой? А если она тебя не отпустит ко мне?!
— Оля, дорогая, ты — вечный ребенок. Ну побудь, пожалуйста, немного взрослым человеком. Немного! Это необходимо. Дать тебе лекарство, чтобы ты уснула?
— Нет. Я усну сама. Или потом приму лекарство. Или подожду тебя.
— Ждать не надо! Ты только себя накрутишь. Я не могу рассчитать, сколько времени мне понадобится. Спи.
— Хорошо, — быстро сказала Ольга. — Ты только не сердись. И не думай обо мне. Я очень хочу спать.
Виктор вышел в смятении. Валерии нет, он сейчас нужен Ольге. Но он не может оставить эти события без собственного анализа и вывода. Его не интересует даже, что решит следователь. Это ни на что не повлияет, в отличие от его суда над самим собой.
…Он открыл дверь бывшей квартиры своим ключом. Из прихожей увидел, что в спальне, как всегда, горит ночник. Анна никогда его не выключает. Повесил куртку на вешалку, постучал к ней в дверь, как гость. Она сразу ответила: «Заходи, Витя».
— Здравствуй, Аня, — сказал он, подошел и коснулся губами ее щеки. — Как ты догадалась, что это я?
— А кто же еще? — Анна сидела на кровати. Она часто сидела ночами, потому что так ей легче было дышать. — Стасика сейчас и пушкой не разбудишь. И потом, я узнаю всегда, когда твоя машина въезжает во двор, когда именно ты из лифта выходишь. Привычка.