Центр силы - Лео Сухов

надежду, крокодилла снова попытался выбраться. Даром, что его проткнуло в пяти местах — он хотел жить! И есть!

Изогнувшись, он рванулся к людям, стоявшим неподалёку от его морды!.. К счастью, те вовремя отшатнулись.

И это заставило Дуная взять себя в руки. Он подхватил заранее приготовленный кол с каменным острым навершием. А затем храбро прыгнул туда, где ещё совсем недавно сидел Русый.

— Нет, брат, врёшь!.. — заревел наш потомственный охотник, что есть силы вбивая кол в основание черепа, почти у самого позвоночного столба. — Не уйдёшь! Помрёшь!

Попыхтев ещё пару секунд, здоровяк оставил попытку загнать кол дальше. Вместо этого он вытащил из-за пояса одолженный Намжалом молот. И, размахнувшись со всей дури, врезал.

Надо сказать, это было последнее, чем он успел насолить крокодилле… Потому что зверюга рванула вперёд так, что всё-таки сломала колья. Во всяком случае, те, на которые нанизалась. А остальные отправились следом буквально через секунду, догоняя орущего в полёте Дуная…

Это был финальный рывок рептилии. Её лебединая песня. И я почему-то отчётливо понимал, что в этой песне у меня роль «негодяйского негодяя», который должен — нет, обязан! — в конце помереть. И совсем не героически. А, скорее, гастрономически.

Недолго думая, я решил, что обойдусь без ачивки «убийца драконов». Поэтому драпанул прочь на последнем издыхании… Снова споткнулся, полетел кувырком — и чудом избежал челюстей, которые клацнули в считанных сантиметрах от моей спины.

А потом сзади раздалось громкое «бум», и подножие холма ощутимо тряхнуло. Это подогнулись ноги нашей добычи, растерявшей последние силы. Исполинская туша устало грохнулась на землю. Я, правда, тоже… Но я себе разлёживаться не дал! Вскочил, не обращая внимания на боль, обернулся — и увидел, как тускнеют все четыре глаза рептилии.

Но даже этот последний взгляд был полон лютой ненависти ко мне…

Ещё несколько секунд я смотрел на мёртвую рептилию. А потом начал хохотать, как умалишённый. И вместе с хохотом меня последовательно отпустили: страх, пережитое напряжение — и даже боль в подвёрнутой ноге…

Зато меня накрыло форменной истерикой, в процессе которой я что-то орал про «накося, выкуси!». И про то, что быстроногий олень ещё жив. И что меня так просто за жопу не взять. И что Трибэ отомщён. И камни тоже. И теперь я король Алтарного и всея окрестности.

В общем, нёс какую-то чушь. Но мне не мешали. Люди столпились вокруг добычи и галдели, что-то бурно обсуждая… И даже Дунай прихромал.

А я понемногу успокаивался… Перестал смеяться и кричать. Лёг спиной на землю. И смотрел на усыпанный звёздами небосвод.

Вот только… Из одного из звёздных скоплений на меня — натурально! — смотрело изображение крокодиллы.

И даже два его видимых глаза светились багровым огнём, как бы намекая, что он меня теперь никогда не забудет!

— И я тебя не забуду… — устало пробормотал я.

Теперь я точно знал: на местном небосводе есть созвездия. И одно из них у меня всегда получится найти. Ведь даже закрыв глаза, повертев головой и снова открыв — я его видел. Вот как живого!..

И чтобы проверить, что так оно и есть, я снова закрыл глаза.

Крокодил на небе начал шевелиться. Его звёздный контур дёргался, пытаясь выбраться из небесной ловушки — но не мог. А я хохотал над ним, мелкой и глупой рептилией. Чем, видимо, наглядно доказывал, что мания величия мне не чужда…

Я просто не знал, что уже сплю сладким сном. Знал только, что мне надо сломать волю небесной крокодиллы, чтобы она солнце не заглотила, и всё-таки настало утро… И я так и не понял, что это было — мои страхи или просто кошмар?

Не знаю…

Хотя это и не было важно. Моя охота на сегодня закончилась. А новости я мог узнать и утром.

А сейчас не было ничего важнее, чем крокодилла, пытающийся сбежать из звёздной ловушки. Потому что таковы законы сна, которые Вано старается никогда не нарушать. Чтобы не нарушить этот самый сон…

Глава 10. Определённо, триумф!

Дневник Листова И.А.

День тридцать седьмой . Утро отходняка.

Сознание возвращалось рывками. Будто кто-то из омута меня тянул, а сон обратно засасывал…

Один раз я проснулся, пока меня куда-то перетаскивали.

Затем — и то не до конца, когда солнце начало нещадно припекать.

Потом — от голода, унюхав запах еды.

Но каждый раз я просыпался не до конца. И спустя пару минут снова тонул в омуте сна. А потом вдруг начал просыпаться чаще… И сквозь сонную одурь наконец-то пробились головная боль, нытьё натруженных мышц на ногах и спазмы пустого желудка. Правда, даже несмотря на это, я всё ещё не был готов встать сразу.

Просто лежал и пытался понять: где я, кто я — и что со мной вообще? По всему выходило, что я — это я, просто вчера неслабо перенапрягся. И марафон пробежал, и ногу подвернул, и в пасть крокодилле едва не угодил. А я ведь изнеженное существо из цивилизованного мира! Мне опасно так геройствовать без должной подготовки!..

Что-то похожее было с нашей группой, когда мы оказались на спине черепахи. Два первых дня я вообще смутно помню… Да и остальные жаловались на те же симптомы. После нескольких дней погони и боёв «отходняк» был такой, что мы и без алкоголя в забытье провалились.

Просто тогда я как-то не сразу осознал, что мы наконец-то спаслись. А в этот раз всё было настолько однозначно, что организм, использовав последние резервы, просто-напросто взял и отрубился. А я ещё над Трибэ вчера посмеивался!..

Ещё одна причина, по которой нас обоих так вырубило, видимо, заключалась в том, что при виде этого крокодила внутри включался какой-то невероятный страх. Что-то такое глубинное, сохранившееся внутри с доисторических времён, когда наши предки до одури боялись вот таких вот гигантов!..

Мне и вправду было страшно этой ночью… Пусть я морально готовил себя к тому, что увижу, но страх нахлынул внезапно, сам собой — несмотря ни на что. Раньше я с подобной фигнёй не сталкивался. Да, мне бывало страшно. Но чтобы вот так, чуть ли не до паники?!

Это было что-то вроде арахнофобии или страха змей. Настолько глубинный ужас, что не каждый человек способен его пересилить. Чтобы не бояться — надо, наверно, быть крайне увлечённым зоологом. Или просто очень любить жизнь во всех её проявлениях. Даже в таких зубастых…

— Да когда он ещё