Лейк-Фроумский Кошмар - Артур Уильям Апфилд

долгой езды и тяжелой работы у Изгороди он так утомился, что не в силах был даже держать открытыми глаза.

Вдруг он испуганно встряхнулся. Пепел костра остыл. Едва брезжил рассвет, серенький, холодный. Бони сразу уловил, что не все в порядке. Он бросил взгляд на место, где должен был лежать Каланча, но фэнсер исчез вместе со своим верховым верблюдом. Впрочем, вьючный верблюд Кента и Кошмар были здесь, рядом, и, стреноженные, мирно щипали травку. Инспектор Наполеон Бонапарт встал, ругательски ругая себя за то, что уснул.

Он привязал вьючного верблюда к седлу Кошмара и помчался что есть духу вдоль Изгороди обратно к своему участку. Возле лагеря Каланчи не было и в помине. Бони поехал дальше. Может, фэнсер в хижине у Нуггета, если, конечно, тот еще не покинул ее.

Добравшись до ворот у «Колодца 10», Бони слез с седла и принялся высматривать следы. Он прошел через ворота и, не отрывая взгляда от земли, двинулся вдоль Изгороди. Может, Каланча тоже прошел через ворота? Однако и признаков его следов Бони не заметил. Зато обнаружил другие: отпечатки копыт одной лошади и еще следы, при виде которых у него невольно вырвалось богохульное проклятие. Их оставило целое стадо скота! Бони пошел по следам и увидел, что они совсем свежие.

Вот оно, доказательство! Выходит, его пребывание в этой округе было не по вкусу угонщикам скота. Они долго не отваживались прогонять здесь скот, потому как не знали, когда Бони находится в том или ином месте участка. А Каланча? Не исключено, что он и сам входит в шайку, а может, его подкупили выманить на время Бони с его участка. Недаром Бони сразу заподозрил, что за внезапной общительностью тощего фэнсера кроется какая-то махинация.

Нуггет сидел у своей хижины в окружении жены и детей.

— Здорово, Нуггет! Каланчу не видел? — спросил Бони.

— Нет. И мою сестру — тоже нет. С сегодняшнего утра. Если этот ненормальный Каланча удрал с ней, я с него шкуру спущу. Это уж точно.

Бони колебался. Рассказать Нуггету о происшедшем ночью или умолчать? Нет, лучше все же рассказать — простой фэнсер и вести себя должен по-простому.

— Вчера мы работали вместе с Каланчой у Изгороди, а к утру он вдруг куда-то пропал, как испарился. Я проснулся, а его нет. И ничего не оставил. Хоть бы записку какую — так, мол, и так…

Нуггет рассмеялся, но смех его был невеселым.

— Я удивляюсь, как это он вам глотку не перерезал, прежде чем смыться, и откуда у него такая ненависть к полицейским! Вы, можно сказать, счастливо отделались. Эка беда — Каланча слинял! Черт с ним, когда бы он один смотал удочки… А то ведь и сестры моей нет. Поймаю их вместе — и эх и задам я ему, небо с овчинку покажется!

На шпильку Нуггета насчет полиции Бони счел за лучшее не реагировать. Взрыв его ярости был явно наигранным: черный, похоже, отлично знал, где обретаются Каланча и его сестра, но выдавать этого ни в коем случае не собирался. Впрочем, Бони и расспрашивать-то особенно дотошно не мог, ибо причастность свою к полиции старался пока не обнаруживать.

— Ну, это уж твои заботы, — пробурчал он. — А я ничем помочь не могу — разве дождаться возвращения Ньютона и рассказать ему о случившемся.

— Да уж, что говорить, — деланно вздохнул Нуггет. — А может, Каланча встретился наверху с Чокнутым Питом?

— Ну, ладно, — сказал Бони, — буду сегодня работать около своего лагеря. Может, Каланча еще объявится. А завтра вроде бы должен проезжать Ньютон. Скажи ему, что мне очень хотелось бы поговорить с ним.

Знать о том, что Ньютон был в Брокен-Хилле, Нуггету было незачем.

— Вряд ли он завтра появится, — возразил Нуггет. — Но, если увижу, скажу.

— Спасибо, — Бони повернул своего верблюда, но, сделав несколько шагов, снова остановился.

— Да, совсем забыл, — как бы между прочим сказал он, — с Квинамби, похоже, гнали скот на юг. Они что, всегда по этой дороге гоняют скот на продажу?

— Почему вы так решили? — крикнул Нуггет.

— Вдоль Изгороди идут следы, — ответил Бони.

— Возможно, — пробурчал Нуггет. — На скотоводческих фермах постоянно обновляют поголовье.

Бони был убежден, что следы остались от краденого скота. Для чего иначе Каланче сманивать «Эда» с его участка? Ничего не поделаешь: получается, что Каланча Кент участвует в угонах скота, а может, замешан и в убийстве Мэйдстоуна.

На следующее утро Бони посетил неожиданный визитер. Кого-кого, а этого элегантного всадника он здесь не ждал. Это был коммандер Джонс, хозяин Квинамби-Стейшн. Седло, сбруя, костюм для верховой езды, галстук — все выглядело безукоризненно. Только самого Джонса, казалось, обуяла тяжелая забота.

— Должен признать, что все это время я прятал голову в песок, как страус, — начал он безо всяких предисловий. — До сих пор я никак не хотел верить, что у нас еще не перевелись угонщики скота. Однако, как ни прискорбно, мне пришлось в этом убедиться самому, и я тотчас же вскочил в седло, чтобы сообщить вам. На одном из пастбищ у меня было сто пятьдесят бычков, все в лучшем виде, готовые к продаже. Вчера неожиданно явился покупатель, и мы поехали с ним на это пастбище, но бычков там не оказалось. Пока я еще не рассказывал об этом ни одному человеку. Вы — первый, Боннэй. Это даже не воровство, а форменный разбой. Этак я по миру пойду. Мне нужен ваш совет. Что бы вы сделали на моем месте?

Коммандер просто кипел от ярости — как это кто-то осмелился его обокрасть!

— Прежде всего, надо постараться, чтобы воры ничего о вашем открытии не узнали, — строго ответил Бони. — Езжайте назад и не говорите о вашем открытии ни с кем ни слова и, прежде всего, с вашим управляющим. А еще важнее вот что: попадутся вам навстречу Нуггет или Каланча Кент — ни в коем случае даже не упоминайте о своих бедах. А поинтересуется кто, зачем вы ко мне приезжали, ответьте, что Фред Ньютон говорил с вами по радио и просил передать, что очередной проверки на этой неделе не будет. О стадах же своих вы знать ничего не знаете. Не знаете даже, сколько голов скота в хозяйстве, а значит, и недостачи заметить не могли. Все ясно?

Джонс внимательно смотрел на Бони. Он явно был шокирован категоричностью инспектора, однако в правоте его нисколько не сомневался и не уважать за это просто не мог.

— Да, мне все ясно, — сдержанно сказал он. — Но, надеюсь, вам тоже ясно, какова