Гарри Поттер и философский камень - Джоанн Роулинг

— С Рождеством тебя, — сонно пробормотал Рон, когда Гарри выбрался из постели и натянул халат.

— И тебя, — отозвался Гарри. — Ты глянь! Это же подарки!

— А ты что ждал, мешок репы? — грубовато отреагировал Рон, поворачиваясь к собственной груде подарков, — та была намного внушительнее, чем у Гарри.

Гарри поднял верхний свёрток. Посылка была упакована в плотную коричневую бумагу и подписана корявым почерком: «Гарри от Хагрида». Внутри оказалась деревянная флейта грубой работы. Похоже, Хагрид сам её и выстрогал. Гарри дунул во флейту, — раздался звук, напоминающий уханье совы.

Во второй, очень маленький пакетик была вложена записка:

Мы получили твоё письмо и посылаем рождественский подарок.

К записке была прикреплена монетка в пятьдесят пенсов.

— Мило, — констатировал Гарри.

Рона, однако, монетка привела в восторг.

— С ума сойти! — пробормотал он. — И это деньги? Такой формы?

— Оставь себе, — разрешил Гарри и засмеялся, увидев, как обрадовался Рон. — Хагрид, мои дядя с тётей, — а кто прислал всё остальное?

— Кажется, я знаю, от кого вот это, — сказал Рон, смущённо розовея и указывая на пухлый свёрток. — От моей мамы. Я рассказал ей, что ты не ждёшь ни от кого подарков, и… о, нет, — простонал он, — она связала тебе фирменный свитер Уизли.

Гарри разорвал упаковку и обнаружил внутри изумрудно-зелёный свитер ручной вязки, а также большую банку домашней сливочной помадки.

— Каждый год она вяжет нам по свитеру, — сообщил Рон, распаковывая свой, — и мой — всегда бордовый.

— Это же здорово, — заметил Гарри, пробуя помадку — дико вкусную.

Следующий подарок тоже оказался съедобным — коробка шоколадных лягушек от Гермионы.

Остался всего один свёрток. Гарри поднял его и ощупал. Он был очень лёгкий. Гарри развернул его.

Что-то текучее, серебристо-серое соскользнуло на пол, улёгшись мерцающими складками. Рон охнул.

— Я о таком слышал, — сдавленно произнёс он, выронив упаковку мармеладок «Берти Ботт» любых вкусов, присланную Гермионой. — Если это та вещь, о которой я думаю, — то они ужасно редкие, и жутко ценные.

— Так что это?

Гарри подобрал с пола серебристую ткань, излучавшую слабый свет. Она была странная и на ощупь, — как будто вода слилась с материалом в единое целое.

— Это плащ-невидимка, — почти благоговейно проговорил Рон. — Просто уверен, — примерь-ка.

Гарри набросил плащ на плечи, и Рон завопил:

— Это он! Посмотри вниз!

Гарри взглянул на свои ступни, — но те пропали. Он ринулся к зеркалу. Конечно, отражение смотрело на него, только вот осталась от него одна голова, висевшая в воздухе, — а тело полностью исчезло. Он накинул на голову капюшон, — пропала и она.

— Записка! — вдруг выпалил Рон. — Из него выпала записка!

Гарри снял плащ и схватил с пола письмо. Послание было написано косым, причудливым почерком, которого Гарри никогда прежде не видел:

Твой отец оставил мне его перед смертью.

Пришло время вернуть его тебе.

Используй его с умом.

Счастливого тебе Рождества.

Подписи не было. Гарри уставился на письмо. Рон восхищённо рассматривал плащ.

— Я бы что угодно за такой отдал, — вздохнул он. — Что угодно. Эй, что-то не так?

— Нет, ничего, — покачал головой Гарри. Его охватило странное чувство. Кто прислал плащ? Он действительно принадлежал его отцу?

Но, прежде чем он успел сказать или подумать о чём-то ещё, дверь распахнулась, и в спальню ворвались близнецы Уизли. Гарри живо запихал плащ под кровать. Ему не хотелось ни с кем его делить.

— С Рождеством!

— Смотри-ка, у Гарри тоже фирменный свитер Уизли!

Фред с Джорджем были в синих свитерах, с вышитым жёлтым «Ф» на одном и «Д» на другом.

— А этот красивее наших, — ухмыльнулся Фред, взяв в руки свитер Гарри. — Для родных детей она так не старалась.

— А ты почему не надел свой, Рон? — возмутился Джордж. — Давай-давай, они очень тёплые и к тому же симпатично смотрятся.

— Ненавижу бордовый цвет, — взвыл Рон, нехотя натягивая свитер.

— А на твоём свитере никаких букв, — заметил Джордж. — Похоже, она решила, что ты своё имя пока не забыл. Но мы-то тоже не дураки и помним, что нас зовут Дред и Фордж.

— Что здесь за шум?

Перси Уизли с недовольным лицом заглянул в спальню. Он явно тоже распаковывал подарки, — у него на руке висел мешковатый свитер, который мгновенно схватил Фред.

— Так-так — «П» — то есть, префект! Ну же, Перси, надевай, мы уже свои надели, даже Гарри.

— Я…не…хочу, — невнятно пробормотал Перси, а близнецы натянули его свитер ему на голову, отчего очки его в итоге повисли на одной дужке.

— И сегодня ты не сидишь с префектами, — заявил Джордж. — Рождество — семейный праздник.

Они отконвоировали Перси прочь из спальни, — руки его по-прежнему были плотно прижаты свитером к бокам.

У Гарри в жизни не было такого рождественского пира. Сотня жареных индеек; горы жареной и варёной картошки; огромные блюда сарделек; плошки зелёного горошка с маслом; целые флотилии серебряных соусников с густой мясной подливой и клюквенным соусом, — и ещё кучки волшебных хлопушек, тут и там разложенных по всему столу. Те не имели ничего общего с убогими маггловскими, теми, что обычно покупали Дёрсли, — с крошечными пластиковыми игрушками и бумажными колпаками внутри. Гарри с Фредом опробовали одну, — она не просто хлопнула, она взорвалась с оглушительным грохотом и окутала их облаком синего дыма, а изнутри выскочила контр-адмиральская фуражка и несколько живых белых мышей. За Главным Столом профессор Дамблдор, переменивший свою повседневную островерхую колдовскую шляпу на дамский капор, украшенный цветами, весело посмеивался над шуткой профессора Флитвика.

За индейкой последовали пылающие рождественские пудинги. Перси едва не сломал зуб о серебряный серпий, спрятанный в одном из них. Гарри наблюдал за Хагридом: тот без устали подливал себе вина, краснея все сильнее, и наконец чмокнул в щеку профессора Макгонаголл, а та, к великому изумлению Гарри, смущенно хихикнула и порозовела; цилиндр её при этом съехал набекрень.

В итоге Гарри вышел из-за стола, нагруженный сюрпризами, вылетевшими из хлопушек; среди них были упаковка нелопающихся, светящихся воздушных шаров, набор «Обрасти бородавками» и новый комплект волшебных шахмат. А вот белые мыши куда-то исчезли, и у Гарри было неприятное подозрение, что они закончат свою жизнь на рождественском столе миссис Норрис.

Гарри с братьями Уизли весело провели время за яростной битвой в снежки. Затем, промокшие, замёрзшие и задыхающиеся, они вернулись в гостиную Гриффиндора и уселись поближе к камину, где Рон наголову разбил Гарри в шахматной партии. Гарри почему-то казалось, что поражение было бы не столь позорным, если бы не настырное желание Перси помочь ему.

После перекуса бутербродами с индейкой, пышками, бисквитами со взбитыми сливками и рождественским пирогом, сил у всех хватило лишь на то, чтобы наблюдать, как Перси гоняется за близнецами по всей гостиной, — те стащили его значок префекта.

Это было лучшее Рождество в жизни Гарри. И все же целый день что-то вертелось в голове, не давая покоя. Только улёгшись в постель, Гарри осознал, что именно: плащ-невидимка и тот, кто его прислал.

Рона, до отвала объевшегося индейкой и пирогом, не волновало сейчас ничто мистическое, — он уснул, едва задёрнув полог. Гарри перегнулся через край кровати и вытащил из-под неё плащ.

Его отец… он принадлежал его отцу. Ткань текла сквозь пальцы — гладкая, как шёлк, лёгкая, как воздух. Записка гласила: «Используй его с умом».

Нужно примерить его, прямо сейчас. Он выскользнул из постели и набросил плащ. Глядя на собственные ноги, он видел лишь лунный свет и тень, — довольно странное ощущение.

Внезапно сон как рукой сняло. Пока он в этом плаще, ему открыт весь Хогвартс. Волнение перехлёстывало через край, пока он стоял в темноте и полной тишине. В нём он может пойти куда угодно, и Филч никогда не узнает.

Рон что-то буркнул во сне. Разбудить ли его? Что-то удерживало Гарри — плащ его отца — он чувствовал, что в этот, первый раз, он должен опробовать его в одиночку.

Он прокрался к двери спальни, спустился в гостиную, пересек её и выбрался наружу сквозь отверстие в стене.

— Кто здесь? — проскрипела Полная Леди. Гарри не ответил и торопливо зашагал по коридору.

Куда же ему пойти? Он со скачущим в груди сердцем остановился и поразмышлял. И его осенило. Запретная секция библиотеки. Он сможет читать, сколько пожелает, пока не выяснит, кто такой, наконец, этот Фламель. Он сорвался с места, поправляя плащ на ходу.