Броненосный крейсер "Баян"(1897-1904) - Рафаил Мельников

Казалось бы, не должно было оставаться иного выхода, незамедлительно устранить от командования впавшего в маразм адмирала. На его место могли быть назначены Н.О. Эссен, Н.А. Матусевич или тот же, успевший заслужить репутацию храброго воина, Р.Н. Вирен. Этого безоговорочно требовали задачи ведения войны на море. Но Е.И. Алексеев, связанный с В.К. Витгефтом какими-то, видимо, особо доверительными отношениями, продолжал его уговаривать, как малое дитя. Возможно, он пе хотел признаваться перед собой в роковой ошибке, — назначении по собственному выбору столь никчемного человека.

О том, что произошло 28 июля 1904 г., автор обстоятельно говорил в книге (“Цесаревич”, ч I, СПб, 2000, с. 68–101). Гремучая смесь трусости и холопской исполнительности (Вильгельм Карлович без раздумий отвергал все поступившие здравые советы, включая и предложения И.К. Григоровича оставить в Порт-Артуре связывающие эскадру тихоходные “Полтаву” и “Севастополь”) привели к неизбежному роковому результату. Эскадра как боевое соединение перестала существовать, а ее остатки, вернувшиеся в Порт-Артур, всецело оказались во власти с новой энергией взявшихся за свое предательское дело “пещерных адмиралов”.

К ним — вот еще одна загадка природы — присоединился Р.Н. Вирен. Да, да, тот самый лихой командир героического “Баяна”, которого император поспешил произвести в контр-адмиралы и утвердил в должности командующего того, что осталось от эскадры — начальником отряда броненосцев и крейсеров”.

Он и продолжил дело разоружения флота.

13. Гибель

Бедственное положение эскадры, потерявшей интернированными лучший свой броненосец — “Цесаревич”, два крейсера, 4 миноносца и погибшими крейсер “Новик” и миноносец “Бурный”, усугублялось потерей второго за войну состава штаба. Кроме Н.О. Эссена, не осталось никого, кто мог бы настаивать на сохранении кораблей и их прорыве во Владивосток для соединения с готовившейся на Балтике 2-й Тихоокеанской эскадрой.

“Баян”, не подозревая об уготованной ему участи, как мог пытался помочь обороне, но положение его становилось все безысходнее. Фактически, выбывший из состава эскадры, с легкостью преданный делавшим свою карьеру прежним командиром, “Баян” оказался беззащитен перед лицом безраздельно воцарявшегося в эскадре синдрома севастопольской обороны.

Об этом вредоносном, но стыдливо замалчиваемом в истории синдроме с полной ответственностью в своем ныне забытом исследовании, с болью в сердце писал в 1910 г. Н.Л. Кладо - Нельзя безнаказанно для военного согласия возвеличивать свои поражения, и в известной степени возвеличение Севастополя привело к Порт-Артуру, а возвеличение Синопа — к Цусиме, как возвеличение отечественной войны 1812 года привело к “отступлению” и терпению в маньчжурской компании. Надо отдать справедливость “героям”, наградить их и оценить их заслуги, но нельзя возводить в культ эпоху, характерная черта которой — военная отсталость и военное невежество. Именно за таким культом пропадают те причины, которые привели к поражению (подчеркнутое — курсивом Н.Л. Кладо), и тем самым затрудняется возможность ясного сознания и устранения этих причин”.

Но на “Баяне” думать об этом мешали совсем новые, не располагавшие к героике заботы. Так с 14 мая по 27 июля корабль, как и все другие, должен был (вместо организации специальной службы) нести особую тральную повинность. В эти дни в работах по тралению на рейде под руководством капитана 1 ранга Н.К. Рейцеиштейна (1854–1916) участвовали командир капитан 1 ранга Р.Н. Вирен, лейтенант Н.А. Подгурский (1877-?), переведенный в конце осады на “Расторопный” мичман К.В. Шевелев (1881–1971, Сан-Франциско), мичманы Ю.Л. Лонткевич (1881–1940, Львов), А.А. Бошняк (1882-?), A.M. Романов (1882-?), П.М. Соймонов (1884–1958, Париж), прапорщик Алмазов. В большинстве они прибыли на корабль только с началом или в ходе войны. От кают-компании первоначального состава, принимавшего корабль в Тулоне и совершавшего океанский поход, на “Баяне” оставались уже единицы.

В начале августа возложили на “Баян” (вместе с другими кораблями) уже артиллерийскую повинность. Ему поручалось обслуживание в семи укреплениях 4 6-дм, 3 120-мм, 12 75-мм, 9 47-мм, 12 37-мм пушек, 5 прожекторов и 9 фугасов форта № III. Их прислуга 223 человека (комендоры, минеры, электрики, сигнальщики) постепенно увеличивалась, и понятно, что корабль полноценной боевой подготовкой заниматься не мог. Еще более 200 человек было послано 7 августа в резерв войск, находящихся на позициях под командованием лейтенанта В.И. Руднева 3 (1879–1966, Париж), мичмана П.М. Соймонова 2. Они располагались до этого в казармах Квантунского экипажа, но уже 11 августа были окончательно оставлены на позиции вместе с десантом “Амура”.

Телеграммой от 15/22 августа наместник сообщал о назначении Р.Н. Вирена Командующим отдельным отрядом броненосцев и крейсеров 1 ранга, находящихся в Порт-Артуре. “Баян” поручался новому командиру капитану 2 ранга Ф.Н. Иванову — бывшему командиру “Амура”.

В отличие от других кораблей история (исключая сомнительные записки Р.Н. Вирена) не сохранила каких-либо мемуаров офицеров “Баяна” о той войне. Но можно быть уверенным, что назначение нового командира офицеры должны были воспринять с энтузиазмом и надеждой.

Федор Николаевич Иванов в 1897 г. окончил минный класс, в 1899–1900 г командовал состоявшим в эскадре Средиземного моря миноносцем № 120, с 1900 по 1904 г был старшим офицером крейсера “Новик”. Приобретенный миноносный образ мышления и школа плаваний с Н.О. Эссеном блистательно проявились во время недолгого командования в 1904 г. минным крейсером “Гайдамак” и заградителем “Амур”. Смелые решения командира, преступившего данное В.К. Витгефтом боязливое ограничение района постановки мин, 1 мая 1904 г. принесло флоту успех, уже никогда в его истории пе повторявшийся, и самый жестокий урон противнику. Казалось, что новый командир при поддержке Р.Н. Вирена сумеет поддержать славную репутацию доверенного ему доблестного корабля, избавит от уготованной ему “пещерными адмиралами” участи стать бессмысленной жертвой расстрела в гавани японской осадной артиллерии.

Где-то, возможно, еще откроются исполненные и пламенного патриотизма, и сердечной боли инициативы нового командира о выходе в море для последующих блистательных подвигов его корабля. Факты же таковы, что прав остался А.П. Штер, находивший лишь один ответ на мучившие всех думающих офицеров горестные вопросы о судьбе эскадры и о поведении поставленных перед ней Помазанником невыразимо бездарных “флотоводцев”.

”Как известно, — писал он после войны, — из всех судов эскадры только два успели выйти в море до потопления в гавани японскими 11-дм мортирами — суда эти были “Севастополь” и “Отважный”. Если командиры этих судов, оставшись при отдельном мнении, сумели в решительную минуту спасти свои корабли от бесполезного уничтожения, вышли в море и в течение долгого промежутка времени боролись с непрерывными минными атаками, то невольно приходит в голову мысль, не является ли гибель наших броненосцев в гавани заранее обдуманным преступлением? Действительно ли командиры этих броненосцев и крейсеров не могли выйти из гавани или они не хотели этого сделать, предпочитая скрываться по блиндажам.

Офицеры “Севастополя” рассказывали, будто командиру мешали выходить, ие давая средств для этого, что заставило его чуть ли не силой захватить буксирные пароходы и вывести свой броненосец на рейд. Вот вопрос, который до сих пор пе поднимался, но несомненно, требует самого тщательного расследования” (с. 46). Никакого расследования, как известно, проведено не было, и тайные мотивы помыслов “пещерных адмиралов” и сегодня, спустя 100 лет, остаются столь же нераскрытыми, как и тогда.

Но Порт-Артур еще жил. Траление на его рейде продолжалось. В нем своими паровыми катерами участвовал и “Баян”. Исключительные подвиги изобретательности и личной храбрости в обороне крепости проявлял минный офицер крейсера лейтенант Н.Л. Подгурский. По его инициативе против осаждавших войск были применены метательные мины из аппаратов катеров и спускавшиеся с сопок шаровые мины и подрывные патроны в качестве ручных гранат.

В последний день второго японского штурма 9/22 сентября лейтенант Подгурский с двумя минерами подобрался вплотную к блиндажу с японцами, на горе Высокой, со второй попытки уничтожил его взрывами подрывных патронов. Пользуясь охватившей противника паникой (“раздался дикий рев и перед нашими глазами выросла громадная толпа японцев, бросившихся из блиндажа по всем направлениям” — вспоминал Н.Л. Подгурский), русские сбросили с горы почти уже захватившие ее японские войска и на целых два месяца заставили их отказаться от попыток нового штурма.

К несчастью, этот успех не был использован для подготовки прорыва из Порт-Артура “Баяна” и других скоростных кораблей. Как явствовало из представленной Главнокомандующему программной декларации Р.Н. Вирена от 2/15 сентября, на “Баяне” к тому времени не доставало уже одного 8дм, всех 6-дм, 8 75-мм, 8 47-мм и 2 37-мм орудий. Это означало, что на возвращение их с позиций, где они вросли в систему обороны, рассчитывать не приходилось.