Змеесос - Егор Радов

— О, как я люблю тебя, ты! — воскликнул Миша Оно, озаренный свечой. — Ты прекрасна, ты — Оля, Антонина! Когда ты была кораблем, я был пиратом, когда ты была рассветом, я был ущельем, когда ты была пчелой, я был человеком, когда ты была юношей, я был девушкой! Я всегда был с тобой, и если этот мир был создан, то это были мы. Я помню наши путешествия и наши возвращения, я помню твою гибель и мой крик, я помню твое паденье и твой пульс, и я помню все. Я нашел это, я узнал новую тайну, она существует; любовь есть лучшее, и моя цель — быть здесь!

— Это правда, — ответила Антонина, ласково прильнув к нему плечом и щекой. — Я чувствую смысл в этих твоих словах, и я вижу тебя здесь. Когда я увидела тебя, я не знала ничего; когда я пришла к тебе, переступив через чье-то тело, я узнала что это — истинно ты; кода ты неловко танцевал, пытаясь спрятать свой мир и не-красоту, я полюбила тебя и влюбилась в тебя; и когда мы с тобой, то все кончается, и счастье пронзает каждый здешний предмет и атом! Я помнила тебя всегда, неужели это так, неужели это ты? Мир возник, ничто кончилось, я была всем, и ты был рядом; в лесах из хвощей ты кричал, и я летала вокруг; на вершине гор ты полз вниз, и я была с тобой; в печальном театре ты выступал, и я аплодировала и падала в обморок; внутри ракеты ты летел, и я звала тебя, обращаясь в радиоазбуку; и мое пищание, заменившее шепот и объятия, несло тебе тепло и родной дом! Неужели ты не помнишь, как мы сидели в одной вонючей камере, и ты отодвигал парашу одним неуловимым движением привыкшей к неволе ноги?

— Я помню, — тепло сказал Миша Оно, прижимая эту девушку к своему сердцу. — Я вижу, как прекрасно все и ты.

Он протянул свою руку, он взял ее сосок, он лизнул ее грудь, словно ласковая собачка; а потом медленно и бережно прикоснулся губами к ее мягкому животу, и долго лежал так, в то время как она, будто маленькая ученица, оставшаяся наедине с возжелавшим узнать чувство поцелуя мальчиком, робко гладила его голову и затылок, закрыв свои глаза и ничего не думая. Он, как нежный тигренок, урча и ласкаясь, начал облизывать ее тело, которое то напряженно вздрагивало, становясь упругим, словно внезапно надувшийся от ветра алый парус, то расслабленно опадало, как раскрытая водяная грелка, то становилось горячим и гибким, как устремленный в прыжок бык-тур. Он уцепился за нее, будто ленивец за ветку, а она раскрылась ему, словно перевернутая морская звезда. Он трогал ее своими пальцами, как осторожный, скользящий по воде жук, а она воздевала по краям кровати свои руки, словно готовый к распятию раб. Он оказался над ней, как погонофора во всей своей длине, а она была под ним, как мездра под теплой тигриной кожей с мехом. Он склонился над ней наперевес, как единорог, и пронзил ее, словно мышиную нору, или кошку.

Он вытянул первую половину своей руки и двумя пальцами схватил ее за окончание груди, образовывающее сосок. Потом большим пальцем своей другой руки он медленно провел по поверхности кожи ее живота, минуя отверстие пупка, и достиг начала волос в ее паху, остановившись. Затем он совершил серию мускульных движений, в результате которых его губы оказались неплотно прижатыми к поверхности кожи ее живота, ощущая родинку под ними и нормальную температуру ее тела. Потом рукой, которая после паха кистью сжимала верхнюю часть ее колена, он сделал серию разнообразных движений, располагая ее прямо около ее полового органа, абсолютно отличающегося от своего. Затем указательным и средним пальцем он залез в начало этого органа, почуяв нужную для полового акта слизь. Мышцы его шеи напряглись, расслабляя одновременно другие мышцы, с помощью чего его передняя часть головы, именуемая лицом, оказалась напротив такой же части тела у нее. Затем взяв большим и указательным пальцем правой руки свой половой орган где-то посередине, он совершил движение своей тазобедренной частью, в результате которого этот половой орган как раз вошел в отверстие ее полового органа.

Он протянул к ней руки, как будто хотел предложить ей сердце, и тронул ее левую грудь с лиловатым, еще девическим соском. Она раскрыла объятья, раскрывая себя со своим духом и сутью. Он поцеловал ее лоб, осеняя ее собой, и возложил над ней свою ладонь, желая дать ей энергию и смысл. Она сияла, как вездесущее очарование, присущее бытию; и вселенская нежность охватывала их существа и души. Они сцепились, как две непобедимые части целого, раскрыли свои прелести и тайны навстречу друг другу, увидели настоящую истину в попытке облечь в любовь собственное любое состояние, и превратили свой поцелуи в подлинный смысл и цель происходящего; и их любовь продолжалась. Он взял ее и соединился с ней, как в лучшем из снов о реальности, и все началось.

Он вытянул руку вверх, как жгучий костер, семейный сон, фонарь в кофейнике, падаль полей. Слепая синь цвела в себе, солнечный сок сумрачно стекал со стен. Она, как радиомоторная балерина, как котел огней, улетала внутрь. И он денежный шорох, соленый шок, холостая слизь на кончике любви стекал внутрь себя как использованная соль стонал степью близостью медленной здесь вознесенной с тобой она бутылка, тринк, невеста, кольцо номер семь, готовая быть быть быть быть быть быть быть быть быть быть быть быть с ним Как Хозяйка смысла лошадь лесов цвет цветов кома меня.

Соун стал МЭЛЗом и ДЭЗом.

И когда он начал ее е…, что-то произошло.

— Я прошу тебя… Я.

Нечто абсолютное передалось от нее ему. Миша почувствовал жуткую, ниспровергающую что-то основное, силу, идущую прямо по их нынешней связке. Он пытался не понимать это, пытался прекратить и остановить свою любовь, но все было напрасно.

Словно из него что-то начало выходить… Словно ил него что-то ушло… Словно из него ушло его «Я»…

— Что будет моим возвращением? — сказал он, посмотрев внутрь себя. — Любовь так же приятна, как и все.

Он закрыл свои глаза и перестал ощущать предел. Что-то наступило, лиловый свет смешался с любовным светом, и Миша Оно прекратил свое существование.

§

Артем Коваленко родился, Яковлев умер. От жалости к высшим богам умер Иаковлев.

Миша Оно проснулся утром в своей комнате, на стенах которой сияло отраженное солнце. Когда-то он был рожден и появился тут, вместе с характерной красной звездочкой на левом виске, которая давала ему подлинное бессмертие и шанс стать великим. Бесчисленные воспоминания о прошлом и настоящем тут же нахлынули на него во всем своем информативном блеске вызывая его к жизни и действию.

Год назад, или вчера? Он помнил.

Он захотел кофе; сел в своей кровати, отбросив одеяло, как ненужный более предмет, и стал наслаждаться памятью о собственных любовных похождениях, которая заставляла его чувствовать приятное счастье. Он гордо смотрел вниз на свою мужскую грудь, вспоминая любовь и поцелуи, совершенные им недавно, и желая вечных повторений всего того, что случилось, и, может быть, чего-нибудь еще.

— Но где же она, где? — вдруг воскликнул Миша Оно, озираясь в кровати. — Где моя дама, девочка? Почему она не поздравляет меня с новым утром, почему она не ласкает меня в солнечном свете, почему она не журчит нежными омовениями в моей ванной, почему она не приносит мне кофе, который я ужасно хочу!?

На кухне не было ничего слышно, так же как и повсюду; не было приятной любимой в фартуке, с кофейной чашечкой в руке; никого здесь не было, кроме одиночества и стоящих шкафов; и Мише стало грустно. Он повернул голову налево и увидел записку, лежащую на подушке.

«Добро пожаловать в новый мир.

Ухожу по делам. Я найду тебя.

Целую. А.»

— Безобразие, — крикнул Миша Оно, отшвыривая записку прочь. — Можно было написать, какой я прекрасный любовник, замечательный человек, гениальный парень, великий деятель искусства… Как она меня любит, страдает, ждет, умирает, не может… /Как же чешется левая ягодица!/ Как она приглашает меня на обед в экзотический ресторан. Как она сходит с ума… Тьфу! Интересно, каким образом она меня найдет? Фиг с ней, я займусь другим. /Как же чешется/.

Миша вскочил с кровати, начал прыгать и чесать свою задницу. Она чесалась очень сильно. Потом, обратив взгляд на живот, он вдруг увидел множество мелких лиловых прыщей с желтой головкой. Они не чесались и не болели; он осторожно тронул пальцем один ид них и не ощутил ничего; понюхал палец и в ужасе упал куда-то на пол, поскольку пахло чем-то ужасным.

«Что же это?» — остолбенело подумал Оно, не понимая происходящего. Тут стал звонить телефон, и Миша поднял трубку.

— Привет, друг! — сказал ему дружеский голос. — Поздравляю тебя с прибытием в новый день! Как дела?

— Прекрасно, — воодушевленно сказал Миша, не помня, кто это. — У меня сегодня была гениальная девушка…

— Хороша?

— Замечательна! Это любовь, это все. Послушай, ты не знаешь, отчего может так сильно чесаться левая ягодица?