ЩИТ. Сборник научно-фантастической прозы - Пол Андерсон

— Великолепная шутка. Ты все еще хочешь сопротивляться?

— Да.

Маркус вздохнул:

— Ты не оставляешь мне выбора.

У Коскинена сжалось сердце.

— Мне не хочется делать этого, — сказал Маркус, — но если ты не выйдешь, я сброшу атомную бомбу.

Коскинен услышал возглас Вивьен. Он сжал кулаки так, что ногти впились в ладони.

— Ты не можешь, — крикнул он, — не можешь без приказа президента! Я знаю закон.

— А может, у меня есть приказ?

Коскинен провел языком по пересохшим губам.

— Если у тебя есть согласие президента, то можно сделать проще: пригласить сюда президента, и пусть он подтвердит согласие. Тогда я выйду отсюда.

— Ты выйдешь отсюда тогда, когда тебе приказано, Коскинен. Сейчас.

— Другими словами, у тебя нет разрешения президента и ты знаешь, что не получишь его. Так кто из нас нарушает закон?

— СБ имеет право использовать ядерное оружие, имеющееся в ее арсенале, по собственной инициативе в случае экстренной необходимости.

— Какая необходимость убивать нас? Мы просто сидим и никому не мешаем.

Маркус посмотрел на часы.

— Четверть шестого. У тебя два часа на размышление, — и он твердым шагом направился прочь.

— Пит, — Вивьен прижалась к Коскинену. Он почувствовал, что она дрожит. — Он блефует, правда? Он же не может, это невозможно.

— Боюсь, что может.

— Но как он объяснит это потом?

— Придумает что-нибудь. От нас почти ничего не останется, а его люди, видимо, очень преданы ему. Все в истории диктаторы подбирали себе именно таких людей. Так что они подтвердят все, что он скажет, и ему все сойдет с рук.

— Но он же потеряет генератор!

— Это лучше, чем потерять положение. И шанс занять более высокое место. Кроме того, он полагает, что его ученые сумеют раскрыть секрет генератора.

— Но ведь секрета уже нет! Мы же позаботились об этом. Почему ты ему не скажешь?

— Боюсь, тоща он сбросит бомбу сразу. Ведь мы сами вместе с работающим генератором энергетического щита являемся прямым доказательством того, что он лжец и давно изжил себя. Ты же понимаешь, что новый экран не сделают сегодня к вечеру. Первые образцы будут готовы минимум через месяц. И если Маркус будет действовать быстро, он и его агенты успеют выследить людей, с которыми мы вошли в контакт, и обвинить их в заговоре против Протектората. Правительство поверит ему, поддержит его, так как доказательств противного нет.

— Ясно, — задумчиво кивнула она. Некоторое время они молчали, затем она медленно протянула руку к выключателю, и лампа погасла. Мягкий свет, проникающий с улицы сквозь отверстия, окутал ее своей паутиной, укрыл легкими тенями. — Значит, нам остается только ждать.

— Может быть, твой бразильский друг, которому ты сообщила все, успеет что-нибудь предпринять.

— Может быть. Однако ему придется иметь дело с бюрократией администрации, а он числится в списке подозрительных, так как был знаком с Джанни. Хотя, с другой стороны, он журналист и должен знать больше уловок, чем остальные люди.

— А как насчет того сенатора, о котором ты говорила?

— Хохенридер? Да, я все рассказала. Но я говорила, разумеется, не с ним, а с секретарем, который слушал меня весьма скептически. Может, он стер ленту. Ведь ему в офис наверняка многие звонят по разным пустякам.

— И тем не менее, есть возможность, что твой бразильский журналист расскажет обо всем президенту, а сенатор Хохенридер… и еще кто-нибудь, кто получил наши сообщения и смог понять, почему мы прибегли к такому необычному способу распространения информации… Так что помощь может прийти в любую минуту.

— Не надо меня успокаивать, дорогой. Я прекрасно понимаю, что до 7.15 никто не успеет. Возможно, к полудню Маркус будет в тюрьме, но мы этого знать уже не будем.

— Может быть, — неохотно признал он. — Но все же здесь лучше, чем в Зодиаке. Смерть будет мгновенной. Никаких мучений.

— Знаю — и это хуже всего. Жизнь в одно мгновение снова превратится в мертвую материю.

— Может, ты хочешь выйти? Я могу отключить барьер на полсекунды.

— О Боже, нет! — Ее негодование вдохнуло жизнь в них обоих. Она неуверенно рассмеялась и достала сигареты. — Я люблю тебя…

— И я тоже тебя люблю. Может быть, нам…

— Нет, нет. Во всяком случае, не сейчас, когда я знаю, что ты умрешь через сто минут. Я не смогу забыть об этом. Лучше я просто буду говорить с тобой, смотреть на тебя.

— В конце концов, может, для нас наступит другое время. Вот тогда я…

Он не понимал, почему боль исказила ее лицо. Однако Вивьен улыбнулась и прижалась к нему. Они взялись за руки… Впоследствии он вспоминал, что говорил только он, и только о том, что ждет их будущем.

Первые лучи скользнули по небу. Они вышли из бункера, не обращая внимания на лазерные пушки, на охранников, стоящих вокруг, на отвратительный черный длинный цилиндр, который лежал на тележке возле барьера.

— Солнце, — сказал Коскинен. — Деревья, цветы, река, ты… Я рад, что вернулся на Землю.

Вивьен не ответила. Коскинен не мог удержаться и взглянул на часы: 6.47.

Внезапно Коскинен вздрогнул: он увидел, что от стены дома отлетала штукатурка, как будто в нее била пулеметная очередь. Кар Службы Безопасности, висевший над ними, на большой скорости удалялся, а за ним неслась сверкающая игла. Спустя несколько мгновений кар рухнул вниз, и из-за деревьев поднялись клубы дыма.

Сверкающая игла повернула назад.

— Это армейский кар! — крикнул Коскинен. — Ты ведешь эмблему?

Человек в солдатской форме бежал через кусты. Агент СБ упал на колено, прицелился и выстрелил, но солдат успел вовремя залечь. Тут же его рука взметнулась, и Коскинен увидел в воздухе гранату. Он инстинктивно прикрыл собой Вивьен, однако даже звук разрыва не достал до них через барьер. «Все же, — подумал он, — я не дал ей увидеть смерть агента». Больше никого не было видно.

Нет, один человек пробился сквозь кусты. Маркус! С его лица исчезло все человеческое, когда, подбежав к бомбе, он начал что-то крутить в ее механизме. Коскинен замер. И вдруг, как в немом кино, он увидел, что Маркус упал навзничь. К нему подскочил вынырнувший откуда-то солдат, все еще сжимая в руках оружие, перевернул на спину, покачал головой и осмотрелся вокруг. А Коскинен не отрывал взгляда от лежащего тела, Мертвые глаза Маркуса смотрели в небо, на восходящее солнце.

Сражения Коскинен не видел. Он стоял, крепко прижимая к себе Вивьен, и не мог понять, почему она плачет. Вскоре вокруг барьера сгрудились солдаты. Коскинен не мог прочитать на их лицах ничего, кроме изумления.