Концерт Патриции Каас. 5. Жизнь продолжается. Недалеко от Москвы, продолжение - Марк Михайлович Вевиоровский

отношения друг к другу. Вы найдите город, я подчеркиваю – город, где здороваются на улице со встречными?

– Пусть это старый деревенский обычай, но обычай добрый. И вообще мы стараемся, чтобы в нашем городе не было ругани, склок, драк и всякого иного проявления бескультурья. Культура не в том, чтобы говорить по французски, а в том, чтобы уважать встречного.

– Но Вероника Антиповна спрашивает – почему в Москве так плохо, – вмешался Скворцов. – И ответить на этот вопрос одним словом невозможно. На моральный климат в обществе влияют многие факторы, и в первую очередь то, что не столь давно называлось политико-воспитательной работой. Я сейчас говорю не о содержании, а о очень важной форме общественной жизни – формировании мировоззрения и норм поведения. Один далеко не глупый человек заявил, что у нас теперь не будет идеологии. Ну, сморозил глупость, ну, погорячился, но кругом были старые кадры, привыкшие брать под козырек и исполнять любую глупость, исходящую из уст вышестоящего чиновника.

– А глупость это потому, что без идеологии нет общества. У любого, даже весьма примитивного общества есть своя идеология в виде системы взглядов на развитие общества и цели этого развития, и конкретных правил и требований к каждому члену общества. Не нужно считать слова и понятия «идеология» ругательным или вражеским – идеология есть везде. Но когда этим не занимаются, пускают воспитательную работу на самотек, то получается очень плохо, и результаты такого самодурства мы видим вокруг.

– Наше общество больно отсутствием идеологии – старой уже почти нет, а новой – еще нет. Только-только начинают разговоры насчет разработки «национальной идеи» – слова «идеология» боятся как огня. Сейчас резкое возрождение идеологии православия происходит из-за отсутствия мирской, светской идеологии, объединяющей все общество – и верующих, и атеистов.

– Вот первопричина. А проявления многообразны – можно обманывать, можно воровать, можно убивать невинных, можно у живых младенцев вырезать органы на продажу …

– Толя, ну ты что!

– Я не могу сказать, что я верующий человек, но божьи заповеди для меня – не пустой звук. И сам я по мере сил стараюсь творить добро, хотя это бывает очень сложно, и для этого приходится действовать негуманными способами. Например, приказом.

– Часто сетуют, что у нас мол нет соответствующих законов, и поэтому возникают многие проблемы. А проблемы возникают совсем по другой причине – потому что закон не действует, хотя он есть. А бездействие закона вызывает преступления. Практические во всех случаях, перечисленных Вероникой Антиповной, и в других, которые есть в ваших письмах, нарушен тот или иной закон. Иногда – уголовный, иногда – гражданский, иногда – моральный, нравственный.

– А начинается все … Вот вы попробуйте сделать замечание ребенку – не своему, а на улице, во дворе в Москве. Так родитель или родительница так напустятся на вас – хоть ноги уноси! Как это – моему ребенку, да кто вы есть … А вспомните деревню – любой взрослый мог сделать замечание любому ребенку, а старый человек – даже довольно подросшему балбесу. И это было нормой. И нас в городе это – норма …

В этот вечер выступление Свиридова не уложилось в отведенное время, но никто и не подумал об этом …

КНИГИ ДЛЯ ВИОЛЫ

Витенька сидел на руках у Дана и весело ему что-то рассказывал.

Виолетта что-то готовила на кухне и через распахнутые двери подавала реплики.

Остальное население еще не появилось, но еду Виолетта готовила – скоро все явятся голодные.

– Привет, население!

– Толя, здравствуй! Проходи.

– Здравия желаю, товарищ генерал.

– Тота, хоть ты отучи его так меня называть … Я же не на службе …

– Прошу прощения, Анатолий Иванович … Никак не привыкну …

– Витенька, здравствуй! Как поживаешь? Нет, нет, я тебя не возьму – у меня руки грязные.

Витенька немного расстроился, но расстраивался он не долго – он долго хмуриться не умел.

– А я тебе подарок принес, Тота. Смотри!

Свиридов протянул Виоле пять тоненьких книжечек. На корешках было написано «Александр Городницкий» и стояли цифры от единицы до пяти.

– Спасибо, Толя. Ты меня балуешь! А я совсем не знаю его стихов.

От злой тоски не матерись –

Дан удивленно продолжил

Сегодня ты без спирта пьян

Свиридов произнес следующую строку

На материк, на Магадан

Но тут уже не выдержала Виолетта

Идет последний караван.

– Неужели это песня этого автора? А я думал она народная.

– Так многие думают. А это авторская песня. Но тут не только его стихи и песни, тут есть и проза.

Виолетта вытерла руки и стала листать книжки.

– Толя, какая прелесть! Слушайте

Если долго лежать на спине,

Успеваешь подумать о многом.

Шпиль зеленый маячит в окне,

Призывая к общению с Богом.

Свиридов задумался на самую малость и продолжил

Медь каштанов блестит поутру,

Ходят волны за близкою дамбой.

Словно мачта поет на ветру.

Славный город по имени Гамбург.

– А нам можно послушать?

В квартиру вошел Виктор, поцеловал Виолетту, поздоровался с Витенькой и Даном.

– Привет, Толя. Извини, читай …

Так Волконский когда-то глядел

В небо светлое Аустерлица.

Медициной немецкой спасен,

Неулыбчивый, бледный и тощий,

Я еще возвращусь, как и он,

В подмосковные чахлые рощи,

Свиридов читал, закрыв глаза, а Виолетта даже не проверяла по тексту.

Где и сгину вдали от морей,

Проигравший на собственном поле,

От российских дурных лекарей,

От российской незавидной доли.

– Городницкий? – полуутвердительно спросил Виктор. – Где раздобыл? Его же не издают.

– Должен же кто-нибудь заботиться о твоей любимой женщине?

– Ща как дам больно!

– Витя, ну ты что? Разве так можно …

– Ты ему чаю не давай. Я сейчас достану …

Виктор полез в буфет и вытащил пузатую бутылку и стопочки.

К тому моменту, когда все было расставлено на столе в квартире появились остальные жители – Лена, Маша, Елена. Для простоты Елену все называли Елкой, чтобы не говорить Лена маленькая.

Витенька перебрался на руки к матери и пытался освоить книжки, но ему не дали, и поэтому он стал перебираться дальше – к Маше, а затем к Елке.

А Свиридов, поднимая стопку, читал еще.

И в наши дни, как прежде при свечах,

Недолговечны стансы и эклоги.

Стихи живут, пока они звучат,

И умирают на последнем слоге.

Виктор зашел к Виолетте сзади и обнял ее. Виолетта прижалась к Виктору.

Их музыка доступна не для глаз,

А лишь при чтеньи вслух.

Не оттого ли,