Хофманн - Брайан Аберкромби

— Как и договаривались. Они меня ждут с моей «экскурсии» только сегодня к вечеру.

— Отлично, тогда все идет по плану. На, закури.

Он протянул Хофманну пачку русских папирос. Тот достал из пачки папиросу, сдавил пальцами бумажный мундштук, закурил и с наслаждением втянул дым.

— Мне удалось наконец собрать кое-какую информацию о твоем противнике. Человек, с которым ты ведешь переговоры о продаже документов, грек по имени Георгиос Бартелос. Он сам из Лариссы, столицы провинции Фессалии на севере страны. 63 года, женат второй раз, двое детей от второго брака, в первом браке детей не было. Судовладелец, миллиардер, ему принадлежит, пожалуй, самый мощный частный флот в мире. Это все, что можно о нем вычитать. Но вот о другом нигде ничего не написано: нелегальная перевозка наркотиков, коррупция, торговля оружием, финансирование государственных переворотов. Загляни в эту папку. Он могущественный, а главное, крайне опасный человек. С какой стати, черт побери, ты вообще с ним связался?

— Строго говоря, я с ним и не связывался. Это он со мной связался. Конечно, я хотел и хочу продать документы. Но раньше я не знал, кому. Сначала мне нужно было просто переправить их на Запад. А он был уже тут как тут. Я рассказывал тебе, в самом начале операции «Прогулка» он очень хитрым образом выкрал их, по крайней мере частично. Во всяком случае, этого было достаточно, чтобы заставить вступить меня в переговоры.

— И все же я не понимаю, зачем тебе вообще понадобилась эта операция.

— Я ведь тебе уже объяснял. — Он наморщил лоб. — Никогда не смогу забыть, что сделали сталинисты с моей семьей.

— Но это дела далеких дней. И Сталин публично осужден.

— Да, все правильно. Но кто может знать, как поведет себя новый лидер. Конечно, нового Сталина не будет, эти времена прошли. Но какая разница. Рубцы старых ран остались, и они болят. Кроме того, я боюсь за себя. Ради собственной безопасности мне необходимо исчезнуть.

— Но у тебя есть сын!

— Он уже в надежном месте, если ты это имеешь в виду. Работает инженером на Кубе. В ближайшие дни ему организуют побег через Сальвадор в Мексику. Мы с ним встретимся позднее, в США. И, может, мне все же удастся остановить нашу гонку вооружений.

— Ты это серьезно?

— Понимаешь, — ответил он с вымученной улыбкой, — не мне тебе говорить, газетам на Западе именно такая аргументация придется очень по вкусу. — Его лицо снова посерьезнело. — У меня этот план возник сразу после смерти Брежнева. Что делать, обратного пути нет. Ты мне еще не сказал, где остановился этот грек.

Курагин громко рассмеялся.

— Остановился — это неплохо сказано. Здесь в его распоряжении всегда собственная резиденция — президентские номера в парк-отеле «Бреннер». Ты ведь с ним встретишься в среду, не так ли?

— Да, если все пойдет по плану.

— Тут проблем не будет. Я все подготовил. Ты уверен, что он еще не догадывается, кто ты на самом деле?

— Совершенно уверен. Ты ведь и сам, помнится, когда меня увидел, не сразу это понял.

— У вас, действительно, потрясающее сходство. Особенно, если ты в парике и с усами. А что, у Ханнеса это просто маска или он на самом деле сбривает бороду и волосы на голове?

— Он все сбривает. Когда я возвращаюсь, он на какое-то время уезжает в отпуск, скажем в Крым, и снова отпускает волосы.

— Для однояйцевых близнецов необычно ведь, что волосы у них разные, да? Вы именно такие близнецы?

— Да, да, именно такие, — он засмеялся, — и все же мы совершенно разные.

Курагин покачал головой и снова рассмеялся.

— Кто бы мог подумать, что Сергей Тальков под личной охраной Ханнеса разъезжает по Европе, а Ханнес Хофманн, выдавая себя за Сергея Талькова, сидит на службе в Москве или, как сейчас, делает свои дела в Берлине?! Самое главное, никому в голову не придет, что вы близнецы. А тогда, после войны, ты его сразу нашел?

— Какое там! Много времени прошло. Да я же тебе все уже рассказывал. Мы родились во Львове, но вскоре уехали с родителями в Киев. Отец рано умер, а когда в октябре 1941 года немцы заняли Киев, мой дядя Григорий вдруг стал выдавать себя за фольксдойча, натурализованного немца. Когда стало ясно, что немцам придется отступать, дядя Григорий задумал забрать нас обоих и уехать в Германию. Но тут я тяжело заболел — у меня было гнойное воспаление среднего уха. Мама спрятала меня, а он тайком вместе с Федором — такое вот красивое имя дали при рождении Ханнесу — успел унести ноги в Германию в декабре 1943‑го, до прихода нашей доблестной армии. Конечно, все были в страшном смятении, но что делать? Ты и сам помнишь это время. В общем, оба считались пропавшими без вести. Только когда Брежнев в 1967 году, через три года после прихода к власти, позвал меня и назначил на место старика Василенко, я смог начать его поиски. Прошло довольно много времени, прежде чем мне удалось установить, что Федор Тальков превратился в немца Ханнеса Хофманна, профессора биологии в Лейпциге и одновременно агента госбезопасности Штази[4]. Это было в 1971 году. Он, конечно, слышал о сталинских чистках и, по чистой случайности, узнал, что все остальные члены нашей семьи погибли. Тогда он, разумеется, предположил, что и меня тоже нет в живых. И в самом деле, я чудом остался жив. Если бы не вмешался сам Молотов, они со мной наверняка бы разделались. Я оставался в списке последним. Кстати, Молотову я обязан и тем, что мне разрешили учиться на юридическом факультете МГУ им. М. В. Ломоносова. Ну, а потом на меня обратил внимание Брежнев.

— Это благодаря твоей знаменитой речи на XXIII съезде партии в 1961 году. Ты ведь там был самым молодым делегатом.

— Так или иначе, мы снова нашли друг друга и решили, что будет лучше, если мы ничего не станем менять в существующем положении вещей. Что в последствии пошло нам обоим на пользу. Между прочим, сначала планировалось, что на Ханнеса возлагается ответственность и за зарубежную часть операции «Прогулка». Но, странное дело, он заявил, что слишком «заржавел» для таких вещей, так что мне пришлось снова влезть в его шкуру. Но я тебе скажу, я‑то ведь тоже «заржавел». Когда долгое время активно не работаешь за рубежом, а я за исключением нескольких эпизодов никогда там и не работал, поневоле допускаешь ошибки. Пока мне везло. Да когда еще есть такие друзья, как ты!

Оба рассмеялись.

— Когда закончим операцию «Прогулка», тебе, боюсь, надо будет уносить ноги. Сементов живо разнюхает, кто мне тут помогал. Ты свою спокойную жизнь честно заслужил!

— Я хоть и на три года старше тебя, Сергей, мне 58, но считаю, что рановато еще на покой. Но ты, конечно, прав. Я и об этом уже позаботился. Через неделю собираюсь поехать в Париж. Я тебе потом оставлю номер, по которому ты мне сможешь позвонить. Встретимся. Мы могли бы вместе встретить Рождество?

— У тебя в деле не написано, что ты верующий.

— Ах ты, старая ищейка! — рассмеялся Курагин. — То-то и оно, что в деле всего не найдешь. А то не сидеть бы нам с тобой сейчас рядышком.

Он отпил глоток чая и посмотрел на часы.

— Пора, пожалуй, начинать вторую фазу. Идем, надо еще подготовиться.

— Я тебе уже говорил, что в Баден-Бадене объявился агент ЦРУ Тед Хантер?

Курагин остановился у двери и удивленно поднял брови.

— Я об этом случайно узнал. Следуя своей легенде, я постоянно хожу на заседания этого биологического конгресса и там обратил внимание на одного человека. Мой связной из ЦРУ постоянно подбрасывает мне свежую информацию о личном составе. И вот недавно я получил досье и на этого Хантера. Хотелось бы знать, что он тут делает? Вполне возможно, что агент «ФАЙЕРФЛАЙ», я тебе о нем рассказывал, тоже поблизости, и все это совсем не случайно. Но мне кажется, нам нечего беспокоиться об этих двоих, пока, по крайней мере. Попытайся разузнать, кто такой этот «ФАЙЕРФЛАЙ». Хантер остановился в «Холлидей-инн». До него мы доберемся, если надо будет.

Курагин кивнул, и оба вышли из комнаты.

Эдуард Городин лежал на кровати в своем номере гостиницы «Этоль», устремив взгляд в потолок. Он никак не мог успокоиться после проработки, устроенной ему вчера ночью Кузнельковым. Наорал на него, а сам тоже попался на хитрость этого Хофманна. Мало того, что этот тип ускользнул от них в Фройденштадте, так еще и Хаматаян куда-то запропастился. А теперь Кузнельков изображает из себя усердного служаку и добивается новых инструкций из Москвы. Какие тут инструкции, когда вся операция уже лопнула. Где теперь искать этого Хофманна? И куда подевался Хаматаян? Городин закрыл глаза. Вообще все задание ему с самого начала не понравилось. Если бы не этот безумный фанатизм Кузнелькова, Москва наверняка давно велела бы им вернуться.

В дверь постучали. Может, это Кузнельков? Нет — он должен был сначала позвонить. Городин с трудом поднялся и подошел к двери. На вопрос, кто там, приглушенный голос ответил ему: «Сервис в номерах». Когда он открыл дверь, все произошло в мгновение ока: четыре выстрела из пистолета с глушителем отбросили его в комнату. Его убийца быстро вошел и закрыл за собой дверь.