Разобщённые - Нил Шустерман

Во второй раз беда случилась с девочкой — у неё произошёл разрыв аппендикса. Её отвезли в больницу, Риса осталась дома, девочка не выжила.

Риса не знает, чем может помочь её личное присутствие в больнице. Но она не собирается сидеть в безопасности и сложив лапки ждать, когда придёт известие о гибели её очередного пациента.

Киана помогает Рисе выбраться из фургона, а затем берёт Дилана на руки и несёт в приёмную. Риса катит следом. Ей предстоит сейчас продемонстрировать своё актёрское мастерство. Она обращается мыслями к погибшим коллегам-музыкантам — ребятам, игравшим вместе с ней на крыше «живодёрни», когда раздался взрыв, и это воспоминание производит нужное действие: на глаза девушки наворачиваются слёзы. Теперь надо изобразить из себя насмерть перепуганную бестолковую девицу, разговаривающую только вопросительными предложениями. Этот приём один раз уже выручил её.

— Эй, кто-нибудь, вы можете нам помочь? Мой брат чинил крышу? Упал и здорово разбился? А мы не знали что делать? Вот и притащили его сюда, но из него вытекло столько крови — жуть? Эй, помогите?

Она надеется, что взаправдашние слёзы и дурацкая манера говорить усыпят подозрения, как когда-то Тихая Сапа обманывала радар. Ходят слухи, что юнокопы стали применять декодеры ДНК. Остаётся только уповать, что до больницы эти нововведения ещё не добрались.

Медперсонал бросает всё и спешит к ним на помощь. В одно мгновение Дилана помещают на каталку и увозят за дверь с надписью ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЁН.

— С ним всё будет хорошо? — спрашивает Риса в неподдельной панике. — Наших родителей нет в городе? И мы совсем растерялись?

— Мы позаботимся о вашем брате, дорогие, — ласково уверяет её медсестра. — Не волнуйтесь. — Она бросает взгляд на Киану, у которой вся одежда залита кровью Дилана, и спешит в палату неотложной помощи.

Двери за ней закрываются, и Риса катит кресло к регистрационной конторке. В руках у неё папка с фальшивыми бумагами, тщательно уложенными так, чтобы создавалось впечатление, будто они напиханы как попало. Риса виртуозно изображает полную беспомощность и отчаяние.

— Ладно, с документами разберёмся позже, — говорит ей регистратор, махнув на всё рукой и переходя к следующему очереднику.

Они ждут уже час — никаких известий. Киана ходит туда-сюда, не обращая внимания на увещевания Рисы успокоиться. Хотя нервозность скорее играет им на руку, хорошо согласовываясь с легендой. Наконец появляется медсестра — та же, что разговаривала с Рисой. На глазах у женщины слёзы, и у Рисы падает сердце, как будто Дилан, о существовании которого она узнала не далее как сегодня, действительно её брат.

— Милые, боюсь, вам придётся приготовиться к худшему.

Риса сжимает пальцами ободья колёс своего кресла, чувствуя, как что-то закипает у неё внутри, словно в душе бьёт бурлящий ключ отчаяния. Киана обхватывает голову руками.

— Мне очень жаль, — продолжает сестра, — но у вашего братишки слишком тяжёлая травма. Мы сделали всё, что в наших силах...

Риса недоверчиво и потрясённо смотрит на медсестру. Та успокаивающе поглаживает руку девушки.

— Я даже представить себе не могу, каково вам сейчас. Но мы должны уведомить ваших родителей. Мы пытались много раз, но по тем номерам, что вы нам дали, никто не берёт трубку. Есть ли ещё какой-то способ поставить их в известность?

Риса, понурившись и завесив лицо волосами, трясёт головой.

— Ну что ж, — произносит медсестра, — будем продолжать попытки. А пока — если у вас есть ещё кто-то, кому вы можете позвонить...

— Можно нам побыть наедине? — тихо спрашивает Риса.

— Конечно, дорогая.

Медсестра ласково пожимает ей руку и уходит обратно в неотложку, где тело Дилана дожидается, когда его заберут несуществующие родители. Риса смахивает слёзы, пытаясь найти утешение в том, что ею сделано всё возможное.

Раздаётся голос Кианы:

— В точности, как в другие разы...

Словно что-то толкает Рису изнутри. Она вскидывает глаза на Киану. А ведь и правда уж больно похоже!..

— Киана... Каждый раз мы должны ехать в новую больницу. Ты знаешь об этом?

Судя по выражению лица Кианы, она этого правила не знает.

— А разве в чрезвычайных обстоятельствах нам не положено мчаться в ближайшую больницу? — спрашивает она.

В душе Рисы надежда борется со страхом.

— Прошлые разы ты встречала здесь ту же медсестру?

— Кажется, да. По крайней мере, один раз точно. Что, это плохо, да?

— И да, и нет. Погоди, я скоро вернусь.

Риса катит кресло к двери с надписью ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЁН и проталкивается между пружинными створками. За дверью тянется неуютный коридор, освещённый ещё ярче, чем приёмный покой.

Через неотложку проходят сотни людей, но подростков, родителям которых никак не удаётся дозвониться, а «братья-сёстры» исчезают сразу же после объявления о смерти пациента, не так уж много. Эта медсестра, конечно, узнала Киану — в этом Риса совершенно уверена. Из чего следует, что здесь дело очень и очень нечисто.

— Прошу прощения, — слышится откуда-то из глубины коридора, — но вам здесь находиться не положено!

Риса не обращает внимания на окрик и заезжает в обширную палату, на двери которой написано ПОСЛЕОПЕРАЦИОННАЯ. Помещение разделено занавесками на несколько отделений, в каждом из них стоит койка. Риса отодвигает все занавески подряд, одну за другой. Пустая кровать. Старуха. Ещё одна пустая койка, и вот, наконец, Дилан Уорд — весь в бинтах, к руке тянется трубка аппарата жизнеобеспечения. Мальчик без сознания, но монитор показывает стабильные, ровные удары сердца. Мёртв? Как бы не так!

Тут сзади подлетает медсестра и разворачивает кресло Рисы кругом. Давешних слёз на глазах женщины как не бывало.

— Немедленно убирайся, не то я позову охрану.

Риса блокирует тормоз, так что кресло невозможно сдвинуть с места.

— Вы сказали, что он мёртв!

— А ты сказала, что он твой брат.

— Мы забираем его и уходим, — заявляет Риса с властностью в голосе, которая могла бы подчинить себе кого угодно, если бы этой самой власти было на что опереться. К сожалению, сейчас не тот случай.

— Он нетранспортабелен. А если бы и был, я позволила бы забрать его только Инспекции по делам несовершеннолетних.

— Так вот что вы сделали с двумя другими? Сдали их юнокопам?

— Куда я их сдала — это моё дело, — ледяным тоном отрезает медсестра.

— По крайней мере, могу я услышать — те двое живы или нет?

Медсестра несколько мгновений смотрит на неё с неприкрытой ненавистью, а затем цедит:

— Живы-то они живы. Вот только, скорее всего, в состоянии распределённости.

Ах, как бы Рисе хотелось встать из кресла и вмазать этой ведьме так, чтобы та влипла в стенку! Они прожигают друг друга ненавидящими взглядами. Кажется, вот-вот искры полетят.

— Ты думаешь, я не знаю, что за дела творятся на этом вашем Кладбище? Ещё как знаю! У меня брат юнокоп. Чудо ещё, как они до сих пор не загребли вас всех и не отправили туда, где вам место! — Медсестра решительно тычет куда-то пальцем — наверно, в направлении ближайшего заготовительного лагеря. — Люди умирают из-за нехватки донорских органов, а ты и твои эгоистичные приятели из Сопротивления плевать на это хотели!

Вот так, думает Риса. Две правды, две истины, их разделяет стена. Эта женщина смотрит на неё как на преступницу, и ничто в мире не сможет поколебать её убеждённости.

— Ах вот что! — язвит Риса. — Вы, значит, болеете душой за общество? А денежки, которые вам отваливаются, здесь ни при чём?

Женщина отводит глаза, и Риса понимает, что удар попал в цель. Мораль радетельницы общественных интересов даёт трещину, куда эта ханжа и проваливается.

— Отправляйтесь обратно в своё стойло и занимайтесь своей грязной ордой, — шипит медсестра, — а я сделаю вид, что не видела вас и не слышала.

Не на ту напала. Риса не позволит им расплести Дилана.

И в этот момент в палату входит юнокоп.

— Давай сюда, — зовёт его медсестра и обращается к Рисе: — Катись из этой палаты сейчас же, и тогда я позволю тебе и твоей подружке, что сидит в приёмной, спокойно убраться. Расплести тебя, может, и нельзя, но уж за решётку-то упрятать ещё как можно.

Но Риса не собирается уходить.

Вошедший юнокоп, судя по внешнему сходству с медсестрой — её брат. Он бросает на Рису долгий любопытный взгляд, затем переводит глаза на лежащего в постели мальчика.

— Вот этот?

— Мы его зашили, состояние стабильное, но он потерял много крови. Некоторое время его нельзя транспортировать.

— Держи его на снотворном, — советует коп. — Лучше, чтобы он вообще не просыпался, пока не окажется в лагере.

Риса хватается за подлокотники кресла. Через десять секунд она совершит нечто необратимое. Десять секунд молчаливого внутреннего оцепенения и страха, но ни малейших колебаний.