Гнев божий - Александр Афанасьев

Стена… Выбеленная, неровная стена сложенного из местного камня бесхитростного крестьянского дома, оставленного хозяевами, когда началась война. Стена, к которой можно прислониться и которая остановит пулю.

Шаг за шагом, осторожно ступая по земле, чувствуя спиной каждую неровность кладки, Гагик продвигался вперед. Автомат был не на предохранителе, навел – и стреляй.

Первый дом. Чистый, вытоптанный земляной пол, искореженные головешки того, что когда-то было мебелью. Ничего.

Второй дом. Побогаче – с нормальным полом и не тронутый пожаром. Нет осколков – скорее всего, стекла не выбили, а выстеклили и увезли на продажу. Из-за обстрелов стекло дорогое и в большом дефиците. Тоже ничего.

Третий – опять земляной пол. Каким-то идиотским сюром – горшок с цветком на окне, цветок цветет, какой-то большой и яркий цветок. Есть печь – не сложенная из камня, а сваренная грубо, дешевая буржуйка, такие научились варить последнее время, когда не стало Советского Союза, а вместе с ним не стало и тепла в домах. Интересно, почему не увезли буржуйку…

За четвертым домом Гагик обнаружил огородик – маленький, заросший травой, но все же огородик. Это его и спасло, жадно выкапывая, дергая за зеленые хвосты перезревшую морковь, он услышал человеческую речь и упал на землю, как зверь, заравнивая рукой истроганную им грядку. Потом отполз чуть подальше – и замер.

– Чисто, господин капитан!

– Ты что орешь, дубина?!

Говорили по-русски. И на той и на другой стороне русский знали все, это по-прежнему был язык межнационального общения. На русском говорил весь комсостав, как с русской, так и с азербайджанской стороны, потому что за редким исключением учился он в одних училищах и служил он в одной и той же армии. На русском говорили и наемники, которых что с той, что с другой стороны было немало.

Разведчик появился совершенно неожиданно – здоровый, в непривычной расцветки турецком камуфляже, с автоматом. Его ошибкой было то, что он смотрел на склон холма, поросший мелким лесом, а надо было – под ноги. Гагик замер, помня только одно – человеческий глаз заточен на движение, человек замечает движение – а вот неподвижно лежащего может и не заметить.

Шурша высокой подсохшей травой, к первому вышел еще один.

– Шо уставился?

– Да думаю… Надо бы лесок этот заминировать, ловушек поставить. Мы тут – как в тире.

– Сам же и нарвешься.

– И пошмонать надо тут все…

На удачу Гагика – оба разведчика прислушались, а потом синхронно нырнули в дома. Только через минуту и он услышал надрывный вой автомобильного мотора, прерываемый на мгновение переключением передач. Сюда шли машины – не одна машина, а целая колонна. Одиночкой ездить было опасно, а вот на колонну напасть малыми силами вряд ли посмеют.

Пока колонна – два раздрызганных, забитых вперемешку людьми и тюками с грузом автобуса «ПАЗ», один старенький «КамАЗ», возглавлявший колонну «УАЗ» со снятым верхом и самодельной пулеметной турелью, но без пулемета на ней, замыкающий «УАЗ» без пулемета и без турели – приближалась к разбитому селу, Гагик успел спрятаться поосновательнее, теперь его уже непросто было найти – а сам он все видел, если смотреть осторожно.

Один из боевиков, или разведчиков, или не пойми кто, вышел на дорогу, повелительно махнул рукой. Колонна остановилась. Гагик отчетливо видел, что на боевике – такая же форма, как носит ОПОН, отряд полиции особого назначения, который возглавлял порядочный бандит по имени Искандер Гамидов. Наверняка это и был опоновец – но что он тут делал, было непонятно, это была ничейная земля, ОПОН сюда не рисковал соваться. Как следует воевали только азербайджанские беженцы – они воевали за родную землю, да некоторые наемники. Остальные воевали спустя рукава, прятались по тылам, мародерствовали. В мародерке отличался тот же ОПОН.

Дальнейшее шокировало даже ко многому привычного Гагика. Сначала опоновец и боец из охранения колонны – видимо, начальник – о чем-то ругались, опоновец тряс какими-то документами, боец из охранения, по виду походивший на бойца из отрядов самообороны – размахивал руками, ругался. Потом вдруг опоновец достал из кармана пистолет и совершенно буднично выстрелил в пах азербайджанскому самооборонщику, а потом стал стрелять по тем, кто находится в «УАЗе»; ошеломленные, они не смогли ответить и так и погибли один за другим. По остальным машинам стали стрелять из автоматов и пулеметов другие опоновцы, шансов не было никаких, людей хладнокровно истребляли.

После двух минут стрельбы все закончилось. Один из автобусов вяло горел, остальные просто были изрешечены. Не пострадал «КамАЗ», по нему били прицельно, только по кабине, не задевая двигатель. Один опоновец стал тушить автобус, хлопая по пламени каким-то ватником и громко матерясь по-азербайджански, остальные начали вытаскивать из автобусов людей, раскладывать их на дороге и обыскивать. Некоторых, перед тем как обыскивать, добивали ножами.

Беженцы… Беженцы, которых вывозил отряд самообороны, понятно, что, покидая обжитые места, люди брали с собой все самое ценное, что можно унести на себе, а учитывая азербайджанские традиции – ценным обычно было золото. Двое опоновцев занимались зубными коронками – один, зажав голову приглянувшегося им мертвеца между сапогами, изо всех сил бил в лицо затыльником приклада, второй выгребал изо рта золотые коронки и совал их в пакет. Руки у всех опоновцев были в крови, они весело и злобно матерились, переходя от трупа к трупу.

Гагик закусил губу, соленая влага полилась в рот – только бы не закричать, только бы не… Бандитов было человек двадцать, одному ему с ними не справиться, и артиллерию тоже не навести. Только смотреть… и запоминать до конца жизни.

Один из опоновцев собирал оружие и сносил его в кабину «КамАЗа», второй залез в нее на место водителя, спихнув труп, – и машина взревела двигателем, приветствуя новых хозяев. Покончив с трупами, несколько опоновцев стали вытаскивать из багажного отделения автобусов сумки и потрошить их, ища, чем бы поживиться. Все сносили в «КамАЗ» и один из «УАЗов».

Потом один из опоновцев, повинуясь команде другого, странно повел себя. Сначала он достал пачку сигарет из кармана. Каждую из них он обламывал, где-то наполовину, где-то на две трети, прикуривал, выкуривал немного – и аккуратно клал за землю в разных местах. Потом он взял какой-то пакет и начал еще что-то разбрасывать. Потом опять взялся за сигареты, и так он подошел вплотную к тому месту, где прятался Гагик Бабаян. Опасаясь быть замеченным, он опустил голову и замер, как парализованный. Послышались еще чьи-то тяжелые шаги, потом луськ, напоминающий оплеуху или хороший подзатыльник.

– Ты что делаешь, сын осла? Я тебе что сказал делать?

– Но мюдюрь Гуссейн, я делаю в точности так, как вы мне приказали!

Голос был знаком Гагику! До боли знаком, только он не мог понять, откуда, где он его слышал, а поднять голову и посмотреть он не смел.

– Вот идиот! Когда ты бросаешь сигарету, ты что делаешь?

…

– Ты ее тушишь, сын осла! Ты делаешь ногой вот так! О Аллах, за что ты мне послал таких идиотов!

– Но мюдюрь Гуссейн, если я буду топтать сигареты ногами, как же все узнают, что они армянские?

– Это не твоего ума дело, сын осла, кому надо – тот увидит. А вот если они будут лежать вот так – то все увидят, что они просто кем-то положены. Ты газету где бросил?

– Вот там. Но мюдюрь Гуссейн, а как же патроны?

– А кто узнает, что они азербайджанские, у нас одинаковое оружие?! Никто ничего не узнает, если такой тупой осел, как ты, не откроет свою пасть! А если откроет – то, клянусь Аллахом, я вскипячу на костре казан с маслом и вылью его в болтливые рты, чтобы они больше никогда не могли открыться! Иди к машине, идиот, и покажи заодно, где ты бросил газету! О, Аллах…

Шаги начали удаляться…

Возня у расстрелянной колонны продолжалась еще недолго, потом одновременно взревели моторы «КамАЗа» и «УАЗа». Бандиты взяли все что могли и уезжали с добычей.

И тут Гагик вспомнил. Вспомнил все. Осознание было столь ярким, что он схватился за автомат, готовый умереть, но убить, остановить этого… – но было уже поздно.

– Эй, армян!

Это был Али. Али Мухаджиев. Тот самый Али – Муха из Сумгаита, ублюдок, который ударил заточкой в спину трудовика Пал Палыча и чуть не зарезал его! Это был Али… из Сумгаита… в котором тогда…

Встав из-за укрытия в полный рост, ничего и никого не боясь, шатаясь как пьяный, Гагик Бабаян подошел к расстрелянной колонне, к выложенным в ряд убитым и ограбленным людям, к «УАЗу», в котором была открыта дверца, и на землю капля за каплей, весомыми, безмерно весомыми каплями капала багровая человеческая кровь.

Гагик Бабаян стоял так какое-то время. Стоял и смотрел. Потом бросился бежать к лесу. Тоже – как тогда…

Во всем, конечно, обвинили армян.

Ретроспектива