Леди и война. Пепел моего сердца - Карина Демина

Я же заполняла дни делами.

…уроки манер, высокого этикета, культуры речи…

…общество любителей истории…

…открытие весеннего театрального сезона…

…основы экономики, история, география…

…поэтический салон…

…концерт воспитанниц сиротского приюта Белой розы…

…риторика, логика…

…ежегодные состязания гребцов…

…турнир по фехтованию…

…выездке…

…парад шляп…

И визиты. Встречные. Ответные. Неожиданные. Письма, требовавшие ответа, пусть бы и краткого, но неизменно вежливого…

Другие, которые я должна была написать… кажется. Но кому? Не получается вспомнить, голова забита совсем другим. И если так, то, должно быть, ничего важного. О важном я бы не забыла.

…открытки…

…милые сувениры к первому весеннему дню…

…ярмарка, салфетки, которые пришлось-таки вышить. И памятью прежнего мира — атласные банты. Всего одна серебряная монета, и бант на корсаже позволяет ощутить причастность к великому делу…

…примерки… парикмахер… косметолог…

Наша светлость должна выглядеть достойно нашего положения. Знать бы самой, каково оно. По-моему, Ллойд напрочь проигнорировал сам факт развода. Луиза поддержала. И общество приняло меня как леди Дохерти. А я не стала возражать.

«Дорогой дневник, кажется, я дозрела до очередной порции нытья.

Устаю.

Злюсь. Сдерживаю себя.

Грудь стала большой и неудобной, ноет и ноет. И еще болит спина, хотя срок небольшой и веса я набрала килограмма три, но ощущение такое, что кости стали мягкими. Щупаю локти, трогаю пальцы, подбородок — нет, твердые вполне. А спина вот болит. Мышцы каменеют, еще и токсикоз. Точно знаю, что должен прекратиться после двенадцатой недели, но он-то этого не желает понимать! Меня по-прежнему выворачивает. И это непередаваемое ощущение бесконечного похмелья…

…с каждым днем только хуже.

По утрам чувствую себя старой. В зеркало смотреть не хочется — там живет чудовище. Бледная набрякшая кожа. Круги под глазами. И сами глаза узкие, китайские какие-то… я почти не пью после обеда, но отеки все равно не прекращаются.

Наверное, даже хорошо, что Кайя нет рядом.

Плохо.

С ним было бы легче… или сложнее? Запуталась. Вообще стала путаться во всем. Не голова — корзинка для рукоделия, в которой все нитки переплелись. Потяни за одну — вывалится все содержимое.

Я не спрашиваю о том, что происходит с ним. Знаю, что, если решусь задать вопрос, Ллойд ответит. Но нужны ли мне ответы?

Будет ли мне легче от понимания того, что ему тоже плохо?

Иногда его ненавижу. Бывает, злюсь жутко. Но чаще — мне за него страшно. Я ведь в любом случае выживу. Я живу потому, что он согласился принять условия Кормака.

А если бы нет?

Умереть в один день — это, безусловно, романтично. Но все-таки, несмотря на мое нытье, следует признать, что жизнь — не такая плохая штука. Помнится, когда-то — целую вечность назад — я пересказывала историю Ромео и Джульетты, не успев рассказать до конца. И еще думала о том, чтобы переписать этот самый трагический финал.

Хотелось, чтобы остались живы.

Но что бы с ними было дальше?

Нет, все-таки странные вещи творятся в моей голове. Не следует отвлекаться от нытья на философию.

Ллойд лично пичкает меня какой-то отравой, уже трижды в день. Откуда берет, не спрашиваю и на вкус не жалуюсь. Эта мерзость и вправду приносит некоторое облегчение.

Еще он читает книги. Или книгу? Черный потрепанный томик, который Ллойд приносит с собой. Он садится у кровати, открывает томик… и я не помню, о чем эта книга.

Но сам его монотонный голос убаюкивает. Я засыпаю, хотя всякий раз клятвенно обещаю запомнить хоть фразу из прочитанного им, а не выходит. Но бывает, что, проснувшись, я узнаю о том, что спала сутки или двое. Наверное, так надо. Если бы не спала, было бы хуже.

Конечно, на всех выездах пришлось поставить крест. И выставка цветов в ратуше прошла без моего участия. Однако кажется, все цветы оттуда переслали мне. Не только цветы… теперь мне придется ответить на несколько десятков писем.

А местная газета взялась публиковать бюллетень о состоянии моего здоровья — я уже не задаюсь вопросом, зачем им это надо и кому интересно. Выходит, что много кому. Прислали даже художника, которого Луиза сочла возможным допустить.

Лучше бы она этого не делала! Я видела итог его упражнений… умирающий лебедь и только.

Пока он рисовал, сосредоточенно, с осознанием важности момента, я вспоминала Кайя. Где теперь те его рисунки? И что будет с нами?

Будем ли мы вообще?

Зато вчера появился Магнус. Целый день просидел у кровати, разве что за руку не держал… он чувствовал себя виноватым. А я спросила его, где он был. Хотела о чем-то другом. Или о ком-то? Опять забыла… все время забываю. Магнус ответил, что большей частью был в своем прошлом. Потом стал рассказывать про пушки, литейные мастерские, про мастеров, изготовлявших порох… про то, что все оказалось куда страшнее, чем он предполагал.

Работорговцы. Стража. Городские власти. Плотный клубок даже не заговорщиков — деловых людей, увидевших выгоду там, где ее прежде никто не видел.

За пушки платили золотом.

Кто?

Я знаю ответ — Хаот.

Мастерских больше нет. И тех, кто их покрывал. И тех, кто владел кораблями, развозившими бронзовых зверей. И тех, кто торговал людьми… и многих иных.

Когда вокруг огонь и кровь, много огня и много крови, Магнус перестает себя сдерживать.

Ему жаль.

Уезжая, он знал, что Кайя не выпустит меня из поля зрения. Но не знал, что Кайя тоже можно убить: слишком все привыкли к неуязвимости протекторов.

Дядя забрал Юго. Сказал, что для него есть работа, а я не стала уточнять, какая именно. Наверняка по основному профилю. Пожелала удачи обоим.

Сержант тоже уходит, но, кажется, сам. Зашел попрощаться…»

Мы виделись редко. Он избегал меня, да и не только меня, предпочитая держаться от людей подальше.

— Ллойд! — Сержант упер мизинец в висок. — Снял. Ухожу. Так надо.

— Побереги себя, пожалуйста.

Кивнул, но как-то рассеянно, наверняка он находился где-то далеко, полагаю, рядом с городом.

— И не думаю, что Кормаку стоит верить.

Он покачал головой и снова виска коснулся.

— Я слышал. Тогда. Эхо. Больно. Сейчас — пусто. Совсем пусто.

— Мне тоже больно, но я жива. И ранение было. Кормак это признал. Его ты и слышал. Но раненые выживают.

Упрямый. Опять касается виска.

— Не слышу.

— Конечно, не слышишь. Ты далеко. На чужой территории. И знакомы вы были не так давно, чтобы связь появилась крепкая…