Огненная земля - Аркадий Первенцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Матросы и офицеры десанта! — бросил он своим хрипловатым голосом. — Мы должны очистить наши земли от немцев. Мы радетели русской земли. Нам довелось… нам довелось. — Он поднял голос, махнул плотно сжатым кулаком туда, в сторону Крыма. — Пришло время, когда мы придем к их границам! Дорога в их разбойничьи государства лежит для нас, черноморцев, через Крым, через Севастополь. Для нас обходных путей нет, ребята! Нет! Мы появимся на их границах! Мы перейдем их и ворвемся к ним. Мы привезем матерей наших, отцов, жен и детей, разоренных ими и обиженных и скажем: «Возьмите все, что они отняли у вас».
Сегодня ночью вы начинаете новый поход. Надо сломить заслоны. Сломить во что бы то ни стало. Потомки будут вспоминать вас со славой. Сам Сталин, первый радетель нашей земли, смотрит на вас! Желаю успеха, орлы! Вперед на врага, букреевцы!
Он еще раз взмахнул кулаком, постоял, опустив голову, затем, попрощавшись с Букреевым, Батраковым, расцеловав Звенягина, быстро пошел к своей машине.
По тому, как моряки двинулись за ним, окружили машину, было понятно всё. И прежде всего это понял сам командующий.
—- До свиданья, ребятки, — попрощался он.
Вот тут‑то и крикнули матросы «ур–р-а!», перекрывая шум вспененного моря.
— Тише… тише… Еще услышит… — сказал растроганный командующий. — Вот наломаем ему рога, тогда и покричим…
Он обратил внимание на стоявшего перед ним Кондратенко. Ничем не отличался этот моряк от других: та же одежда и обувь, то же оружие и диски в брезентовых чехлах, висевшие вокруг пояса, как круглые пироги, но надпись на бескозырке, освещенная светом включенных фар, остановила его взгляд.
— «Беспощадный»?
— Так точно, товарищ генерал армии.
— За всех!
Он обнял Кондратенко, троекратно, по–русски, расцеловал его и, еле сдерживая волнение, скрылся в машине. Фары отбросили два тонких светлых уса, машина фыркнула и медленно тронулась, провожаемая множеством приветственно машущих рук.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
— Иду на сторожевике, товарищ капитан, — сказал Баштовой, — двое суток глаз не сомкнул. Хоть часочка два вздремну до того берега. Вот и доктор составит компанию.
Фуркасов, широкий и короткий, — ватное обмундирование, сумки, навешенные накрест, — неумело подтягивал снаряжение на переводчике Шапсе, только вчера прикомандированном к десанту от политуправления.
— Чувствуете, товарищ капитан, идеальное отношение начальника штаба к своему здоровью? — пыхтя возле Шапса, говорил доктор. — Ну, повернитесь, товарищ старший лейтенант. Так, хорошо. Автомат можете пока снять с загривка, неудобно. Пристройте его на плече, вот так, как я. Теперь отлично. Никто не поверит, что вы впервые идете в десант. — Доктор вынул платок, вспорхнувший в его руках, как голубь, вначале у лба, затем у затылка. — Держусь начальника штаба. Верю в его звезду…
— Правильно, доктор. Начальник штаба в подобных переделках проверенный, не то, что комбат, — пошутил Букреев.
Батальон выстраивался. Люди почти сливались с темными, словно срезанными огромной лопатой, высокими стенами обрыва. Сочная волна выносилась на берег, пробегала по песку и уходила накрытая белыми шапками пены, потом другая, третья… Волны возникали из темноты, шумели, обрушивались холодом и брызгами и хрипели, запутавшись в сваях причалов. Звенягин прошел на пирс в сопровождении трех моряков, одетых в кожаные регланы и зюдвестки.
— На катерах посылать народ в трюмные отсеки, — говорил на ходу Звенягин. — А то набьются на палубах. Попал, не попал снаряд, а месиво…
Каблуки застучали по свеженастланным доскам причала. Шум моря поглотил еще какие‑то приказания командира дивизиона. Подъехал «Студебеккер», осторожно нащупывая дорогу. Из кабинки высунул голову водитель.
— Хлопцы, патроны винтовочные. Кто принимает?
— Давай сюда, — крикнул Баштовой, направляясь к машине. — Стоп. Тут ямка…
«Студебеккер» заворчал на малых оборотах. По приказанию начальника штаба стрелки второй роты быстро расхватали ящики и понесли к тральщику.
— В хорошем хозяйстве каждая веревочка пригодится, — сказал Баштовой через несколько минут, запыхавшийся, но веселый.
— Документы оформить… — Человек с погонами сержанта разворачивал бумажки, водил по ним пятнышком карманного фонарика, — стрелковый полк майора Степанова? Вы знаете, как мы спешили из Сенной? Дорога — ужас… сами знаете…
— Спешили к майору Степанову, а попали к капитану Букрееву. — Баштовой рассмеялся. — Давайте распишусь…
— Не туда доставил, — мелькнули испуганные глаза сержанта. Потом свет фонарика погас и послышалось невнятное бормотанье: — Как же так… обминулся… А мне указали…
— Не беспокойтесь, что Степанов, что Букреев — одно и то же. На тот берег перебросим патроны, не обидим пехоту, — весело сказал Баштовой.
— Я спросил у пристани. Указали налево, — оправдывался сержант.
— Там же, у пристани, тоже свои моряки. Налево, направо — все будут в конце концов в одном месте. — Баштовой возвратил бумаги. — Давайте‑ка обратно в Сенную, товарищ сержант.
Сержант откозырял. «Студебеккер» мягко, но сильно сдал задним ходом. Баштовой инструктировал Плескаче- ва, как лучше предохранить рации при высадке, и сверял позывные пехотных частей и своих рот, занесенные в аккуратно разграфленную записную книжку.
— Как все же я подсидел Степанова, — похвалился начальник штаба, отпуская Плескачева. — Грузовик винтовочных, а?
— Все равно там делиться придется…
— Конечно придется… Но все же ловко.
Шагаев подъехал на «Виллисе» и, выйдя из машины, направился к Букрееву. Рядом с Шагаевым очутились Батраков и Курилов. Они казались очень маленькими в сравнении с начальником политотдела. Шагаев поздоровался, и Букреев ощутил его полную, немного вспотевшую руку.
— Контр–адмирал у Гладышева, — сказал Шагаев, — просил передать вам пожелание успехов.
— Спасибо, товарищ капитан первого ранга.
— Скоро начнете погрузку?
— Через три минуты.
— А как у вас дела, Батраков?
— Все в порядке, товарищ капитан первого ранга.
— Пить чай теперь будем в Крыму, — пошутил Бук- реев.
— Кавказ надоел?
— Нагостевались на Кавказе, — серьезно ответил Батраков.
— Разрешите начать погрузку батальона, товарищ капитан первого ранга.
— Добро.
Букреев скомандовал. Его приказание, повторенное ротными командирами, сразу, привело в движение весь батальон. Каждый десантник знал свою «посуду», нацелился на нее и теперь побежал к своему месту. Не нужно было ни понукать, ни беспокоиться. Но все же Степняк больше по привычке, чем по необходимости, подбадривал своих пулеметчиков крепко проперченными словечками в отличие от Цыбина, молча пропускавшего мимо себя автоматчиков. Его стройная, неподвижная фигура казалась олицетворением спокойствия и разумного отношения к делу.
Острые пики флагштоков судов колыхались из стороны в сторону, и в такт их покачиванию тонко и однообразно поскрипывали швартовы. Букреев поднял голову. Над обрывом, на фоне мутной белесоватости угадывались домики и деревца, растопырившие свои голые ветви. Там, вверху, тепло жилищ и, может быть, бормо- танье сонного ребенка; где‑нибудь на лавке пыхтенье опары, кисловатые запахи теста… А здесь.., будто на дне заброшенного колодца — ознобно, темно, мокро.
Берег быстро опустел.
— Счастливого пути, Николай Александрович.
Шагаев секунду помялся, но потом обнял Букреева.
И тот почувствовал мокрую кожу пальто, близко увидел блестящие глаза Шагаева и услыхал сдавленный от волнения голос:
— Успеха, успеха…
— До свидания…
В мотоботе Букреева подхватили чьи‑то сильные руки. Люди потеснились, освободив командиру батальона место на боковом сиденьи, рядом с Таней. Она наклонилась к нему.
— Здесь будет хорошо, пожалуй. Вы даже можете немного прикорнуть, Николай Александрович.
Ее дружеский и заботливый тон, и это «Николай Александрович», произносимое всегда тихо, чтобы не слышали другие, подействовали умиротворяюще. Пропали томительные мысли. Нервный подъем сменился приятной, не расслабившей тело усталостью.
Корабли стартовали одновременно. Теплый чадный воздух пронесся мимо. В борт ударила лохматая вода, отброшенная винтами.
Сторожевой корабль буксировал два мотобота и гребной барказ, на них была погружена вся рота Рыбалко с приданными средствами усиления — пулеметчиками и минометчиками.
Мотобот — судно, рожденное нашей изобретательностью и горькой необходимостью, — представлял собой подобие большого низкобортного корыта, сваренного из толстого листового железа, рассчитанного на переброску при благоприятной погоде до пятидесяти человек с соответствующим вооружением. Два автомобильных мотора являлись двигательной силой этого несложного суденышка. Любовно окрещенный моряками «лаптем», мотобот пришел на помощь морякам, когда нужно было начинать наступательные действия в черноморском бассейне против захваченных и укрепленных противником берегов. Мотобот явился тем же оружием, каким в свое время была тачанка или теперь самолет «У-2», превращенный в ночной бомбардировщик.