Юркины бумеранги - Тамара Михеева

Папа сказал торжественно:

— Несмотря на все твои мелкие прегрешения, год ты закончила хорошо, и… — Он улыбнулся и добавил чуть-чуть виновато: — Вообще-то мы обещали тебе на день рождения, но тогда совсем не было денег. Впрочем, я думаю, такой подарок лучше к лету.

Под эту речь Иван втащил в комнату велосипед. Петька не верила своим глазам. Это был не просто какой-то там велосипед! Это был «тот самый»: изумрудного цвета, невысокий, легкий. Петька целый год на него смотрела в магазине, но он стоил неимоверно много — целое состояние! И вот это чудо, ее мечта, у нее! Петька завыла от восторга и повисла у папы на шее.

— Пусти, сумасшедшая!

Петька бросилась к своей «лошадке». Погладила седло, изогнутый руль, тренькнула звонком. Она была так счастлива, что чуть не заплакала. До сих пор у Петьки не было никакого велосипеда. Вернее, с тех самых пор, как она ласково попрощалась с детским «Лёвушкой» и отдала его Галке. У всех Бродяг были, а у нее не было. Петьку, конечно, всегда катал кто-нибудь из мальчишек. Сашка даже специальное маленькое седло на раму прикрепил. Но одно дело, когда ты пассажир, и совсем другое, когда — всадник.

— Лошаденок мой… — мурлыкала над ним Петька. — Я покатаюсь, да?

Иван еще раз проверил тормоза и колеса, затянул все гайки и помог племяннице спустить подарок во двор. Петька присела перед велосипедом на корточки, вдыхая густой запах свежей смазки, резины и нового металла.

— Долго не катайся, на большие дороги не суйся, — предупредил Иван. — А то мама с бабушкой вмиг отберут игрушку.

Он похлопал Петьку по плечу и пошел домой, а Петька осталась наедине со своим счастьем.

Чуть-чуть волнуясь, она села на велосипед. Вышло у нее это неловко. Но ничего, она еще научится! Медленно, не торопясь, Петька объехала двор, а потом выехала на улицу. Она решила сначала испробовать велосипед, а потом вернуться к дому. К этому времени Бродяги уже наверняка соберутся у Камня, и вот она, гордая и счастливая, грациозно въезжает во двор…

— О-ля-ля!

В велосипеде Петьке нравилось всё: и тихое шуршание упругих, не очень больших колес, и изогнутая линия рамы, и подножка, и голос звонка…

С улицы Декабристов Петька свернула в парк. Там после ночного дождя стояли глубокие лужи. Подняв ноги, Петька врезалась с разгона в их коричневую воду.

— У-ух!

После луж от колес на асфальте оставался ровный след рубчиков. И это тоже нравилось Петьке.

— Вперед! — скомандовала Петька и с бешеной скоростью закрутила педали.

Дорожки парка, ворота, Центральная площадь, улица Северная, Часовая, Чайная площадь, школа, переулок без названия, мосток через ручей. Нет, Петька не просто гоняет на велосипеде. Она много видит. Вот воробьи подрались из-за крошки. Вот коричневый лист оторвался от ветки тополя, но это не осенний лист, просто его высушило жаркое солнце; вот золотой луч скользнул по консервной банке, и солнечный зайчик заплясал на заборе. Промчались мимо незнакомые мальчишки на велосипедах, потренькали Петьке звонками: «Не зевай на дорогах!» Одноклассница Юлька помахала рукой из своего окна.

У моста Петька встретила тетю Катю с Марьяшкой.

— Тетя Катя! Здравствуйте! Привет, Марьяшка! — соскочила Петька с велосипеда.

— Здравствуй, Лиза. Марина, что же ты не поздороваешься?

— Здравствуй, — тихо, как мама, улыбнулась Марьяшка.

Тетя Катя была очень красивой. Петьке она казалась самой красивой женщиной на свете после мамы. Она была высокая, худенькая и стройная, как девочка. Руки с длинными пальцами делали только плавные движения, а ходила она так, будто под ногами не было земли. Густые белокурые волосы тетя Катя всегда носила распущенными, и они развевались на ветру, как крылья. А глаза у нее были прохладные, серо-зеленые, большие и всегда грустные. Такие же глаза с пушистыми черными ресницами были и у Марьяшки, и у Олега.

— А мне велосипед подарили! — похвасталась Петька и дунула в Марьяшкины волосы.

Светлые, легкие, пушистые, как у брата, они поднялись и медленно опустились. Марьяшка засмеялась от щекотки.

— Хочешь, прокачу? — предложила Петька.

— Нет-нет, Лиза, мы торопимся, в другой раз. Ты приходи к нам в гости.

Петька радостно кивнула: если тетя Катя приглашает, значит, дома у них все в порядке и дядя Миша не пьет.

— Передавай привет всем своим! — крикнула тетя Катя вслед уезжающей Петьке.

— Пока! — замахала рукой Марьяшка.

Опять замелькали, заплясали деревья, дома, заборы, светофоры, вот снова лужа… Петька резко затормозила: в луже отражались купола и кресты городской церкви. Не то что бы Петька была очень верующей. Ее, конечно, крестили в детстве, и она твердо знала, что Бог все-таки есть, она любила Рождество и Пасху, но после крещения в церкви не была ни разу, обрядов не соблюдала и даже крестик не носила, потому что боялась потерять. А велосипед перед лужей остановила просто оттого, что стало жалко отражения — красиво. Постояла, посмотрела в лужу, потом — на всамделишние купола. Церковь стояла на пригорке перед пустырем, и поэтому за ней было только синее небо. Петька слышала от взрослых, что отец Алексий хлопочет, чтобы на месте пустыря заложили сад…

Петька пригляделась. Вот это да! Из ворот церкви выбежал Морюшкин. Бежит, подпрыгивает, в шортах, яркой майке, беззаботный и радостный.

— Ну и ну… Эй, Морюшкин!

Морюшкин резко затормозил (чуть искры сандалиями на асфальте не выбил), заозирался, увидел Петьку, смущенно улыбнулся и подошел.

— Привет, Морюшкин.

— Привет…

— Ты откуда такой… праздничный? — спросила Петька.

Морюшкин неловко кивнул на церковь — оттуда, мол.

— Ничего себе! — удивилась Петька. — А чего ты в таком виде неподобающем?

— Я в подобающем, — улыбнулся Морюшкин. — Я же не на службу. И вообще, не к Богу — я к папе ходил.

— А… А он у тебя где?

— Папа? В церкви. Он работает батюшкой. Отец Алексий.

— Отец Алексий — твой папа?! — выдохнула Петька. Батюшку Алексия, который восстановил в городе церковь, художника и проповедника, знали все. Говорили, что он настоящий батюшка. — Врешь!

— Да не вру я, — снова улыбнулся Морюшкин. — Почему вру-то?

— А потому что… почему я тогда никогда во дворе его не видела?

— Ну они же не живут с мамой. Мама не хочет с ним жить. Говорит, что она быть попадьей не желает.

«Вот дура!» — подумала Петька, а вслух сказала:

— Ты не расстраивайся…

Морюшкин снова заулыбался:

— Да я не расстраиваюсь. Я же все равно к нему каждый день хожу сюда. И ночую иногда в келье.

— Это не то…

— Не то. Но лучше все-таки. Он сначала совсем уезжать хотел. Я его насилу уговорил остаться.

— А как?

— Ревел не переставая день и ночь, — бесхитростно признался Морюшкин. Он протянул руку к рулю велосипеда, погладил и сказал, как про собаку: — Какой у тебя велосипед хороший…

— Ага! — выдохнула счастливая Петька. — Сегодня подарили.

— Здорово! Ладно, я пойду, Петь. Пока.

— Пока, — вскочила в седло Петька и крикнула уже на ходу: — Морюшкин! А как тебя зовут?

— Виталик…

— Виталик… Хочешь, прокачу?

Виталик Морюшкин сдержанно кивнул, но его зеленые и большие, как блюдца, глаза засияли.

— Садись, — кивнула Петька на багажник.

Виталик взобрался на багажник, раскинув тощие незагорелые ноги.

— Поехали!

Вихляя передним колесом от тяжести, Петька довезла Морюшкина до своего двора, и там они распрощались.

А в это время Ирина вздохнула и сказала:

— Ну, теперь мы Петьку совсем видеть не будем…

— Кого-кого? — сделал страшные глаза Иван.

А бабушка разразилась хохотом:

— Ого! Придется Сергею Арсеньевичу теперь и с тобой бороться!

— Кажется, дворовое Веткино прозвище проникло в дом, — подвела итог мама. — Это опасно.

— Это неизлечимый вирус! — почему-то развеселился Иван. — Вот увидите!

6

После встречи с Морюшкиным Петькино ликование превратилось в тихую ласковую радость. Она набрала полные легкие жаркого летнего воздуха, с шумом выдохнула и закрутила педали. Проезжая мимо Первомайского переулка, Петька подумала, что неплохо было бы заглянуть к Деньку: узнать, есть ли у него велосипед. Но, вспомнив утреннюю встречу с Лёшкой, остановилась в нерешительности. Заехать? А вдруг и Денёк решит, что она в него влюбилась? Что она за ним бегает?

Петька фыркнула. Но не заехать совсем глупо. Почему это она должна раздружиться с Деньком из-за какого-то Лёшки? Петька вздохнула. «Как будто человек в одиннадцать лет влюбиться не может…» — вспомнила она. Нет, почему же… Может, наверное. Но сама Петька никогда ни о чем таком не думала. Ей было скучно без Денька, и она бежала в Первомайский переулок; ей было с ним интересно, и она тащила его в Хижину. А любовь… Это что-то совсем другое. В книжках и кино от любви всегда страдают, ночами не спят, подвиги совершают и слёзы льют. Петька не страдала. Наоборот, она была очень рада, просто счастлива, что подружилась с Деньком. И никакая Лёшкина любовь тут ни при чем. И, не раздумывая больше, Петька на большой скорости свернула в Первомайский переулок.