Свежий ветер океана (сборник) - Евгений Федоровский

Так ничего и не добившись, фрегаты отошли к Заяцкому острову, разорили здесь поселок и покинули Белое море.

Через год англичане снова подошли к Соловецким островам. На берегу, там, где сейчас в память об этих днях лежит «переговорный камень», английский офицер вел переговоры с монастырским настоятелем. Но они окончились безуспешно. Русский Север и его часовой — Соловецкий монастырь так и остались неприступными для захватчиков.

…Миша Русин был впечатлительным человеком. Он лазал по монастырю и молчал. О чем он думал? Что чувствовал? Может, ему в голову приходили те же мысли, что и мне? Мы разглядывали щербатую кирпичную кладку, бродили меж старых могил, по стершимся каменным плитам спускались в подвалы… «Отечество вырастает из своей истории», — вспоминались вдохновенные слова известного историка академика В. О. Ключевского. Мы, люди, тоже вырастаем из нее. Но мы можем забыть об этом, а история не забывает нас, тайными связями продолжая непрестранно воздействовать на сердце. Мы несем историю в себе, и она соединяет нас с бесконечной вереницей предков и их дел.

Говорят, что камни молчат. Не верю! У камней такой же богатый язык, как у немых. В этом языке есть и оттенки чувств, и блеск мыслей.

Ржавое кольцо, вмурованное в стену, уже сточилось от времени. Но чтобы его выломать, надо разобрать кладку. Какой цели служило оно в полутемной келье? Зачем понадобилось строителям вкладывать в цепкий известковый раствор длинный стержень кольца, да так, что никакой силе не вырвать его?

И тут пришла догадка. Да ведь это кольцо держало цепь. А к цепи был прикован человек!

Не только воином и хранителем древних икон и рукописей, проводником письменности и культуры был Соловецкий монастырь. Он был и страшной тюрьмой, не уступавшей Петропавловской крепости и Шлиссельбургу. В сырых и холодных каменных мешках с единственным зарешеченным окошком содержались самые опасные для царя и духовенства узники.

По жестокости режима Соловки не имели себе равных. Тех, кто попадал сюда, можно было сразу вычеркивать из списков живых. Об узниках не знали родственники, никто не видел их слез, не слышал их стонов, жалоб, проклятий. Многих бросали в подвалы со скованными руками и ногами, с вырванными языком и ноздрями, иных еще приковывали цепью к стене. В тюрьме Соловков, кишащей крысами, мучились сотни людей. Они не видели солнца, теряли счет годам. Если арестанты других тюрем еще надеялись на прощение, на соловецких заключенных оно не распространялось. Сюда ссылали на бессрочную каторгу, и приговоры пестрели выражениями: «Послать до кончины живота его», «Быть ему в вечных трудах до смерти», «Быть навсегда в тягчайшие труды скованным» и т. д. Грамотных арестантов непременно лишали бумаг, перьев, книг.

На главном дворе кремля у стены Петропавловского собора мы натолкнулись на могилу Петра Андреевича Толстого. Как попал сюда ближайший и деятельный сотрудник Петра I, сенатор и первый русский посол в Турции, президент Коммерц-коллегии и бессменный управляющий Тайной канцелярии, которая сама калечила людей и ссылала в те же Соловки, следователь по делу царевича Алексея, подписавший наследнику смертный приговор? Предчувствуя близкую кончину вдовы-императрицы Екатерины I, Толстой стал «вымышлять злые способы» лишить престола Петра Алексеевича, двенадцатилетнего сына царевича Алексея, и выбрать императора «по своей воле». Но всесильный Ментиков с князьями Долгорукими одержали верх в придворной сваре и посадили Петра II на престол. Толстой был лишен власти и богатств, сослан на Соловки. Здесь и пришла смерть.

Вскоре соловецкая тюрьма приняла и одного из противников Толстого — князя Василия Лукича Долгорукого. Всесильный временщик Бирон, фаворит Анны Иоанновны, сначала заточил его в Соловецкий монастырь, а потом для большего спокойствия решил казнить. Долгорукого вызвали в Новгород и там отсекли ему голову.

Здесь же, в Соловках, сидел последний кошевой Запорожской Сечи Петр Кальнишевский. Задумав навсегда покончить с запорожской вольницей, Екатерина II в 1775 году приказала уничтожить Сечь, а атамана по ложному доносу упрятала в Соловецкий монастырь. Шестнадцать лет провел кошевой в каменном мешке Белой («Головленковой») башни, девять лет просидел в другой камере. Новый император Александр I даровал ему прощение. Кошевому исполнилось ровно сто десять лет. Он вышел на свободу совершенно слепым. Не надеясь больше увидеть родную Украину, Кальнишевский попросил оставить его в монастыре. Через два года он умер.

В «острожной» тюрьме позднее томились декабристы, для которых была даже написана специальная инструкция, составленная зловещим палачом декабристов комендантом Петропавловской крепости генералом Сукиным. Сидели здесь народовольцы и другие революционеры. Лишь в 1903 году, просуществовав три с половиной столетия, соловецкая монастырская тюрьма была ликвидирована…

…Мы вышли из подвалов на свежий воздух. Здесь, в этом соловецком слепке былого, мало что изменилось с тех пор, как по двору ходили люди в малиновых кафтанах стрельцов, коричневых монашеских сермягах, черных домотканых ризах. Та же мебель в кельях и залах, тот же двор и кусты под окнами… Дух прошлого продолжал жить в этих стенах. Меж громадных плит у главных монастырских строений пробивалась трава, цвел клевер. Из леса доносился крепкий смолистый запах. Спокойно, глубоко и ровно дышало море. В нишах соборов шумно возились дикие голуби.

Первого строителя Соловков звали Трифон. История не оставила ни его портрета, ни описания внешности. Но вот душу его мы, пожалуй, почувствовать смогли. Он творил в жестокое, темное время, но как он чувствовал природу — лес, камни, цвет неба, шум моря!.. Трифон сказочно вписал свое буйное создание в дикий пейзаж Соловецких островов. Такое мог сделать только оптимист, который, несмотря ни на что, воспринимал жизнь как праздник.

Как во всяком талантливом человеке, в нем жила склонность к размаху. Он смело вытянул крепостные стены вдоль берега, а с двух сторон на суше сжал оборонительные сооружения до предела. Почему? Зачем? Сухопутный враг, считал Трифон, опаснее для защитников, чем морской. Поэтому он и поставил башни близко друг к другу, на расстоянии ружейного выстрела.

А еще, наверное, по-русски добр, душевно щедр был этот Трифон. Архитекторы средневековья старались делать крепости как можно более устрашающими. Материал для строительства они выбирали темный, могильный. Стрельчатые башни, узкие бойницы, голые, как череп, утесы покатых стен внушали страх и трепет. Даже сейчас возникает какое-то смутное беспокойство, когда смотришь на башню Гедимина в Нарве. А вот Соловецкая крепость тревоги не вызывает, особенно если видишь ее в теплый солнечный день.