Набор фамильной жести - Ирина Алпатова

Она поднялась и тщательно перевязала пояс на халате, обернула шею шарфом – так теплее, затем с удовольствием влезла в носки. Как там заявила мадам? «У нас без дела не ходят». У Паши было дело, ей нужно было отыскать заведующего этим чертовым заведением и передать ему письмо. Ну и встретиться с тетей, конечно. Отчего-то после короткой беседы с соседом эта перспектива ей казалась еще более туманной. А что, если тетушка окажется совсем ненормальной, как с ней разговаривать? Паша с тоской посмотрела в зарешеченное окно – нет, не тюрьма же здесь, в самом деле, и маман упоминала очень щадящий режим. Паша немного подумала, снова спрятала конверт обратно в сумку и повесила ее себе на грудь, перекинув ремешок через голову. С местной публикой ухо нужно держать востро.

Она осторожно приоткрыла дверь и прислушалась, вокруг было тихо. Интересно, вот ее соседу, судя по всему, все-таки можно свободно ходить по пансионату. Лучше бы он сейчас не встретился. Паша постояла, в любую минуту готовая юркнуть обратно, затем мысленно отругала себя за дурацкие страхи и тихонько двинулась в конец коридора. Как она и предполагала, там была лестничная площадка, и Паша снова прислушалась. Как же здесь тихо, у них что, в это время тихий час?

Лестница оказалась темной и довольно крутой, покрывавший ступеньки линолеум в некоторых местах протерся до дыр. Да, пансионат явно переживал не лучшие времена или это черная лестница? Прикинув, куда лучше двинуться – вверх или вниз, Паша стала осторожно спускаться, приволакивая ногу, тем более что тапки так и норовили свалиться с ног и скатиться вниз самостоятельно. Да уж, Прасковья Хлебникова на трассе скоростного спуска… Она так увлеклась этим непростым и даже опасным процессом, что на время утратила слух и осторожность, поэтому увидела ее в самый последний момент.

В полумраке, держась за перила страшной костлявой рукой, стояла Баба-Яга. Да, было темно, и старуха стояла на ступеньку ниже, но Паша все равно отчетливо увидела приоткрытый рот, даже выступающий вперед кривой клык разглядела. И седые космы, нависающие над крючковатым носом, и косящие злые глазки… Баба-Яга отчетливо цыкнула, и Паша с усилием стряхнула с себя тупое оцепенение.

Она, кажется, икнула и дернулась так, что одна из тапок радостно ринулась вниз, указывая ей дорогу к спасению, и Паша, чудом проскочив мимо ведьмы, бросилась следом, припадая на больную ногу и рискуя сломать себе шею. Впереди нее, точно санки, шустро скользила вторая тапочка. К финишу Паша пришла последней и приземлилась на нижней площадке на четвереньки, запутавшись в длинных полах халата. И что сделала ужасная старуха? Она, видимо, перегнулась через перила, потому что откуда-то сверху проскрипел ужасный голос:

– Не ходют тута больные. Нельзя! Тута персонал ходит! И всё шнырют и шнырют, топчут и топчут. Вот я скажу, я тута убираться не обязана за больными… – голос, сопровождаемый позвякиванием ведра, стал удаляться.

Паша поднялась с четверенек не сразу, постояла, держась за многострадальное колено и дожидаясь, пока успокоится гулко бьющееся сердце, потом подобрала тапки. Ничего себе персонал в этом заведении. Такой же сумасшедший, как и его клиенты. Маман об этом наверняка не подозревает. Но как эта старуха была похожа на ту . Впрочем, почти все старухи похожи друг на друга.

На площадку выходили две двери. Одна из них, судя по всему, вела на улицу. Паша осторожно открыла вторую, не зная уже, к чему ей нужно быть готовой. Перед ней снова оказался коридор, похожий на верхний, только шире и длиннее. И, кажется, здесь противный въедливый запах был ощутим не так сильно.

По коридору взад-вперед ходила немолодая женщина в не по росту длинном затертом халате и внимательно смотрела себе под ноги, точно пытаясь что-то отыскать. На ее пути лежала огромная безобразная тапка, родная сестрица Пашиной пары, и женщина старательно крокодилицу обходила, затем, добравшись до конца коридора, резко, как солдат на плацу, делала поворот и шла в обратную сторону. Во время пируэта линолеум под ее ногами издавал странный писк, и Паша догадалась, что физкультурница босая. На девушку она не обратила никакого внимания.

Паша понаблюдала за маневрами и решила, что тапка в этой ситуации выглядит как-то вызывающе, а сама женщина кажется хоть и немного странной, но вполне безопасной, и решилась спросить:

– Простите…

Та даже не повернула головы, но сделала нетерпеливый жест рукой, мол, не мешай, и продолжила путь. Сбитая с толку, Паша так и осталась стоять с приклеенной улыбкой, затем посмотрела по сторонам и заметила старушку, дремавшую на скамеечке возле стены. Она сидела с закрытыми глазами и при этом едва заметно раскачивалась. Маленькая серая ворона, нахохлившаяся от холода и одиночества. Это у них здесь что-то вроде Арбата, подумала Паша, только на душе веселей не стало.

Стоило ей вспомнить про Арбат, как лица коснулся прохладный воздух. Паша, не веря себе, оглянулась, но нет, ей не почудилось. Из окна в конце коридора через открытую фрамугу в пропитанный смесью запахов коридор задувал ветерок. Ему решетки были не помеха. Паша сделала глубокий жадный вдох, ей казалось, что каждая складка одежды, каждый сантиметр кожи пропитаны удушливым смрадом этой богадельни.

Нужно немедленно встретиться с теткой, чего бы ей это ни стоило, и завтра же домой. И тут неприятная мысль ледяной волной окатила Пашу – а вдруг одна из этих постоялиц и есть тетя? Паша с тревогой всмотрелась в одну, потом в другую, если да, то которая из них? И что именно она тете скажет, если сумеет обратить на себя внимание, конечно? Да-да, маман была права, когда протестовала против этой поездки.

Но до чего же здесь все убого и ужасно! И вряд ли эти несчастные серые вороны живут в комнатах, похожих на ту, в которой уже «погостила» Паша. Ее снова кольнуло подозрение, что мать ввели в заблуждение насчет удобств и хороших условий, но при этом брали за них, между прочим, немалые деньги. Было достаточно взглянуть хотя бы на двух членов персонала этого заведения, чтобы все стало ясно.

– Эй! – прогудел над самым Пашиным ухом глубокий бас, и она подпрыгнула на месте. В первую секунду ей показалось, что рядом стоит юноша, маленького роста и щуплый. В открытом вороте застиранной рубахи видна впалая грудь, шейка тощая, как у цыпленка. Неужели именно это чудо в перьях обладает столь роскошным голосом?

Юноша растянул в улыбке рот, обнажив бледно-розовые десны, и придвинулся к Паше так близко, что она испуганно отшатнулась. Ничего себе юноша! Теперь Паша разглядела и паутинки морщин под карими глазами, и частую седину в очень коротко стриженных волосах. Да этому молодому человеку могло быть и сорок, и все пятьдесят. Его идиотская улыбка ничего хорошего Паше не сулила.