Андрей Кожухов - Сергей Степняк-Кравчинский

Оба друга редко ходили обедать в трактиры; оно было бы и дорого, и не совсем безопасно ввиду разношерстных посетителей подобных мест. Поэтому они ели большей частью у себя дома, импровизируя очень дешевые обеды, без всяких хлопот. Кусок ветчины, несколько яиц, сельди и неизбежный чай вполне отвечали их неприхотливым вкусам.

Василий открыл шкафик, в котором хранились чайная посуда и всякая провизия. Там оказалась краюха хлеба, чай, сахар и немного молока. В обыкновенное время этого было бы достаточно, но ему хотелось отличиться перед гостьей. Он сбегал в лавочку и через несколько минут явился с большим куском сыра и с завернутыми в бумагу горячими сосисками.

Самовар между тем уже кипел и бурлил. Василий поставил его на стол и заварил чай. Посуды у них было немного: две тарелки и две вилки на всех. Они достались Вулич как гостье и Андрею как хозяину. Василий же в качестве кучера удовольствовался блюдцем и перочинным ножиком, привешенным к поясу на ремешке.

- Как хотите, а я не могу есть за таким столом. На нем хоть репу сей! заявила Вулич, рисуя кончиком мизинца целые узоры на пыльной поверхности стола.

- Только-то! Сейчас вытру, - сказал Василий.

Он оглянулся кругом и увидел висящие на стене розовые панталоны. Василий был очень бережлив и не любил расставаться со своими вещами, так что он все привез с собою из Швейцарии в надежде, что авось пригодится. Но так как Зина строго-настрого запретила ему показываться где бы то ни было в его необыкновенных розовых панталонах, привлекавших всеобщее внимание, то он и повесил их на стене, чтобы, как он выражался, придать "жилой вид" комнате. Однако желание доставить удовольствие гостье в ту минуту преодолело в нем бережливость. Схватив свои столь долго хранимые панталоны, он оторвал кусок и услужливо вытер им стол, прежде чем рассмеявшаяся девушка успела остановить его.

- Вы настоящий дикарь, Василий! - воскликнула она.

- Почему? - удивился он. - Шерстяной тряпкой лучше вытирать пыль, чем бумажной.

- Очень возможно. Но жаль, что вы не употребляете ни той, ни другой и никогда, я вижу, не берете метлы в руки, - сказала она, указывая на пол. Вы бы постыдились держать в таком беспорядке комнату вашего хозяина.

Василий только пожал плечами.

- Что комната! Это пустяки, - вмешался Андрей. - Вы лучше расследуйте, не окончательно ли мы впадаем в варварство.

И он рассказал, как Василий, с тех пор как стал кучером, мыл лицо только по воскресеньям и приучился обходиться без полотенец, вытирая лицо об подушку, а руки оставляя сохнуть на воздухе.

- Лицо и руки скорее грубеют от этого, - объяснил Василий равнодушным тоном.

Он с невозмутимым спокойствием прихлебывал свой чай, не обращая более никакого внимания на шутки своего друга, как будто речь шла не о нем.

После чая Василий и Вулич ушли, Андрей же оставался некоторое время дома. Неблагоразумно было бы выйти втроем. Он нагнал их на площади недалеко от гостиницы.

Уже темнело, когда они подошли к дубовой роще на восточной окраине города. В лесу было пусто, так как день был будничный. Свежий вечерний ветерок донес до них звуки приятного, хотя и не очень сильного баритона, певшего какую-то песню.

- Я знаю, чей это голос. Это Ватажко поет! - воскликнула Вулич.

Она схватила Андрея под руку и ускорила шаги. Дочь юга, она страстно любила музыку и сама недурно пела.

Следуя по направлению голоса, они скоро вышли на небольшую зеленую лужайку на опушке леса, окруженную с трех сторон густою стеною деревьев. С четвертой стороны тянулись кустарники, которые скрывали лужайку из виду, но не мешали любоваться окрестностями Дубравника и полями, расстилавшимися направо и налево.

Певец сидел под деревом. Он был товарищем Вулич по Женевскому университету и еще совсем молодой человек, казавшийся вдвое старше своих лет благодаря обильной растительности на щеках и подбородке.

Молодая женщина невысокого роста в темно-синем платье стояла возле него и слушала пение. Белокурые волосы, обрамлявшие короткими локонами ее миловидное личико, нежный и очень белый цвет кожи, светло-голубые глаза все вместе придавало ей вид не то херувима, не то барашка.

Она отрекомендовалась Войновой.

- Варя? Ах, простите за фамильярность! Варвара Алексеевна? - спросил Андрей.

- Да, Варвара Алексеевна, или Варя, что мне больше нравится, приветливо сказала молодая женщина.

Ее хорошо знали, эту Варю Воинову. И друзья ее были правы, называя ее матерью всех страждущих. Будучи женой доктора либеральных убеждений, она посвятила себя всецело заботам о политических заключенных, делая все, чтобы облегчить их участь, как будто они были членами ее родной семьи.

- Хорошо, что я с вами обоими познакомилась, - сказала она с улыбкой Андрею и Василию, которого она тоже видела теперь в первый раз. - Когда ваша очередь придет, я буду с большим усердием хлопотать о вас.

Они поблагодарили ее за обещание, но выразили надежду, что еще не так скоро попадут в число ее клиентов.

Сестры Дудоровы собирали в лесу хворост, чтобы разложить костер. Привлеченные новыми голосами, они подошли в сопровождении молодого человека в серой блузе, с светлыми, как лен, волосами, с бесцветными глазами и пуговкой-носом на очень смешном лице. В объятиях у него была вязанка хвороста, которую он тут же бросил на траву.

- А, Бочаров! - вскричала Вулич. - Идите сюда, я вас познакомлю с друзьями.

Бочаров принадлежал к революционной организации в Дубравнике. Он был легальный, то есть жил под своим именем, с настоящим паспортом. Однако в последнее время у него пошли неприятности с полицией.

Все уселись на траву, и Андрей выразил удивление, что Бочаров так свободно разгуливает, между тем как, говорят, полиция очень следит за ним.

- Это правда, - сказал Бочаров серьезным тоном. - Но я вошел в соглашение с приставленным ко мне шпионом, и мы отлично уладились. Раз в неделю он является ко мне на квартиру, и я сообщаю ему названия мест, которые я якобы посещал, и он оставляет меня в покое.

Вулич заметила, что такая привилегия, должно быть, дорого ему стоит.

- О нет! - воскликнул Бочаров. - Стану я платить! Ни копейки не стоит. Я заставил его сдаться безусловно. В один прекрасный день, недели две тому назад, когда мне страшно надоело иметь его постоянно за собою по пятам, я с утра запасся куском хлеба и колбасой и стал ходить с места на место, не останавливаясь ни на минуту. Так я проходил весь день, до вечера, а он все ходил за мною. Устал я, признаться, порядком, но ему досталось еще хуже того, так как он с утра ничего не ел, а я от времени до времени стращал его: "Погоди, говорю, негодяй, я тебя заставлю высунуть язык. Будешь ходить за мною до самой зари и не посмеешь отстать, потому что, предупреждаю тебя, я иду на свидание к важному революционеру". Он молча, нахмурившись, продолжал следовать за мною, пока, наконец, не выдержал и взмолился: "Послушайте, господин, ведь я тоже, говорит, человек, а не собака. Вы бы постыдились. У меня жена и дети, их кормить надо..." Кто бы мог предположить, что у этих мерзавцев есть жены и дети? Однако я смягчился и предложил ему компромисс, который он тотчас же принял; и вот я опять свободный человек.

Новый гость, прибывший позже других, присоединился к компании в эту минуту, извиняясь, что дела помешали ему прийти раньше. Его звали Миронов, и одно время он был волостным* писарем в деревне. Сестры Дудоровы и вообще все революционеры в Дубравнике были о нем очень высокого мнения как о человеке, близко стоявшем к народу. Так что он был некоторым образом героем дня.

______________

* Волостной - от слова "волость" (административная единица, объединявшая несколько деревень или сел); народники занимали должности волостных писарей ради пропаганды среди крестьян.

Его, между прочим, нарочно пригласили, чтобы познакомить с Андреем и Василием, с которыми он тотчас же вступил в разговор с развязностью человека, сознающего себя знаменитостью и твердо убежденного в том, что он для всякого представляет интерес.

- Миронов! Вот Воинова страстно желает познакомиться с вами, вскричала, смеясь, старшая Дудорова.

- Вовсе нет! - протестовала Воинова.

- Да, да! Идите сюда!

Миронов улыбнулся Андрею в виде оправдания, как бы желая этим сказать: "Что прикажете делать! Я бы хотел остаться с вами, но... всякое положение имеет свои неудобства".

- Какой отвратительный человек! - шепнула Андрею Вулич. - Если б я знала, что он тут будет, я бы не пришла.

- Чем? Что вы имеете против него? - спросил Андрей. - Говорят, он замечательный пропагандист между крестьянами.

- Это он сам говорит, а нам остается только верить. Как бы там ни было, но он мне противен.

Тем временем зажгли костер, и черный железный котел задымился над красным пламенем. Василий взялся варить гречневую кашу с салом.

Густые потемки охватывали круг, освещенный пламенем костра. Небо низко нависло над лесом; только несколько звезд пробивалось бледными лучами промеж ветвей высоких деревьев. Огни зажглись в городе, который, казалось, разросся и отошел вдаль, принявши вид острова, отделенного от лужайки широким морем мрака.