Китайский проезд - Эдуард Тополь

Дума гудела распаленными речами…

Москва вскипала массовыми демонстрациями и митингами…

Деловые круги знали, что у правительства есть только одна возможность срочно погасить всенародную забастовку – выплатить долги по зарплатам. Пусть за счет печатного станка, пусть ценой нового витка инфляции, но – удержать страну от тотального бунта. И потому – спрос на доллары стремительно возрос…

По стране покатилась волна налетов на банки и обменные пункты. Вооруженные автоматами бандиты безжалостно расстреливали любую охрану, взрывали сейфы, угоняли бронированные машины с инкассаторами, брали в заложники и убивали банкиров и богатых банковских вкладчиков…

В аэропортах невозможно было достать билеты на самолеты, улетающие на Запад, – «новые русские» спешно отправляли из России свои семьи…

Из страха перед гражданской войной тринадцать крупнейших банкиров страны публично потребовали у президента найти компромисс с коммунистами, передав Зю Гану и его соратникам все министерские портфели, включая портфель премьер-министра…

А проснувшийся от летаргического безделья президент вдруг странно помолодел от этой заварухи. Так старый конь выпрямляется и бьет копытом при звуках боевой трубы, так злой кровью бешенства восстанавливается эрекция у импотента, так выстрелы над ухом поднимают из логова сибирского медведя!

– Где деньги? – с угрозой в голосе вопрошал он в Кремле у премьер-министра и членов его кабинета.

Чер Мыр Дин, знаменитый неизменной насупленностью своего премьерского лица, движением упрямого подбородка приказал министру финансов и председателю Центрального банка отчитаться. Те тут же положили перед президентом папки с документами.

– Что это? – брезгливо спросил президент.

Но он уже и сам видел, что это – министры молча раскладывали перед ним его собственные указы и поручения освободить от уплаты налогов крупнейших поставщиков спиртных напитков и сигарет, экспортеров газа, алюминия, алмазов, нефти, редких металлов и даже мочевины.

– Это я подписал? – Президент перебирал бумаги с видом человека, впервые державшего их в руках. Везде, на всех фирменных президентских бланках с двуглавым российским орлом, с печатями и многочисленными штампами президентской канцелярии и нижеподчиненных ведомств, красовалась его размашистая подпись. Для сложения цифр, которые фигурировали в этих документах, не хватило бы памяти никаких калькуляторов. Одиннадцать триллионов рублей – комиссии маршала Сос Кор Цинья на восстановление Чечни… Миллион тонн руды, сто тысяч тонн алюминия и пятьсот тонн титана – капитану кремлевской теннисной команды с правом их безналоговой продажи за границу… Восемьдесят пять тысяч тонн меди – скульптору Це Рю Ли на отливку суперпамятников Колумбу в подарок США и Испании… Сто миллионов долларов – на открытие частной инвестиционной компании… Триллионы рублей – на праздничный парад в День Победы над Германией… Золото из ГОХРАНа – на купола храма Христа Спасителя… Алмазы из ГОХРАНа – российско-американской фирме «Фантом-АS» для продажи в США…

– И это я подписал? – Лицо президента темнело и наливалось кровью, но он листал документы дальше.

Спортивный фонд освободить от уплаты налогов на импорт и продажу в России спиртных напитков… Девяносто семь процентов всей добычи якутских алмазов – южноафриканской фирме «Бирс»… Российскую православную церковь освободить от уплаты налогов на импорт и продажу в России сигарет… Корпорацию «Североникель» освободить от уплаты налогов на экспорт цветных металлов… Фирму «Юган» – от уплаты налогов на экспорт газа… Банк «Престольный» назначить правительственным агентом по сбору налогов в Сибири… Банк «Коммерческий» назначить правительственным агентом по сбору налогов в южных регионах… «Бере-банк» назначить агентом по…

– И это я подпи…

Сорок миллиардов долларов, четверть национального бюджета страны, составляют только его, личные налоговые освобождения. Шестьдесят процентов налоговых средств в руках частных банков…

Президент посмотрел на стоявшего в стороне маршала Сос Кор Цинья.

– Иди сюда, – позвал президент.

Маршал не двигался.

– Лучше иди сюда, сука, – не повышая голоса, повторил президент.

Маршал, побледнев, сделал несколько шагов к его столу.

– Ближе, – приказал Ель Тзын.

Маршал сделал еще шаг.

– Ближе, я сказал.

Маршал подошел к нему совсем вплотную.

Президент своей крупной беспалой рукой взял его за галстук и с силой навернул этот галстук себе на кулак – так, что разом покрасневшее лицо Сос Кор Цинья оказалось на уровне его коленей.

– Сколько ты берешь за мою подпись, сука?.. Молчи, бля, пока я тебя не убил!.. Значит, так… – Президент чуть ослабил удавку и повернулся к министрам: – Сколько мы должны шахтерам?

– Три с половиной триллиона рублей, – поспешно сказал Я Син, министр экономики.

– В долларах! – потребовал президент. – В триллионах не понимаю.

– Семьсот миллионов долларов, – объяснил Ли Ф Шин, финансовый гуру президента.

– Так вот, – президент снова затянул галстук-удавку на шее уже хрипящего Сос Кор Цинья, – через три дня принесешь эти деньги. Или я тебя удавлю вот этой рукой. Все! Пшел вон!

И – ногой отбросил от себя почти бездыханного маршала, тот мешком рухнул на ковер президентского кабинета.

– Все свободны! – объявил президент министрам.

И в тот же вечер в телевизионном обращении к стране сказал:

– Дорогие россияне! Сограждане! Я изучил бюджет и нашел, где взять деньги на погашение государственных задолженностей по зарплатам. Я даю вам свое крепкое президентское слово, что через пять дней шахтеры получат зарплаты, учителя начнут получать зарплаты и даже пенсионеры получат пенсии…

Но шахтеры Сибири не верили ни одному его слову и плевали в экраны.

И учителя Поволжья не верили ему и крыли его пятиэтажным матом.

И пенсионеры не верили ему и на полуслове выключали телевизоры.

И даже дети рисовали на его портретах непотребные рисунки и писали матерные частушки.

Но он собирался удивить их и впервые за пять лет своего президентства выполнить свое крепкое слово.

34

– У вас багаж – больше тридцати кило! За каждое кило перевеса – процент от стоимости билета! – сказала дежурная хабаровского аэропорта.

Александра захлопала глазами, соображая: билет от Хабаровска до Москвы – миллион шестьсот тысяч рублей и, следовательно, за каждое «кило перевеса» – сколько? Шестнадцать тысяч? Или сто шестьдесят?

– Но мы уже платили за багаж на Камчатке! – напомнила ей по-английски двухсоткилограммовая Лэсли Голдман. За две недели поездок по стране и ежедневных восьмичасовых интервью русских «фокус-групп» американцы поразительно быстро научились улавливать смысл почти любой русской фразы.

– Здесь другая авиакомпания, – объяснила дежурная, когда Александра сказала, что они уже платили за багаж в Петропавловске, а здесь, в Хабаровске, у них просто пересадка. – У вас двадцать кило перевеса, триста двадцать тысяч рублей. Будете платить или я вас снимаю с рейса?

– We’ll pay! Плат-ить! – сказал Патрик Браун, спиной и локтями сдерживая напор толпы пассажиров, скопившихся в хабаровском аэропорту за пять дней нелетной погоды. В своих светлых надутых куртках и таких же сапогах он и Лэсли Голдман выглядели заморскими пингвинами среди этой толпы сибирских лесорубов, нефтяников, толкачей, челноков и старателей, одетых в кожухи, меховые полушубки и китайские ватные куртки.

Александра нехотя отсчитала триста двадцать тысяч рублей, это были последние командировочные деньги, и ей жаль было тратить их на перевозку дурацких сувениров, которые американцы тащили с собой с Курильских островов и Камчатки – огромные, как слоновьи уши, ракушки, сушеная морская капуста и в бутылках из-под кока-колы – «живая вода» из Долины гейзеров.

– Может, хоть ракушки оставим? – спросила она у Лэсли.

– Ни за что! – сказал Браун.

И только после проверки паспортов, когда обнаружилось, что весь этот багаж им придется самим тащить в самолет, американцы приуныли:

– Oh, God! Неужели тут нет грузчиков?

– В нашей стране еще нет слуг, мы только что из коммунизма! – усмехнулась Александра и следом за остальными пассажирами волоком потащила свою сумку по заледенелому летному полю к стоявшему вдали «Ту-154».

– Shit! – сказал Браун и последовал ее примеру.

– Fucking Siberia! – И Лэсли Голдман вытащила из своей сумки килограммов десять ракушек и оставила их в снежном сугробе.

Пряча носы и уши от морозной сибирской метели, пассажиры наперегонки спешили к самолету, тащили, отталкивая друг друга, по высокому трапу свои чемоданы и сумки и спешно занимали места в самолете. Американцы, которые за две недели усвоили уже и эту систему посадки в русские автобусы, поезда и самолеты, запыхавшись и с выпученными глазами, плюхнулись на последние свободные кресла – Лэсли Голдман и Браун в двенадцатом ряду, а Александра напротив них и через ряд – в четырнадцатом. Только теперь, в самолете, они почувствовали, как устали от этой поездки! Но слава Богу – все, они провели сорок шесть интервью «фокус-групп» по всему Дальнему Востоку России и побывали даже у пограничников на военных кораблях, которые до сих пор носят имена коммунистических идолов – «Феликс Дзержинский» и «Сергей Киров». Как объяснили им офицеры, всего два года назад пограничные войска были элитой КГБ, и ни у кого из них нет охоты расставаться ни с этим статусом, ни с этими «славными» названиями, ни с портретами Дзержинского, которые висят во всех казармах, где они побывали.