Из Ниццы с любовью - Топильская Елена Валентиновна

Мы с Мигулько пошли к Горчакову, трудившемуся над описанием трупа в поте лица, похвастались своими достижениями.

Горчаков внимательно выслушал и заявил:

— Ага, вот и мотивчик нарисовался.

— Не поняла, — удивилась я. — Тебе вот так, с ходу все ясно? Откуда у старика такие деньги? В казино выиграл, в Монте-Карло?

— Это второй вопрос, — отмахнулся Горчаков. — А то, что убили его из-за этих денег, — сто проц, к гадалке не ходи.

— Ну, согласна, деньги его. Вряд ли кто-то арендовал его мусорное ведро и набросал туда обрывков банковских упаковок.

— А те, кто денежки попятил, в ведре не рылись, не доперли, — поддержал Мигулько. — В отличие от нас. Потому что если б доперли, то все ведро с собой унесли бы.

— Молодец, — похвалил его Горчаков. — А теперь поработай над вопросом, откуда у него такие бабки.

— Ну ты сказал! — хмыкнул Мигулько. — А я-то собирался в районную поликлинику, врачиху колоть. Доктор Айболит, — обратился он к судебно-медицинскому эксперту, — что там у нас с давностью смерти?

— Давность — пять-шесть часов, — доктор разогнулся и тыльной стороной запястья утер вспотевший лоб. — Я бы сказал, он вызвал врача из поликлиники, а потом, еще двенадцати не было, пришли убийцы.

— Которые не знали, что он врача вызвал, а то не стали бы рисковать, — задумчиво отметил Горчаков. — Доктор, не отвлекайтесь, давайте уже закончим с наружным осмотром.

Доктор пискнул «извините», и снова согнулся над трупом.

— Но мысль-то дельная, — продолжал Горчаков. — Я бы даже ее развил. И потерпевший людишек этих не ждал, а то врача бы не вызвал. С такими деньжищами в квартире ему посторонние тут ни к чему.

— Ты под посторонними кого имеешь в виду? — спросила я. — Врача или убийц?

— Ну… Врача.

— А почему вы все думаете, что убийца унес деньги?

— А кто унес? — уставился на меня Горчаков. — Врач из поликлиники? Или участковый инспектор?

— Ну, я бы обе эти версии совсем-то исключать не стала. Но и соединять во времени и пространстве эти два события, убийство и похищение денег, пока тоже не стала бы.

— Хм, но ты согласна, что убили старика из-за этих денег? — спросил Лешка.

— Конечно. Только не понимаю пока, деньги его, или не его. Те, кто деньги унес из этой квартиры, взяли чужое или свое, например?

— Стоп, стоп! — заорал Мигулько. — У меня уже голова пухнет! Вы всерьез считаете, что у этого убогого дедули запросто на кухне образовался миллион долларов, или сколько их там было?

— Согласен, — после паузы вымолвил Лешка. — Денег мы не видели и достоверно про них не знаем. Достоверные для нас пока только шкурки от денег. Мигулько, вот ты и займись делом. Давай уже, работай. Вообще, пошарь тут, поищи какие-нибудь документы. Может, дедок вчера толкнул виллу в Марбелье, а? И у него договор купли-продажи в ящике лежит. Где, кстати, криминалист? — вдруг озаботился он и завертел головой.

Подошел участковый.

— Криминалист на кражу уехал, — пояснил он с довольным видом.

— А чего ты сияешь? — прицепился к нему Лешка.

— А я слышал, что вы меня подозревали в том, что я миллион долларов спер.

— Ну и?.. Это не ты?

— Нет. Не я. Но за комплимент спасибо.

— Тогда свободен, — грустно сказал Горчаков. — А как это криминалист свалил без разрешения, и на пальцы хату не обработал?

— Он еще вернется, — сообщил участковый. — Просто там срочно.

— А здесь у нас не срочно?

— А куда торопиться? — удивился он. — Труп лежит уже, так что срочности никакой. По убою — это надолго.

— Он зарплату поехал получать, — посплетничал Айболит.

— А-а, это действительно срочно. Ладно, фиг с ним, но вы тогда не лапайте тут сильно ничего, — обратился к присутствующим на осмотре Горчаков.

— Может, нам еще летать прикажешь по квартире? — окрысился начальник убойною отдела. — Он ведь и следы обуви еще не смотрел, не только пальцы. А мы тут топчемся. Он замки хоть посмотрел? Целые они, не вскрытые? Чем открыты были?

— Слушайте, вот я сто лет работаю на следствии, и все сто лет чего-то не хватает: то эксперта, то машины, то бензина, то мозгов. Когда-нибудь уже будет порядок?! — возопил Горчаков, и все заржали почему-то. Он махнул рукой и уткнулся в протокол.

Мигулько стоял над трупом, уже раздетым ловкими руками судебного медика, и вертел головой, выбирая наилучший ракурс.

— А почему он их принял так странно, при полном параде улегся к постельку? — задался он вопросом.

— Ну что, Лешенька, хотел экзотики? Волнующего трупа? На, кушай его ложками, миллионом баксов только не подавись, — злорадно сказала я на ухо Горчакову. Он поморщился.

— Ты хочешь дело себе? — спросил он.

Я замотала головой. Ни за что. В деле — немыслимая сумма денег. А это значит — мафия. Не хо-чу. Ничего не желаю иметь общего с мафией, даже уголовного дела. Но чем же все-таки занимался при жизни наш потерпевши и, словно вынырнувший из шестидесятых годов, в костюме хоть и хорошо сохранившемся, но вид имеющем архаичный, в нитяных носках и форменных офицерских ботинках, притом что военного билета мы не нашли в квартире.

Судебный медик распрямился и попросил помочь переложить тело на пол с кровати. Они с Мигулько осуществили эту операцию довольно легко, так как дедушка, видимо, питался скромно и весил, соответственно, немного.

И при взгляде на пустую кровать Горчакова осенило. Он пошарил под подушкой, приподнял матрас и обнаружил там, под матрасом, целый архив. Толстую потрепанную записную книжку, какие-то карточки россыпью, похожие на библиотечные, заполненные еще чернильной ручкой совершенно неразборчивым почерком. Наконец, копию приговора от 1978 года, напечатанную под копирку на папиросной бумаге. Приговором осужден был Горохов Петр Наумович по ст. 88 Уголовного кодекса РСФСР за сделки с валютными ценностями. Ладно, почитаем, разберемся. Но приговор — это уже интересно. Это может значить, что есть какие-то связи, тянувшиеся из тех лет, из зоны. Кстати, заточка — любимое оружие для разборок на зоне. Надо же, как стремительно закручивается пружина, подумала я. Приехали практически на некриминальный труп, типа — пожилой человек врача не дождался. А тут на тебе — удар заточкой в сердце, фантастические деньги, неизвестно куда канувшие, плюс связь с преступной средой. Редко кто из валютчиков, отсидев, завязывал с прошлым. Разве что те, кто случайно попался на какой-то мелочи. А вот те, для кого это был промысел, из него не уходили.

Конечно, с осмотром мы провозились допоздна. Битых два часа переписывали и складывали разорванные банковские бандерольки. Но оказалось, что это была еще не самая волнующая находка.

Настал момент, наиболее приятный в осмотре трупа: заполнение сопроводительных документов в морг. Этот момент означает, что протокол осмотра написан и вскоре можно расслабиться.

— Машенция, не в службу, а в дружбу, нарисуй сопроводиловку, — попросил меня упарившийся Лешка.

Я послушно взяла паспорт старого валютчика Горохова Петра Наумовича, переписала его данные в бланк и выронила из паспорта сложенный листок бумаги. Упрекая себя, что не посмотрела раньше, что это такое вложено в главный личный документ, подняла его, развернула и остолбенела.

Это была ксерокопия заграничного паспорта моей подруги Регины. Фотография, данные о личности — все честь по чести. Очень хорошего качества копия, ошибиться было невозможно.

12

Каюсь, я совершила должностной проступок: никому не сказала про эту бумажку и спрятала ее к себе в сумку. Отчасти (но только отчасти) меня извиняло то, что в предполагаемый час смерти П.Н. Горохова Регина нежилась в постельке в моей квартире и по крайней мере исполнительницей убийства быть не могла, я это точно знала. И лучше уж я сама ее допрошу с пристрастием, чем кто-нибудь бездушный. Или тенденциозный, как, например, Горчаков. Но от него у меня скрыть ничего не получилось.

Выйдя с места происшествия, опасливо пробежав по неуютному двору и топчась у арки в ожидании машины из РУВД, мы молчали. А когда машина наконец подъехала, Горчаков неожиданно сказал: