Поединок со Змеем - Мария Семенова

Будто вихрь завертел тогда Вострогора. Сам не ведал в отчаянии, что руки творили. Схватил свой тяжелый, отточенный меч и ударил с размаха невесту прямо в открытую грудь. И кинулся бежать прочь, словно обронивши рассудок… Опамятовался неведомо где, в черном лесу, перемазанный, изодранный в кровь о колючие ветви. Открыл глаза — верный конь рядом стоит, губами мягкими трогает, жалеет хозяина. Сел на него Вострогор, заплакал и поехал куда придется, проклиная свою непутевую Долю, пришедшую, знать, к его колыбели все с тех же сумрачных гор…

Долго еще странствовал молодой удалец. Ехал по заросшим холмам, где уходившее Солнце щедро золотило лесные макушки, а меж сосен наливалась багряным медом брусника. Ехал берегом тихих озер, где безмятежно дремали белые кувшинки, и плакучие ивы спускали зеленые косы к самой воде, к густым, тихо шепчущим тростникам… И думалось Вострогору — век вечный не позабудет он полные муки глаза страшила-невесты, век будет звучать в ушах тихий голос:

— Убил бы уж, жених ласковый…

Клял Вострогор свою трусость и, кажется, сам себя готов был убить, да вот незадача — меча-то с собою не прихватил, там же и бросил.

Но вот минуло время, и прошлое начало заплывать, зарастать, как покинутая могила, травою-быльем. Вышел Вострогор к Людям из лесу, речь человеческую припомнил помалу. А еще погодя надумал построить дом и жениться. Начал приискивать себе ровнюшку-невесту, непременно разумницу да красавицу.

Что ж, нашли ему добрые Люди душу-девицу. Сказывали, допрежь гнала она всех женихов, а тут засобиралась немедля. И только что увидал ее Вострогор — в тот же миг влюбился без памяти, не стал даже выпытывать, умна ли. Честь честью сладили им свадебный пир, трижды обвели вокруг священной ракиты на берегу, вокруг свидетеля-Огня в очаге. Уложили в клети держать опочив… обнял жену Вострогор, да тогда и заметил у ней на белой груди, как раз против сердца, маленький рубчик.

— Али не узнал, суженый? — засмеялась краса ненаглядная. — Больно быстро ты убежал тогда, не дождался, пока опадут коросты, корки еловые…

Предал ты меня смерти, а хватило бы поцелуя. Довольно ли теперь хороша?

Тут и понял все молодец, в самом деле спознал, что своей судьбы не минуешь. Кинулся на колени перед женой, взмолился простить…

Сказывают, до смертного часа помнил он о двух волосках, скованных на наковальне. А девки стали ходить к кузнецу:

— Скуй и мне свадебку, Кий!

Голос неба

Давно уже Земля оправилась от потопа, давно зажила рана Неба — остался лишь опаленный широкий след, по сию пору ясно видимый в звездные ночи. Люди еще называют его Млечным Путем и говорят, что этим путем идут праведные души в ирий. Казалось, все стало как прежде. Но из-за Железных Гор налетали холодные ветры, зловещие, настоянные на дурном колдовстве. И вот с чего началось.

Люди, всегда жившие в послушании Роду и Матери Ладе, стыдившиеся матерей, сестер и невесток, пуще глаза хранившие честь чужих подруг и невест — иные из этих самых Людей вдруг как позабыли, что есть на свете Любовь, предались мерзкому блуду, стали водить по нескольку жен, посягать на любую девку и женщину, силой брать, какая понравится. Не отставали и жены: бесстыдно искали объятий красивых мужчин, рожали детей, сами не ведая, от кого. Подрастали нелюбимые дети и становились такими же, как их горе-матери, горе-отцы…

Достигла слава о людском непотребстве слуха Богов.

Вспыльчивый Перун готов был нагромоздить тучи и новым потопом смыть дерзких с лика Земли, оставить разве что Кия и его род. Даждьбог-Солнце не хотел больше светить им, задумал совсем отвратить благое сияющее око прочь…

— Нет, — сказал Отец Небо, Сварог. — Стыд вам, сыновья! Гоже ли из-за горсточки блудодеев губить всех подряд? Надо установить им Закон. Дать Правду, чтобы знали, как жить. Чтобы держала боязнь, коли ума не хватает и совесть уснула. И карать тех, кому закон не закон. Я произнесу его им.

А надобно молвить — допрежь того дня Земля и Небо ни разу не говорили в полный голос с Людьми. Боялись напугать: слишком велики были оба, слишком могучи. Меньше всего хотелось Богам, чтобы кто-то боялся Земли под ногами и Неба над головой… оттого, если бывала нужда, они приходили в человеческом облике, Сварог — мужчиной, Земля-Макошь — женщиной, помощницей в женских работах. И вот теперь Небо впервые провестилось, и его слово слышали все, кто жил тогда на Земле.

— Люди! — пригнул вековые дубы, сорвал крыши с домов огромный голос гневного Неба. — Вам уставляю закон: единой жене идти за единого мужа, единому мужу водить единую жену! Тот не сын мне, кто осквернит себя блудом. Не светить ему — палить его станет Солнце, не греть — сожигать преступившего станет Огонь!

Люди в ужасе лежали ниц, правые и неправые. Никто не смел поднять головы. Это очень страшно, когда вдруг содрогается, уходит из-под ног надежнейшее из надежных — Земля. Страшней всемеро, когда отверзает уста Небо, вековечный молчальник.

— Больше не стану говорить им, как ныне, — отворотясь от не смеющих подняться Людей, уже не для их слуха горько молвил Сварог сыновьям. — Это еще непотребней распутства. Что же за честь, коль ее от бесчестия спасает только боязнь! А и мне наука: вижу теперь, на страхе далеко не уедешь…

Однако воротить сделанное не под силу даже Богам. И вот с тех-то пор пришел к Людям страх. Страх перед Небом, ужас наказания за грехи. Стали Люди придерживать нескромные речи у очага не из одного уважения к святому Огню, но еще из боязни: как бы не разгневался да не спалил всей избы, и ползли слухи — дескать, бывало. Начали класть богатые требы, замаливая содеянное… и тотчас все повторять.

И, питаясь неправдой людской, понемногу крепли в Железных Горах Чернобог и злая Морана.

А Люди, задумавшие беззаконное дело, старались теперь совершить его ночью, когда уходит с неба Даждьбог, исчезает всевидящий огненный глаз. Ибо это ему, Солнцу, поручил Отец Небо приглядывать за Людьми. Но вскорости оказалось, что и у самих Богов кривды не меньше…

Денница и месяц

Была у троих Сварожичей возлюбленная сестра — Денница, Утренняя Звезда. На исходе ночи, когда кони Солнца брали разбег и взвивались с восточного берега Океана, она всегда горела дольше других звезд, приветствуя славного брата. Она первая проглядывала меж туч, когда стихала ночная гроза. А пришло время, сыскался деве-звезде справный жених — молодой Месяц.

Стал он гулять об руку с Денницей в утреннем небе, стал поезживать вместе с Даждьбогом на солнечной колеснице, а потом начал один смотреть вниз по ночам, покуда Даждьбог светил Исподней Стране.

— Только к Железным Горам близко не подъезжай, — строго наказал ему брат девы-звезды. — Странные Боги там поселились: со мной ласковы, с тобою — как еще знать!

Ибо сыновья Неба не раз уже крепко задумывались, не те ли два скрюченные существа, поселившие в Нижнем Мире снег и мороз, оказались причиной злочестия в Людях. А Чернобог и Морана словно учуяли: радушнее некуда принимали троих могучих Сварожичей, когда те их навещали…

Молодой Месяц дал слово Даждьбогу и долго держал его, но один раз все-таки не совладал с любопытством. Направил белых быков, возивших его колесницу, к Железным Горам. Мог ли он знать, что оттуда за ним давно уже зорко следили жадные очи!

Медленно проплывали внизу отточенные вершины, облитые молочным светом Месяца, языки снежников, бездонные пропасти и ущелья, окутанные непроглядной тьмой. Спустился Месяц пониже, еще и нагнулся, высматривая: где-то здесь, сказывали ему, был тот знаменитый лаз в Нижний Мир, которым прошли некогда Даждьбог и Перун…

И внезапно из глубочайшей расщелины взвилось какое-то грязное покрывало, опутало склонившийся Месяц, помрачило его серебряную красоту! Забился он в испуге, но не стали слушаться ни руки, ни ноги, хотел звать на выручку — ан и голоса нет. Не простой — колдовской была та грязная пелена, а метнула ее злая Морана, давно заприметившая красивого молодца, чужого любимого жениха…

Не дождалась милого Утренняя Звезда, кинулась за помощью к братьям. Переглянулись Сварожичи… и во весь скок пустили коней к Железным Горам. Сразу догадались, что виною всему было запретное любопытство.

Знакомым путем устремились Даждьбог и Перун в бездонную пропасть… а Люди, сидевшие по лесам, только видели, как гневно-алое Солнце садилось в черную, трепещущую молниями тучу, окутавшую ледяные вершины.

Глубоко под землей нашли братья пещеру, всю выложенную сверкающей

медью. Прошли, не оглядываясь. Вступили в другую, серебряную, усеянную дорогими камнями. И здесь никого. А третья пещера горела жарким золотом, и тут остановились Сварожичи. Увидели стол, весь залитый красным медом из опрокинутых кубков, заваленный поломанными, надкусанными пирогами, обглоданными косточками. Только-только отбушевал за тем столом разгульный, хмельной пир, разошлись гости, кого и под руки увели. Один Чернобог смотрел на братьев пустыми глазами, утопив в луже браги усы.