Ярмарка тщеславия - Уильям Теккерей

Когда этот хронометр, увенчанный жизнерадостной бронзовой группой, изображавшей жертвоприношение Ифигении[136], гулко, словно почтенный осипший соборный колокол, отсчитал пять ударов, мистер Осборн яростно дернул за сонетку, и в гостиную поспешно вошел дворецкий.

– Обедать! – рявкнул мистер Осборн.

– Мистер Джордж еще не вернулся, сэр, – доложил слуга.

– К черту мистера Джорджа, сэр! Разве я не хозяин в доме? Обедать!

Мистер Осборн грозно насупился, Эмилия задрожала. Остальные три дамы обменялись взглядами, посылая друг другу телеграфные знаки. Послушный колокол на нижнем этаже зазвонил, извещая о трапезе. Когда звон замолк, глава семейства засунул руки в широкие карманы длинного синего сюртука с бронзовыми пуговицами и, не дожидаясь дальнейшего приглашения, стал спускаться по лестнице один, хмурясь через плечо на четырех женщин.

– В чем дело, дорогая? – спрашивали они друг дружку, сорвавшись со своих мест и на цыпочках поспешая за родителем.

– Должно быть, фонды упали на бирже, – прошептала мисс Уирт; и с трепетом, в молчанье, оробевшая дамская компания трусцой последовала за своим мрачным главою. Все молча расселись за столом. Старик пробурчал молитву, прозвучавшую с суровостью проклятия. Большие серебряные крышки были сняты с блюд. Эмилия дрожала, сидя на своем месте, – она была ближайшей соседкой грозного Осборна, и, кроме нее, по ту сторону стола никого больше не было – свободное место принадлежало Джорджу.

– Супу? – замогильным голосом вопросил мистер Осборн, схватив разливательную ложку и пронизывая взором Эмилию. Налив ей и всем остальным, он некоторое время не произносил ни слова.

– Уберите тарелку мисс Седли, – приказал он наконец. – Она не может есть этот суп, да и я не могу. Он никуда не годится. Уберите суп, Хикс, а ты, Джейн, завтра же прогони кухарку!

Сделав эти замечания насчет супа, мистер Осборн очень кратко высказался относительно рыбы, также в весьма свирепом и ядовитом тоне, и помянул недобрым словом Биллингсгетский рынок с решительностью, вполне достойной этого места; после чего он в полном молчании стал пить вино, принимая все более и более грозный вид, пока резкий стук в дверь не возвестил о прибытии Джорджа, отчего все несколько оживились.

Он не мог прийти раньше. Генерал Дагилет заставил его дожидаться в конногвардейских казармах. Все равно, супу или рыбы. Дайте что-нибудь. Ему совершенно безразлично. Чудесная баранина, да и все чудесно!

Радужное настроение молодого офицера представляло разительный контраст с суровостью его отца. И Джордж в течение всего обеда без умолку болтал, к полному восхищению всех, а особенно одной из присутствующих, называть которую нет надобности.

Как только молодые леди покончили с апельсинами и стаканом вина, которым обычно завершались унылые трапезы в доме мистера Осборна, был дан сигнал к отплытию, и дамы поднялись со своих мест и удалились в гостиную. Эмилия надеялась, что Джордж скоро присоединится к ним. Она принялась играть его любимые вальсы (лишь недавно ввезенные в Англию) на большом, одетом в кожаный чехол рояле с высокими резными ножками. Но эта маленькая уловка не привлекла Джорджа. Он оставался глух к призыву вальсов; звуки становились все нерешительнее и постепенно замирали. Огорченная музыкантша оставила наконец в покое огромный инструмент. И хотя три ее приятельницы исполнили несколько бравурных пьесок, представлявших самое свежее и блестящее пополнение их репертуара, Эмилия не слышала ни единой ноты и сидела задумавшись, предчувствуя сердцем какую-то беду. Нахмуренные брови старика Осборна, и обычно-то грозные, никогда еще так не страшили Эмилию. Его взгляд провожал ее до порога столовой, словно она была в чем-то виновата. Когда ей подали кофе, она вздрогнула, точно дворецкий, мистер Хикс, предложил ей чашу с ядом. Какая тайна скрывалась за всем этим? О женщины! Они возятся и нянчатся со своими предчувствиями и любовно носятся с самыми мрачными мыслями, как матери с увечными детьми.

Угрюмый вид отца заронил некоторые опасения и в душу Джорджа Осборна. Если родитель так хмурит брови, если у него такой невероятно желчный вид, то как выжать из него деньги, в которых молодой офицер отчаянно нуждался? И Джордж пустился расхваливать родительское вино. Это был обычный способ умаслить старого джентльмена.

– Мы никогда не получали в Вест-Индии такой мадеры, как ваша, сэр. Полковник Хэвитон вылакал три бутылки из тех, что вы послали мне прошлый раз.

– Правда? – сказал старый джентльмен. – Она обходится мне по восемь шиллингов за бутылку.

– Не возьмете ли вы шесть гиней за дюжину такой мадеры, сэр? – продолжал Джордж со смехом. – Один из самых великих людей в королевстве хотел бы приобрести такого винца.

– Да что ты? – проворчал старик. – Что ж, желаю ему удачи!

– Когда генерал Дагилет был в Чатеме, сэр, Хэвитон давал завтрак в его честь и попросил меня ссудить ему несколько бутылок вашей мадеры. Генералу она страшно понравилась, и он пожелал приобрести для главнокомандующего целую бочку. Он правая рука его королевского высочества!

– Да, вино недурное! – заметили нахмуренные брови, и настроение их явственно улучшилось. Джордж собирался уже воспользоваться благоприятной минутой, чтобы поговорить о деньгах, когда отец, опять напустивший на себя важность, велел сыну, впрочем, довольно сердечным тоном, позвонить, чтобы подали красного вина.

– Посмотрим, Джордж, уступит ли оно мадере, которая, конечно, к услугам его королевского высочества. А пока мы будем распивать вино, я хочу поговорить с тобой об одном важном деле.

Эмилия, сидевшая наверху в тревожном ожидании, слышала звонок, требовавший красного вина. Невольно она подумала, что это какой-то зловещий звонок, предвещающий недоброе. Если вас постоянно томят предчувствия, то некоторые из них обязательно сбудутся, будьте уверены!

– Вот что мне хотелось бы знать, Джордж, – начал старый джентльмен, смакуя первые глотки вина. – Вот что мне хотелось бы знать: как у тебя и… гм… и у этой малышки наверху обстоят дела?

– Мне кажется, сэр, это нетрудно заметить, – сказал Джордж с самодовольной усмешкой. – Достаточно ясно, сэр… Какое чудесное вино!

– Что это значит – достаточно ясно, сэр?

– Черт возьми, сэр, не нажимайте на меня так энергически! Я человек скромный. Я… гм… не считаю себя покорителем сердец, но должен признаться, что она чертовски влюблена в меня!.. Всякий это заметит, если он не слепой.

– А ты сам?

– Да разве, сэр, вы не приказывали мне жениться на ней? А ведь я пай-мальчик! И разве наши родители не уладили этот вопрос в незапамятные времена?

– Нечего сказать, пай-мальчик! Вы думаете, я не слышал о ваших делах, сэр, с лордом Тарквином, с капитаном гвардии Кроули, достопочтенным мистером Дьюсэйсом и тому подобное? Берегитесь, сэр, берегитесь!

Старый джентльмен произносил эти аристократические имена с величайшим смаком. Где бы он ни встречал вельможу, он раболепствовал перед ним и величал его милордом с таким пылом, на какой способен только свободнорожденный бритт. Приезжая домой, он выискивал в Книге пэров биографию этого лица и поминал его на каждом третьем слове, хвастаясь сиятельным знакомством перед дочерьми. Он простирался перед ним ниц и грелся в его лучах, как неаполитанский нищий греется на солнце. Джордж встревожился, услышав перечисленные фамилии. Он испугался, не осведомлен ли отец о некоторых его делишках за карточным столом. Но старый моралист успокоил его, заявив невозмутимо:

– Ну, ладно, ладно! Молодые люди все одинаковы. Меня утешает, Джордж, что ты вращаешься в лучшем английском обществе… надеюсь, что это так, верю и надеюсь… мои средства дают тебе эту возможность.

– Благодарю вас, сэр, – сказал Джордж, сразу хватая быка за рога. – Но нельзя жить среди такой знати, не имея ни гроша в кармане. А мой кошелек – вот, взгляните, сэр! – И он поднял двумя пальцами подарочек, связанный Эмилией и содержавший в себе последний фунтовый билет из числа полученных от Доббина.

– Вы не будете нуждаться, сэр. Сын английского купца не будет нуждаться, сэр! Мои гинеи не хуже, чем у них, Джордж, мой мальчик! И я не трясусь над ними. Зайди к мистеру Чопперу, когда будешь завтра в Сити: у него найдется кое-что для тебя. Я не жалею денег, когда мне известно, что ты в хорошем обществе, потому что в хорошем обществе ты не свихнешься. Не думай, что во мне говорит гордость. Я рожден в скромной доле, но тебе больше повезло. Воспользуйся же своим положением, водись со знатной молодежью. Многим из них не под силу истратить шиллинг там, где ты можешь кинуть гинею, мой мальчик. А что касается розовых шляпок (тут из-под нависших бровей был брошен многозначительный, но не очень приятный взгляд) – что ж, мальчишки все одинаковы! Есть только одна вещь, которой я приказываю тебе избегать, а в случае непослушания не дам тебе больше ни шиллинга, клянусь богом! Это касается игры, сэр!