Время любить - Жюльетта Бенцони

В этот миг звук фанфар нарушил тишину. Катрин направилась к двери и дружески улыбнулась своему другу.

– Думаю, ты всегда будешь прав, Готье, но вот трубят. Дон Алонсо ждет меня к трапезе, и я не хочу заставлять его ждать.

– Объявите ему об отъезде.

– Я уже это сделала. Но, так как я сказала, что собираюсь уехать завтра, думаю, тебе надо будет потерпеть до этого срока. Еще одна ночь, Готье, только одна ночь.

– За одну ночь может измениться вся жизнь! Но вы правы: мы слишком многим обязаны господину архиепископу, чтобы быть с ним неучтивыми. Завтра, на рассвете, пусть так!

Катрин спустилась по лестнице. Когда она переступала порог низкой двери башни, ей показалось, что какая-то фигура отпрянула в густую тень от каменной винтовой лестницы и что эта фигура очень походила на Томаса де Торквемаду. Она вздрогнула от испуга, вспомнив утренний кошмар, но когда вышла во двор на солнечный свет, все ее страхи рассеялись. Легким шагом Катрин направилась к залу, где обычно подавалось угощение.

Нестерпимый жар разбудил Катрин среди ночи. Молодая женщина в какой-то миг думала, что ей снился дурной сон, но быстро поняла, что на самом деле случился пожар. Дверь ее комнаты пылала, а перед камином разбросанные по полу охапки соломы и хвороста горели, выбрасывая густой дым.

В панике она выскочила из кровати и устремилась к окну, отодрав створки.

Но ворвавшийся в открытое окно воздух только раздул огонь. Обои загорелись, угрожая занавескам.

– На помощь! – завопила Катрин в безумном страхе. – Пожар!..

Она знала, что ее комната находится высоко, под окном – десять футов. Между тем… если ей не придут на помощь, нужно будет спасаться через окно! Прижавшись к раме, она напрасно хватала воздух. Густой и черный дым устремился прямо на нее, тянулся в отверстие окна. С пересохшим горлом, не в силах даже кричать, со слезящимися глазами, молодая женщина чувствовала, как силы покидают ее.

Когда Катрин пришла в сознание, у нее возникло впечатление, словно она погрузилась в реку. Она была мокрой, ее пронизывал холод, она стучала зубами. Полные слез глаза не различали ничего, только красный туман, но она чувствовала, что чьи-то руки обтирают ее. Потом ее завернули во что-то жесткое, но теплое. Та же сильная рука обтерла ей лицо, и наконец она узнала склоненное над ней лицо Жосса. На сжатых губах появилась его странная улыбка, когда он увидел, что она открыла глаза.

– Еле успел! – прошептал он. – Думал, что не сумею проскочить эту стену огня. К счастью, кусок стены, падая, открыл проход. Я заметил вас и смог вытащить оттуда…

Приподнявшись, Катрин увидела, что лежит на плитах галереи. Огонь гудел в одном из дальних концов, там, где раньше была дверь в ее комнату, но там не было ни души.

– Никого нет? – сказала она. – Как же так получилось, что огонь не встревожил никого в замке?

– Потому что горит и у архиепископа. Все слуги тушат там пожар, спасают дона Алонсо. Впрочем, двери в эту галерею были забаррикадированы снаружи.

– Как же ты тогда очутился здесь? – удивилась Катрин.

– Да потому что ночью я пришел сюда и спал на одной из каменных скамеек. После утренней истории с гнусным мальчишкой мне было не по себе. Я решил пронаблюдать за вашей комнатой. Но, думаю, слишком крепко заснул! Поджигатель не увидел меня, но так тихо все проделал, что я не услышал, когда он разложил хворост.

– Поджигатель?

– Вы же не думаете, что такой огонь зажегся сам? У меня есть подозрение, впрочем, откуда ветер дует…

Словно в подтверждение его слов, низкая дверь в конце галереи, где еще не было огня, открылась и впустила длинную белую фигуру с факелом в руке. В ужасе Катрин узнала Томаса. Одетый в монашеское одеяние, с широко раскрытыми глазами он шел в сторону пожара, не замечая дыма, все сгущавшегося и заволакивавшего большую галерею.

– Смотрите, – прошептал Жосс, – он нас не видит!

И действительно, молодой человек шел вперед как лунатик. С факелом в руке, походя на падшего ангела мести и ненависти, он, казалось, был во власти транса. Его губы двигались, но Катрин ухватила на лету только слово «огонь»… Томас прошел совсем рядом и даже не увидел ее.

– Что он говорит? – прошептала молодая женщина.

– Что огонь красив, что огонь священен! Что он очищает! Что огонь поднимает до Бога!.. Что этот замок, замок лукавого, должен сгореть, чтобы души его жителей обрели Бога и освободились от дьявола… Он сошел с ума, – заключил Жосс и добавил: – Он не закрыл за собой дверь галереи. Воспользуемся этим, чтобы поднять тревогу.

Катрин пошла за Жоссом, но на пороге обернулась. Пелена дыма почти поглотила белую фигуру.

– Но… – произнесла молодая женщина, – он же сгорит.

– Это лучшее, что может с ним случиться… и для него, и для других! – прорычал Жосс, который решительной рукой увлек Катрин наружу.

Жосс, ухватив ее за руку, тащил вперед, но Катрин натолкнулась на какую-то мебель, больно стукнулась и вскрикнула. Жосс поддержал ее, чтобы помочь пройти последние метры, которые отделяли их от свежего воздуха. До сих пор они не встретили ни одной живой души, но во дворе оживление достигло предела. Толпа слуг, солдат, монахов и служанок бегала, кричала, суетилась, напоминая напуганных кур в курятнике. Между большим колодцем во дворе и входом в апартаменты епископа выстроилась цепочка рабов. Они безостановочно передавали ведра с водой, пытаясь погасить пламя, которое вырывалось из окон во втором этаже. Крики, стенания и молитвы слышались оттуда.

Этот двор с красными стенами, на которых отражалось пламя, обезумевшие люди – все это напоминало ад. Катрин, дрожавшая от возбуждения больше, чем от холода, ибо ночь была теплая и пожар прибавлял еще жара, плотнее завернулась в одеяло. Она встала под арки, обратив взгляд на донжон, который, оставаясь молчаливым и темным, казалось, держался в стороне.

– Готье! – прошептала она. – Где Готье? Он же не услышит при таком шуме…

– Стены у этой башни чрезвычайно толстые, – заметил Жосс, – и потом, у него, может быть, крепкий сон…

Но, словно опровергая его слова, в этот миг цепочка рабов, которая только что установилась, чтобы спасать крыло, в котором жила Катрин, рассыпалась, словно карточный домик. Мавры полетели в разные стороны со своими ведрами. Готье выскочил на порог. С перевязанной головой и в длинном арабском халате, в который его вырядили, он походил на тех же неверных, сокрушаемых им на своем пути, но которые рядом с гигантом казались вроде карликов. Перед ним, спотыкаясь, шел Томас…

Он поднял на молодую женщину взгляд лунатика. Увидев ее, он очнулся, и его тонкие губы изогнулись в гримасе ненависти.