Игры Сатурна. Наперекор властителям - Пол Андерсон

— Нужно или не нужно исследовать космическое пространство — это вопрос отдельный, и я с удовольствием поговорю с вами об этом позднее. И с вашего позволения давайте перейдем, не теряя времени, к механике этого процесса.

— Механика — очень точное слово, сэр, — сделал тонкий намек комментатор. — Превратить живые существа в роботов. А вовсе не так открывать Америку, как Колумб, не так ли? Хотя я с уверенностью могу сказать, что мыслители всегда отмечали, насколько сильно астронавты похожи на роботов… и будут походить.

— С вашего позволения, — повторил докладчик, — давайте оставим в покое оценочные суждения, кто говорит о том, чтобы делать из людей роботов? Мозг, трансплантированный в механизм? Послушайте! Если тело не может выжить в путешествии, почему же вы воображаете, что мозг в сосуде сможет? Нет, мы просто-напросто воспользуемся ультрасложной компьютерно-сенсорно-эффекторной системой.

— С человеческими мозгами.

— С психонейрозаписями человека, вмонтированными в них, сэр. Только и всего. — И самодовольно: — Конечно, это все чрезвычайно сложно. Запись индивидуума — это этакая сложная штука, что и вообразить-то ее невозможно, она скорее динамична, чем статична, наши математики называют ее «n»-пространственной. Нам придется разработать методы для сканирования ее без нанесения вреда самому объекту, перезаписи и трансформирования ее на различные матрицы, будет ли эта матрица фотонно-электронная или молекулярноорганическая. — Выдохнув, а потом напыщенно: — Только представьте себе выгоду просто тут, на Земле, при подобной возможности.

— Я не имею ни малейшего представления об этом, — сказал комментатор. — Вероятно, вы сможете вмонтировать копию моей личности куда-нибудь еще, но я-то останусь в своем собственном теле, не так ли?

— Это вряд ли будет точная ваша индивидуальность, — согласился докладчик. — Определенная матрица будет… гм… определять множество действий. Важно то, что с точки зрения исследований вне Солнечной системы, это даст нам машины, которые будут не только роботами, но и будут обладать такими человеческими качествами, как мотивация и самопрограммирование. И в то же время у них будут преимущества роботов. Например, их можно будет выключить на время перелета, им не придется переживать эти пустые годы полетов от планеты к планете, они достигнут новых планет в здравом уме.

— Интересно, будут ли они в здравом уме, если согласятся отправиться в полет. Но, послушайте, — бросил вызов комментатор, — если ваши машины, как вы воображаете, могут запрограммировать себя, чтобы стать снова людьми, если они настолько хороши, тогда почему бы им не создать искусственных людей из плоти и крови к концу полета?

— Только если этого потребуют обстоятельства, — сказал докладчик. — При некоторых условиях органические тела будут иметь преимущества. Узнать, обитаема ли планета — это самая очевидная возможность. Представьте, как ваше собственное тело заживляет раны. Во многих отношениях оно действительно сильнее, более выносливее, чем металл или пластик.

— Зачем же давать им тот же разум, — если можно так выразиться в этой связи, — тот же разум, что и у машин?

— Все дело в том, чтобы свести массу к минимуму. — Докладчик ухмыльнулся, довольный собственной сообразительностью.

— Мы знаем, что психонейронное сканирование будет слишком сложным и тонким процессом, чтобы его осуществить. Аппараты, которые будут снимать эти записи, монтировать их в андроиды, должны будут пользоваться предварительно подготовленными банками данных. Процесс во многом облегчится, если, конечно, не возникнет специальная необходимость, когда они воспользуются банками, которые уже существуют.

Он поднял вверх палец.

— Кроме того, наши психологи полагают, что это будет давать омолаживающий эффект. Я вряд ли осмелюсь назвать подобные отношения родственными, ха, ха, ха…

— Я бы тоже не осмелился, — сказал комментатор. — Я бы назвал их потусторонними или непотребными.

Когда мы вместе с Джоэлом наконец закончили трудиться нал химическим составом и когда — о, блаженное чувство удовлетворения! — мы транспортировали свои личности в спящие тела, для нас, по крайней мере, это было даже несколько большим удовольствием, чем заниматься любовью.

Джоэл и Мэри проводили медовый месяц, когда он поведал ей о своей мечте.

Астронавты и высококвалифицированные инженеры могли позволить себе поехать туда, где воздух и вода были чистыми, вместо стен росли деревья, а вместо звуков проезжающих автомобилей — пение птиц; товарищи по работе так от тебя далеко, что начинаешь питать к ним только добрые чувства. Несомненно, это было одной из причин, по которой перевыбирали политиков, которые беспокоились о космической программе.

В тот вечер на востоке над морем блестел золотой фонтан, который вдали отливал пурпуром, а потом рассыпался по песку белой молнией. Позади, на белом фоне, там где горел Юпитер, пальмы отбрасывали синие тени. Воздух был мягким, со смешанными ароматами соли и жасмина.

Они стояли, обнимая друг друга за талии, — ее голова склонилась к нему — и смотрели, как садится солнце. Но когда он сказал ей все, она отшатнулась от него, и он увидел ужас у нее в глазах.

— Эй, что не так, дорогая? — Он схватил ее за руки.

— Нет, — сказала она. — Ты не должен этого делать.

— Что? Почему же нет? Ты ведь тоже работаешь для этого!

Небесное сияние высветило ее слезы.

— Да, для того, чтобы кто-нибудь другой полетел. Это будет, как будто выиграл войну, обычную войну — триумф, когда чей-нибудь еще муж отправится за смертью. Только не ты, — умоляюще сказала она.

— Но… Боже праведный, — он натянуто засмеялся, — конечно же, мне такая судьба не уготована. Я найду удовлетворение в чем-нибудь другом. Положим, что выбрали мою кандидатуру, — что тогда я теряю? Только немножко времени под сканером, несколько клеток для хромосомного шаблона. Зачем беспокоиться о том, что полетит в космос?

— Я не знаю. Это будет, как будто… я никогда не думала об этом раньше, никогда не осознавала, что мой дом может постигнуть такая участь… — Она сглотнула, — Я полагаю… я думаю, что там будет Джоэл, запертый на всю оставшуюся жизнь внутри машины… а вот Джоэл во плоти, умирающий ужасной смертью или навсегда оставленный на необитаемой планете.

Наступило молчание, после чего он, помедлив, ответил:

— А почему бы вместо этого не подумать, что это — Джоэл, который рад рискнуть и получить за это награду, — он отпустил ее и сделал жест, указывая на небо, — ради того, чтобы попасть туда?

Она закусила губу.

— Он готов даже оставить свою жену.

— Я надеялся, что и ты сможешь поступить так же.

— Нет, я не выдержу этого. Я слишком… земная. Все это мне слишком дорого.

— Ты что же думаешь, что мне нет до этого дела? Или что мне нет дела до тебя? — Он привлек ее к себе.

Они были совсем одни. На траве над прибрежной полосой, они предались любви…

— В конце концов, — сказал он немного погодя, — этот вопрос не встанет так серьезно еще годы и годы.

«Я не приду в себя быстро. Невозможно просто так запихнуть человеческую жизнь в новое тело». Это была первая реальная мысль, которая возникла у меня, когда я выплывал из бездны, где эхом отдавались голоса, а потом медленно появился свет, образы, целые сцены: мое прикосновение к панели управления; отец, поднимающий меня и сажающий к себе на плечо, которое было так высоко, как будто паришь в небе; листья, плавающие в коричневой луже; волосы Мэри, щекочущие мой нос; мальчишка, стоящий на голове в школьном дворе; старт ракеты, звук и свет, которой потряс меня до мозга костей; мама, дающая мне свежевыпеченное имбирное печенье; мама, лежащая мертвой, и ее незнакомое лицо; и Мэри, держащая меня крепко за руку, Мэри, Мэри, Мэри.

Нет, это не ее голос, это голос другой женщины, чей же? А, да, Корины! И меня коснулись рукой и обняли гораздо нежнее, чем я мог ожидать. Я пришел в полное сознание в свободном полете в руках робота.

— Джоэл, — пробормотала она, — Добро пожаловать!

Меня как будто ударили. Не важно, как медленно происходило мое пробуждение: все равно это было неожиданным. Я принял анестетики, прежде чем меня отправили под сканер, я упал в головокружительную бездну сна, и вот теперь у меня не было веса, металл и механизмы, теснившиеся вокруг меня, и я смотрю вовсе не в глаза, а в блестящие оптические сенсоры.

— О Господи, — говорю я. — Наконец-то это произошло!

Это я. Я — единственный Джоэл! Точно, Джоэл, а не кто-нибудь другой.

Я внимательное осмотрел все свое обнаженное тело и понял, что это не может быть правдой. Шрамы, брюшко, седые волосы кое-где на груди пропали. Я — привлекательный, двадцатилетний, хотя мне уже полвека. Мне не хватает воздуха.