В глубинах пяти морей - Александр Рогов

Но вот водолаз двинулся дальше, и я за ним. Пузыри воздуха от акваланга Олега стали перемещаться вправо, они были редкими, да и не всегда их заметишь в волнующемся море. Но «живой» конец веревки был у меня в руках, и более надежного информатора уже не требовалось. Подбирая и слегка натягивая фал, вел я водолаза по маршруту.

В многочисленных экспедициях выручал нас портативный компрессор

Водолазный бот остался влево от нас, но все же было видно, что аквалангисты по очереди парами уходят в воду. Местные подводники работали много и целеустремленно. Пропп, оставаясь верным своим правилам, не делал никаких поблажек и нам, и заставлял в Дальних Зеленцах действовать самостоятельно. Для Проппа самый желанный аквалангист тот, что с ним в связке. Еще одно правило было у Проппа: «Потребляешь наш воздух — поработай за это в компрессорной». Для приезжих аквалангистов трудовая повинность в компрессорном цехе ММБИ — была обязательной. Мы оборудовали там новый теплообменник, сделали еще кое-что. Вот поэтому каждое утро три заполненных воздухом акваланга для нас стояли у двери. Что ж, кому как, а нам такой порядок в хозяйстве Проппа пришелся по душе.

Мы всегда с уважением относились к тому, что делалось в Дальних Зеленцах. Хозяйство легководолазов ММБИ было сложным, но надежным. Воздух, полученный в компрессорной на Дальних Зеленцах, которым мы дышали под водой, был «вкусным». Этот очень емкий и точный термин не нов для легководолазов, мне приходилось пользоваться разным по качеству сжатым атмосферным воздухом, частенько он отдавал запахом масла — это беда всех портативных компрессорных установок. Хозяйство же Проппа было оснащено стационарным оборудованием.

Еще раз взглянул я на аквалангистов, которые погружались в море с катера, — там царил настоящий морской порядок. Наконец легководолазов от меня заслонили скалы острова.

Тем временем мой подопечный постепенно начал всплывать, и я стал сматывать фал в бухту. Уплывая от утеса с ежами, Олег не мог не заметить на свободных уступах черно-бархатных красавиц — голотурий. В неожиданных позах застыли они, выпустив венчики-щупальца, которые, будто бархатистые кружева, обрамляли изящные горловины. Внешне похожие на кувшины, голотурии темными пятнами выделялись в полумраке глубинных вод. Это были кукумарии, с близкими их родственницами мы встречались в Японском море. Но те были посветлее и побольше.

Вчера я сфотографировал одну из них. Вначале пощекотал ей пальцем «брюшко», но голотурия не подавала никаких признаков жизни. Тогда я коснулся ее щупалец рефлектором осветителя, в надежде, что сумею зафиксировать момент самоистязания этого загадочного животного. Сколько я ни встречал самых разнообразных голотурий, мне так и не посчастливилось наблюдать, как они выбрасывают свои внутренности. Я долго ждал, но и на этот раз моя пленница всего лишь убрала щупальца.

Рядом со светлыми шарами ежей голотурии напоминали баклажаны на грядках. Я сделал несколько кадров, надеясь, что вспышка света раскрыла цветовую палитру животных.

Над голотурией жила прицепившаяся к скале асцидия. Здесь, на тридцатиметровой глубине, можно было встретить «кувшины» с одним и двумя горлышками. В отличие от кукумарии асцидия выглядела бледной и прозрачной. Но если потрогать асцидию, то можно убедиться, что покров ее тела плотен и упруг. При съемке на цветную пленку ее туника ярко-оранжевая. Когда размышляешь об этом, нельзя не удивляться странностям глубинного мира, где ярких красок так много, но обитатели его в полутьме не могут продемонстрировать их друг другу. Здесь господствуют только холодные — синие и зеленые — тона спектра.

Олег все ближе и ближе к поверхности моря. Остров невелик, и мы почти замкнули наш маршрут, зайдя за выступы скалы, которые защищают от волн.

Сверху видно, как Олег заплывает в подводный каменный лабиринт, заросший водорослями. Среди лент ламинарий мелькают его ярко-синие ласты, которые порой взбивают пену на поверхности. Наконец появились желтые перчатки и шлем гидрокостюма аквалангиста, в руках мой подопечный водолаз держал диковинную рыбу. Толстенькое кургузое существо кажется очень неуклюжим. Тело неподвижно, лишь трепещет хвост. У коротышки на боках плавнички, на брюхе — воронка-присоска, образуемая нижними плавниками, а на спине — мягкий прозрачный нарост, который занимает место плавника. Мы решили посадить добычу в нитяную сетку и пустили в лагуну.

Ихтиологи определили в незнакомце пинагора и посоветовали выпустить бедолагу на волю. Он, дескать, никуда от этого места не уплывет — здесь его кладка икры. Специалисты называют пинагора еще и морским воробьем. Известно, что кладку, состоящую из крупных икринок светло-зеленого цвета, охраняет самец. Его-то Олег и выловил.

На следующий день в маленькую лагуну мы с Олегом полезли вдвоем, чтобы сфотографировать и морского воробья, больше, впрочем, похожего на поросенка, и его гнездовье. Мы довольно быстро отыскали пинагора, а Олег нашел и кладку — потоки икры, облепившей «листья» ламинарии. Цвет икры был зеленым и, надо признать, надежно ее маскировал. Будь икра красного или оранжевого цвета, как знать, уцелела бы она или нет? Олег был доволен, что изловил пинагора, теперь надо искать «пинагориху». Обшарив заросли, нашли и сфотографировали самку. Эта рыба оказалась намного крупнее, она висела в слоевище ламинарии, зацепившись за него присоской. Снимок давал представление о величине рыбы и ее окраске. Самка казалась вялой и малоподвижной, и наше барахтанье в узкой расщелине она восприняла равнодушно.

Олег часто ловил рыб руками, ему это удавалось легко, и снимки с пойманными им бычками, камбалами и пинагорами помогали в дальнейшем определять размеры рыб.

Три недели в Дальних Зеленцах прошли в упорной работе, удалось собрать хороший гербарий, сделать снимки.

Уплывали мы из Дальних Зеленцов в свежую погоду. Рейс курсирующего здесь теплохода задержался, и Пропп вызвался нас проводить. Перевалив через сопку, разделяющую губу Дальнюю Зеленецкую, и залив, в который заходят суда, мы добрались к причалу. Моросил косой дождик, низкие облака набегали со стороны моря, и казалось, что у самой кромки земли они отрываются от воды и мы видим миг их рождения. От поселка до причала вела грунтовая дорога, она шла то по уплотненной торфяной почве, то по выходам материковой породы, сглаженным ледником. По этой первобытной колее и громыхал грузовик с нашими вещами, зимой дорога, видимо, вполне пригодна, а коротким полярным летом поселковый шофер ездит, скорее всего, по памятным следам зимника.