Не от мира сего - Иеромонах Дамаскин (Христенсен)

Вскоре, ободренный архиепископом и близким к нему священником, о. Леонидом Упшинским, Евгений уже читал и пел по–церковнославянски службы на клиросе в Приюте свят. Тихона, являвшимся одновременно и жилищем Владыки Иоанна. Заставляя себя преодолеть природную застенчивость, молодой человек обретал мир в душе, и, несмотря на американский акцент, он быстро освоился на клиросе — клирики стали привечать его.

ЕВГЕНИЮ ДОСТАЛО нескольких наставлений и объяснений Владыки, и в сердце глубоко запечатлелся духовный образ блаж. Иоанна — юноше он виделся подобием самого Христа, образ этот служил ему всю жизнь путеводной звездой. Позднее, набравшись опыта в Православии, он глубже понял суть великого пастыря: «Спросите кого‑нибудь из знавших Владыку Иоанна, что привлекало и привлекает к нему людей, даже не знакомых с ним? — Ответ всегда один: он источал любовь, он жертвовал собою ради ближних по бескорыстной любви к Богу и к ним. Поэтому ему и открылось многое, недоступное другим, — в обычной жизни такого не постичь. Сам же он учил людей, что несмотря на всю «мистику» Православной Церкви, которая ощущается и в житиях святых, и в святоотеческой литературе, настоящий православный христианин должен не «парить в облаках», а смело встречать всё на своем земном пути. Для этого требуется любящее сердце, только тогда человек и встречается с Богом».

Обширные богословские познания архиеп. Иоанна значили для Евгения много меньше того, что Владыка истинно знал Бога и имел с Ним непосредственное общение. Говорил он невнятно, однако смог передать Евгению «Святая Святых» Православия, раскрыл ту область, где слова уже теряют власть. Все богатства Церкви: Богослужения, тексты Священного Писания, иконы, музыка — всё это ступеньки, ведущие к духовным высотам Владыки.

Некоторое время спустя после кончины архиеп. Иоанна Евгений написал статью, ясно раскрывающую значение Владыки в своей жизни. Пишет он из скромности от третьего лица, назвавшись «молодым западным новообращенным». И начинает словами из проповеди, слышанной им в женской обители Владимирской иконы Божией Матери в Сан–Франциско. Настоятельницей там была матушка Ариадна, знавшая блаж. Иоанна еще по Шанхаю.

«Сравнительно недавно, — писал Евгений, — игуменья одного монастыря Русской Зарубежной Церкви, монахиня праведной жизни, произнесла поучительное слово. Происходило это в монастырском храме в праздник Успения Пресвятой Богородицы. Со слезами на глазах игуменья убеждала своих монахинь и пришедших на праздник паломников принимать всецело и всесердечно всё, что несет нам Церковь, так твердо хранящая Священное Предание в течение всех веков своего бытия. «Не надо выбирать, что «важно», а что «вторично», — говорила она, — ибо если человек ставит себя выше и умнее Предания, в конечном счете он может совсем отойти от него. Таким образом, когда Церковь рассказывает нам в песнопениях и иконах о тот, что апостолы были чудесным образом собраны со всех концов земли для погребения Божией Матери, мы, православные христиане, не вольны подвергать это сомнению или перетолковывать, но должны верить в простоте сердца так, как Церковь несет это нам».

На этой проповеди присутствовал и молодой западный новообращенный, изучавший русский язык. Он рассматривал православную икону святых апостолов, принесенных на облаке в Иерусалим проститься с Пречистой Богородицей. Он долго размышлял и задавался тем же вопросом: должны ли мы действительно понимать всё это буквально, как событие–чудо, или это лишь «поэтическое отображение» встречи апостолов по Успении Пречистой Девы… или даже, более того, воображаемая «идеальная» трактовка никогда не происходившего (чем любят заниматься некоторые так называемые «современные православные богословы»)? Слова праведной игуменьи глубоко запали в душу, ему открылось нечто более глубокое в восприятии и понимании Православия, чего не понять умом или чувствами. Сейчас Предание передавалось не из книг, а прямо из «живого сосуда», накопившего этот нектар. И испить его нужно не только мысленно и чувственно, но прежде всего всем сердцем — только так начинают открываться истинные высоты Православия.

Позже этому молодому человеку довелось встретиться и лично, и по книгам со многими нынешними «православными богословами». Те заканчивали современные духовные школы и, став «знатоками», охотно рассуждали: что православно, а что нет; что важно, а на что не стоит обращать внимания. При этом многие считали себя истинными «консерваторами» и «традиционалистами» в вере. Но ни один из них не показался ему столь авторитетным, как та простая игуменья: она, хоть и не была обучена всей этой «премудрости», но слова её доходили до сердца.

И тогда его душа, делавшая в Православии первые шажки, возжелала узнать: как надо верить, что, в свою очередь, означало и кому верить. Он не мог сразу отказаться от рассудочности и довериться всему, что говорят, — во многом он еще оставался человеком своего времени, хотя и познал уже кое‑что. Но, очевидно, и само Православие вовсе не требует этого: писания святых отцов суть живой памятник активной работы человеческого разума, просвещенного Благодатию Божиею. Однако «современным богословам» не хватало «изюминки»: при всей логике и знании отеческих текстов они не могли передать чувство и «вкус» Православия так же просто, как та «необразованная» игуменья.

Нашему молодому человеку посчастливилось узреть цель своих духовных поисков — истинное и живое Православное Предание. Всё это он обрел благодаря архиеп. Иоанну (Максимовичу). Тот учился богословию старой школы и в то же время прекрасно разбирался во всех «веяниях» нашего века, он использовал свой острый ум и доходил до истины в спорных вопросах и ко всему прочему, в отличие от всех нынешних «богословов», обладал простотой и авторитетностью. Качества эти открылись молодому богоискателю с помощью благочестивой матушки Ариадны. Его сердце было покорено, но не потому, что архиеп. Иоанн стал для него «непогрешимым судией» — Церковь Христова не знает подобных понятий. Просто он увидел в этом святом архипастыре образец истинного православного богослова, чье учение исходило от святой жизни и полной укорененности в Церковном Предании. Когда Владыка говорил, его слову можно было верить, хотя сам он разделял очень тщательно «учение Церкви» и собственное мнение, никогда не принуждая принимать последнее, т. к. оно могло быть ошибочным. Молодому человеку стало ясно, что, обладая блестящим умом и разборчивостью, Владыка гораздо чаще соглашался с той простой игуменьей, чем со всеми «учеными богословами» нашего времени».

Живые звенья святости

Поминайте наставников ваших, которые проповедывали вам слово Божие; и, взирая на кончину жизни, подражайте вере их.

Евр. 13:7

КРОМЕ архиеп. Иоанна и матушки Ариадны в Сан–Франциско жили и другие носители древних православных традиций. Евгений познакомился с ними. Мы уже говорили об о. Нектарии и Иване Михайловиче Концевичах — родных братьях, оба — ученики старца Нектария Оптинского.

Отец Нектарий — высокий, красивый, с веселыми голубыми глазами, длинной светлой бородой и вьющимися волосами до плеч. В молодости отлично плавал и был крепок телом, хотя в старости немного пополнел. Широк и неукротим в жестах, в поступках — самый смиренный, мягкий и благочестивый человек на свете. Он отгородился от всего мирского, не связанного с Церковью, и жизнь его казалась весьма замкнутой. Поэтому он и не выучил английский язык. Владея прекрасным чувством юмора, он рассказывал о своей жизни в России с такой теплотой, что слушатели рады были приобщиться его «маленького мира», где даже самые грустные события преображались в свете христианской любви.

Его душа жила и дышала теплым и боголюбивым духом Оптиной. По приезде в Сан–Франциско он поначалу был в келейниках у другого оптинского «выпускника» — архиеп. Тихона[7]. Наученный архиепископом, о. Нектарий придерживался огромного архипастырского молитвенного правила. Выполнял он его вдобавок к дневному циклу богослужений неизменно до последних дней жизни, бодрствуя обычно до двух–трех часов ночи. Глеб познакомился с о. Нектарием несколькими годами раньше в Джорданвилле и сразу полюбил его. Некогда старец Нектарий вверил юного Нектария попечению о. Адриана. А сейчас о. Адриан вручал своего духовного сына (Глеб переезжал на западное побережье) руководству о. Нектария. «Я передаю тебя из полы в полу», — сказал он Глебу, показав, как переносят младенца.

В 1963 году о. Нектарий, по рекомендации Владыки Тихона, был хиротонисан во епископы и назначен викарием к архиеп. Иоанну. Обоих владык еп. Нектарий полагал живыми святыми, хотя и удивлялся, сколь по–разному выражалась их святость. Архиеп. Тихон почто всё время проводил в келейной молитве, боясь нарушить внутренний покой, Владыка Иоанн не ведал страха, не чурался всего нового, говорил то, что подсказывала совесть, шел на любой риск, даже оставаясь без поддержки.