Три чашки чая - Грег Мортенсон

Шер Такхи улыбнулся и подвел Грега к молельному коврику. Мулла был маленьким и хрупким, в бороде его уже явственно проглядывала проседь. Как и большинство балти, живущих в горах, он выглядел лет на десять старше своего возраста. Он по пять раз в день созывал правоверных мусульман Корфе на молитву, причем без всяких усилителей, потому что обладал очень сильным голосом.

Шер Такхи произнес особую молитву. Он просил Аллаха благословить и направить строителей школы. Мортенсон молился так, как когда-то научил его портной в Равалпинди: сложил руки и поклонился. Но увидел, что мужчины Корфе держали руки по бокам, а в молитве простирались ниц на полу. Грег понял, что портной был суннитом,[40] а балти — шииты.

Несколькими месяцами раньше в пакистанских газетах Мортенсон прочел о столкновениях между суннитами и шиитами. Автобус из Скарду шел по ущелью Инда в направлении Каракорумского шоссе. Когда он миновал суннитский район Чилас, дорогу блокировали мужчины в масках, вооруженные автоматами. Они заставили пассажиров выйти из автобуса, отделили шиитов от суннитов и перерезали горло восемнадцати мужчинам-шиитам на глазах их жен и детей. А сейчас Грег молился по-суннитски в самом сердце шиитского Пакистана. Он знал, что в этой стране убивали и за меньшие проступки.

ДОРОГУ БЛОКИРОВАЛИ МУЖЧИНЫ В МАСКАХ, ВООРУЖЕННЫЕ АВТОМАТАМИ. ОНИ ЗАСТАВИЛИ ПАССАЖИРОВ ВЫЙТИ ИЗ АВТОБУСА, ОТДЕЛИЛИ ШИИТОВ ОТ СУННИТОВ И ПЕРЕРЕЗАЛИ ГОРЛО ВОСЕМНАДЦАТИ МУЖЧИНАМ ШИИТАМ НА ГЛАЗАХ ИХ ЖЕН И ДЕТЕЙ.

«Я пытался молиться по-шиитски и одновременно рассматривал старинную буддистскую резьбу на стенах», — вспоминает Мортенсон. Его успокаивала мысль о том, что если балти сохранили в своей суровой мечети буддистские знаки и рисунки, то они должны были снисходительно отнестись к неверному, который в начале службы начал молиться так, как его научили в Равалпинди.

Хаджи Али принес на площадку для школы веревки. Отрезал куски необходимой длины и смазал их смесью мела и извести. Потом разметил ими границы строительной площадки. Сделано это было проще некуда: Али и Туаа хлестали веревками по земле, оставляя белые линии там, где должны были стоять стены школы. Мортенсон раздал пять лопат. Пятьдесят мужчин, сменяя друг друга, в течение целого дня копали траншею метр шириной и метр глубиной по периметру будущей школы.

Когда траншея была закончена, Хаджи Али указал на один из огромных камней, вытесанных жителями Корфе летом. Шестеро мужчин подняли его, подтащили к траншее и опустили в угол фундамента со стороны К2. Краеугольный камень в фундамент школы был заложен. Хаджи Али велел совершить жертвоприношение, chogo rabak.

Туаа ушел и вернулся с крупным серым бараном с красивыми изогнутыми рогами. «Обычно барана приходится тащить изо всех сил, чтобы он сдвинулся с места, — вспоминает Мортенсон. — Но это был самый крупный баран в деревне. Он был настолько силен, что сам тащил Туаа к „школьной“ площадке. Балти с трудом сдерживал животное, которое буквально мчалось навстречу собственной смерти».

КРАЕУГОЛЬНЫЙ КАМЕНЬ В ФУНДАМЕНТ ШКОЛЫ БЫЛ ЗАЛОЖЕН. ХАДЖИ АЛИ ВЕЛЕЛ СОВЕРШИТЬ ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЕ, CHOGO RABAK.

Туаа подвел барана к краеугольному камню и схватил за рога. Он развернул голову животного в сторону Мекки, а Шер Такхи прочитал историю жертвоприношения Авраама. Праведник был готов принести в жертву Аллаху собственного сына, но в последнюю минуту на жертвеннике оказался баран. В Коране эта история изложена так же, как история Авраама и Исаака в Торе и Библии. «Я изучал ее в воскресной школе, — вспоминает Мортенсон, — и подумал тогда о том, как много общего у различных религий. Понял, что разные традиции имеют общие корни».

Жертвоприношение совершил опытный носильщик Хусейн, телосложением напоминавший борца сумо. Носильщикам на Балторо платят за каждые 25 килограммов веса. Хусейн славился тем, что мог поднять тройной «нормативный вес»: он всегда нес не меньше семидесяти килограммов. Силач достал из-за пояса огромный нож и поднес к горлу барана. Шер Такхи поднял руки ладонями вверх и испросил у Аллаха позволения забрать жизнь животного. Затем кивнул Хусейну.

Одним быстрым движением балти перерезал дыхательное горло барана и яремную вену. Горячая кровь окропила краеугольный камень. Когда сердце животного остановилось и кровь перестала хлестать из горла, Хусейн с трудом перепилил позвоночник барана, и Туаа поднял над собой его голову за рога. Мортенсон посмотрел в глаза животного. Их выражение было таким же, что и до того, как Хусейн взялся за нож. Пока мужчины свежевали тушу, женщины готовили рис.

«В тот день мы больше ничего не делали, — вспоминает Мортенсон. — Тогда, осенью, мы вообще мало что успели. Хаджи Али спешил освятить школу, а не строить ее. Мы просто устроили большой праздник. Для людей, которые едят мясо несколько раз в год, трапеза значила гораздо больше, чем школа».

В пире приняли участие все жители Корфе. Когда последняя кость была разбита и кусочки костного мозга высосаны, Мортенсон присоединился к группе мужчин, которые разводили на «школьной» площадке костер. Над местной К2 взошла луна, и вокруг костра начались танцы. Балти читали Мортенсону заученные с детства стихи из великого гималайского эпоса — Книги царя Гезара — и исполняли бесконечные народные песни. Они пели о жестокости воинов-патанов,[41] пришедших из Афганистана; о битвах между вождями балти и европейскими завоевателями, которые пришли с Запада во времена Александра Македонского, а потом вместе с гуркхами[42] — из Британской Индии. Женщины Корфе стояли у костра, их лица сияли, они хлопали в ладоши и пели вместе с мужчинами.

Мортенсон понял, что у этого народа есть история и богатые традиции. Пусть эта история не была записана, но от этого она не становилась менее реальной. Этих людей, собравшихся вокруг костра, не нужно было учить — им надо было помочь. А в школе они могли помочь себе сами.

МОРТЕНСОН ПОНЯЛ, ЧТО У ЭТОГО НАРОДА ЕСТЬ ИСТОРИЯ И БОГАТЫЕ ТРАДИЦИИ. ЭТИХ ЛЮДЕЙ, СОБРАВШИХСЯ ВОКРУГ КОСТРА, НЕ НУЖНО БЫЛО УЧИТЬ — ИМ НАДО БЫЛО ПОМОЧЬ.

Мортенсон осмотрелся вокруг. Строительная площадка была окружена мелкой траншеей, окропленной кровью барана. Может быть, за это время он добился немногого, но теперь, у этого ночного костра, школа стала для него реальностью. Он видел построенное здание так же отчетливо, как очертания пика К2 в свете полной луны. Грег снова повернулся к костру.

Владелец комфортной студии, в которой жила Тара Бишоп, отказался принять под своим кровом супружескую пару, поэтому Мортенсону пришлось перевезти скромное имущество жены в комнату к Витольду Дудзински, а все лишнее отправить в камеру хранения. Книги Тары расположились рядом со статуэтками слонов из черного дерева — коллекцией Демпси…

Отец оставил Таре крошечное наследство. Денег хватило лишь на то, чтобы купить большой ковер, который закрыл почти весь пол в их маленькой спальне. Мортенсон только диву давался, как благотворно брак сказался на его жизни. Впервые с момента переезда в Калифорнию он почивал не в спальном мешке, а в постели. Впервые за эти годы у него появился человек, с которым можно было обсудить свою пакистанскую одиссею.

«Чем больше Грег говорил о своей работе, тем больше я убеждалась в том, что мне повезло, — вспоминает Тара. — Он говорил о Пакистане с настоящей страстью, и эта страсть пронизывала все его поступки».

Жан Эрни разделял восхищение Мортенсона жителями Каракорума. Он пригласил Грега и Тару встретить День благодарения в Сиэтле. Его жена, Дженнифер Уилсон, приготовила праздничный ужин. Эрни хотел знать о делах Мортенсона абсолютно все. Грег рассказывал о своих приключениях: о долгой дороге из Скарду в деревню Хане; о яке, которого Чангази зарезал для него в Куарду; о том, как удалось наконец добраться до Корфе; о закладке фундамента школы; о жертвоприношении над краеугольным камнем; о танцах и песнях вокруг костра.

В тот День благодарения Мортенсону было за что благодарить Всевышнего.

«Послушай, — сказал Эрни, когда они сидели перед камином с бокалами красного вина. — Тебе нравится то, что ты делаешь в Гималаях. Похоже, ты прекрасно справляешься с этим. Почему бы не заняться своей карьерой? Тебя пытались подкупить в других деревнях, но детям этих людей тоже нужны школы. И никто из альпинистов и пальцем не шевелит для того, чтобы помочь мусульманам. Им хватает шерпов и тибетцев, они думают только о буддистах. Что, если я создам собственный фонд и сделаю тебя директором? Ты сможешь каждый год строить по школе. Что скажешь?»

«ЧТО, ЕСЛИ Я СОЗДАМ СОБСТВЕННЫЙ ФОНД И СДЕЛАЮ ТЕБЯ ДИРЕКТОРОМ? ТЫ СМОЖЕШЬ КАЖДЫЙ ГОД СТРОИТЬ ПО ШКОЛЕ. ЧТО СКАЖЕШЬ?» — СПРОСИЛ ЭРНИ.