В гости по утрам - Людмила Ситникова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Внезапно он нахмурил лоб и зло проговорил:
– А ты меня отвлекаешь. Чего надо? А ну, уйди с участка, а то ща собаку с цепи спущу.
– Да вы не сердитесь, я же просто хотела с вами поговорить.
– О чем?
Ката глубоко вздохнула и подошла к мужику практически вплотную.
– Понимаете, тридцать лет назад в этом поселке жил Константин Марыгин. Слышали о таком?
– Тридцать лет назад здесь шишки жили. Казенные дачки туточки стояли.
– Вот. А Марыгин как раз работал в министерстве.
– Не знаю я никакого Марыгина и знать не хочу. Мне снег убирать надо. Ты б еще про царя Гороха меня спросила. Дуреха. Союз-то когда развалился, у всех шишек дачки казенные и поотнимали. Или ты думала, что для твоего Марыгина сделали исключение? Губешки-то особо не раскатывай – у всех конфисковали.
– Да нет, просто я думала…
– Есть у нас один хрен, – перебил мужик.
Копейкина вытаращила глаза.
– Какой хрен?
– С малых лет живет в поселке. Ага, у него папаша из важных был, казенную дачку имел, а потом вовремя подсуетился и выкупил ее. Так-то вот.
– А где его дом, не подскажете?
Дядька заулыбался.
– Я Степаныч.
– Очень приятно. Так как насчет дома?
– Шурики есть?
– Кто?
– Шурики, говорю, есть с собой?
Катарина на всякий случай обернулась, после чего пискнула:
– Вы о ком?
– Елки! Ты какая-то доисторическая. Ну чего непонятного? Шурики они и в Африке шурики. Или ни разу в жизни денег американских в руках не держала?
– Почему, держала.
– Значит, и шурика должна знать. Десять баксов видала?
– Угу.
– На купюре чей портрет изображен?
Катарина задумалась.
– Ладно, – махнул рукой Степаныч, – не мучься. На десятке портрет Гамильтона. Это ихний министр финансов. А зовут его Александр. Ну, а по-нашему просто Шурик. Теперь до тебя доперло?
– Вроде да.
– Тогда отвечай, есть шурики?
Катарина замотала головой.
– К сожалению, нет.
Степаныч сплюнул.
– Фигово. Без шуриков ничего тебе сказать не могу.
– Почему?
– Ща кругом рыночные отношения – за все надо платить. Нет шуриков – нет разговора. Так что топай отсель, у меня работы выше крыши.
– Подождите, а как вы отнесетесь к изображению Архангельска? – Ката открыла сумочку.
– На фига мне твой Архангельск?
– Я имею в виду пятьсот рублей.
Глаза Степаныча заблестели.
– А-а… вон оно что. Ну так чего ж сразу не сказала. Архангельск я уважаю. Давай сюды.
– Сначала скажите, где живет ваш… – Катка запнулась.
– Хрен? – оживился Степаныч.
– Имя у него есть?
– А как же! Все как у всех. Петром Юрьевичем величают. Могу проводить прям до калитки.
– Пошли.
– Но это будет тебе стоить еще одного Архангельска.
Ката уперла руки в бока.
– Нет уж, спасибо. Я как-нибудь сама дойду. Говорите, какой дом?
Выхватив ассигнацию, Степаныч зевнул.
– Вон, вишь, крыша красной черепицей покрыта? Дуй туда. Там Петька живет. Он сейчас дома должон быть. Я видел, как минут тридцать назад его иномарка по дороге проехала.
Потоптавшись у высоченных ворот, Катарина два раза нажала на кнопку звонка.
Немного погодя с участка послышался лай собаки и шаги.
Калитка открылась, и взору предстал здоровенный бугай с круглым лицом и сильно оттопыренными ушами.
– Петр Юрьевич? – заискивающе спросила Копейкина.
– Нет, – последовал краткий ответ.
– А я могу с ним поговорить?
Осмотрев Катку с головы до ног, бугай посторонился.
– Проходите.
Проводив гостью в дом, атлет позвал хозяина, а сам поспешно удалился на улицу.
Петр Юрьевич выглядел весьма комично. Маленький, толстенький мужчина лет пятидесяти с близко посаженными глазками и толстыми – даже чересчур – губами напоминал гнома из сказки.
Чувствуя себя несколько неуютно, Катарина быстро пояснила:
– Петр Юрьевич, меня к вам прислал Степаныч. Он сказал, что ваш отец проживал в этих местах еще в советские времена, и…
– А вы, простите, кто?
– Я ищу людей, которые могли знать Константина Марыгина, – Катка внимательно следила за реакцией Петра.
– Дядю Костю? Вот так сюрприз.
– Значит, вы были знакомы с Марыгиным?
– Конечно, был. Он и мой покойный отец вместе работали в министерстве. Дядя Костя был частым гостем в нашем доме.
– Пожалуйста, расскажите, что вам известно про Марыгина. В частности, меня интересует та страшная история… с убийством.
– А вам зачем?
– Долго объяснять, скажу лишь, что я должна знать как можно больше о том деле. Поверьте, мне жизненно необходимо воссоздать всю картину произошедшего.
– Охотно верю, только, по-моему, вы обратились не по адресу. О чем я могу поведать? Мне тогда было восемнадцать лет, и я, как, впрочем, и все остальные, был поражен дерзким убийством Марыгина.
– Вы хорошо помните день, когда стало известно о зверском убийстве?
– Еще бы мне не помнить. Я как раз приехал на дачу с радостной новостью – поступил на журфак МГУ. По этому поводу планировалось закатить грандиозную вечеринку с приятелями. Но, не успев сообщить матери об успешно сданном последнем экзамене, услышал, что Марыгин и весь обслуживающий персонал его дачи мертвы. Как сейчас помню свое состояние: ноги подкосились, в глазах зарябило, со стороны я напоминал полупарализованного старика. Шумиха тогда поднялась жуткая. То лето запомнилось на всю оставшуюся жизнь.
– Петр Юрьевич, а что вы можете рассказать о детях Константина Марыгина?
– Ничего конкретного. Они пропали. Их искали, причем искали долго, но те словно сквозь землю провалились. Если хотите услышать мое мнение, то я ни минуты не сомневаюсь, что детей тоже убили. Почему их тела не оставили в доме, сказать затрудняюсь, но в том, что брат с сестрой мертвы, уверен на все сто.
– Но тела не нашли.
– Зато их объявили официально мертвыми.
– Я в курсе, но тем не менее…
– Послушайте, – перебил Петр, – наша беседа напоминает допрос. Вы не находите?
– Извините, я немного нервничаю.
– Может, кофе или чего-нибудь покрепче?
– Не откажусь от чашечки чая.
Десять минут спустя, вернувшись к начатому разговору, Катка спросила:
– Вы общались с детьми Константина?
– Нет. Я же сказал, мне было восемнадцать, а они были мелюзгой. Вроде старшей была сестра, а брат лет на пять младше. Да, точно, девочке в ту пору исполнилось лет десять. Хотя я могу ошибаться.
– Как их звали?
Петр Юрьевич посмотрел на свои толстые пальцы.
– Не помню. Настоящих имен не помню.
– Что значит настоящих, разве были другие?
– Представьте себе. Они обращались друг к другу не по именам, да и остальные, включая обслугу и отца, называли детишек… – Петр вытянул вперед руку, давая Катке понять, чтобы она помалкивала. – Сейчас, подождите, ничего не говорите. Я вспомню. Сейчас-сейчас… На языке вертится, а вспомнить не могу.
Минуты две Петр судорожно напрягал память, а затем воскликнул:
– Вспомнил! Мальчугана называли Холодком.
– Холодком?
– Да, да, именно Холодком.
– А сестру?
– Помадкой.
Копейкина скривилась.
– Странные имена.
– Судя по всему, им нравились.
– Мне известно, что они росли без матери.
– Верно. Она скончалась.
– Скажите, а у Марыгиных была собака?
– Собака? – Петр неподдельно удивился. – Кажется, нет. А почему вы спросили про собаку?
– Я подумала, что наличие собаки могло бы помешать преступникам осуществить свой черный замысел.
– Интересная версия. И каким же образом собака могла нарушить планы убийц?
Катка пожала плечами.
– К примеру, она могла залаять, и находившиеся в доме люди успели бы сориентироваться.
Петр Юрьевич едва заметно улыбнулся.
– Когда идут на убийство, а тем более на такое изуверское, что произошло на даче Марыгина, наличие собаки не имеет абсолютно никакого значения. Или вы полагаете, что преступники, увидев псину, испугались бы и бросились наутек? Полно вам! Собака получила бы первую пулю, не успев даже подать голос. Насколько мне известно, пистолет был с глушителем, посему, как вы сами понимаете, никто не услышал ни шума, ни выстрела.
Катка была вынуждена признать правоту Петра.
Четверть часа спустя Копейкина торопилась к «Фиату». Из уже знакомой калитки показалась голова Степаныча.
– Ну как, поговорила с Петькой?
– Поговорила.
– Подь сюды.
– Зачем?
– Поди, говорю. Дело есть.
Поравнявшись с мужичком, Катарина услышала:
– За отдельную плату я тебя еще по одному адресу могу направить. – Он подмигнул Катке правым глазом и захихикал.
– По какому?
– Живет в поселке бабенка, которая тебе поможет. От нее пару недель назад кухарка сбежала. Жрать готовить некому, так что ты можешь подсуетиться. Но где она живет, скажу после бартера. Ты мне деньги, я тебе адрес.
– Мне не нужна работа.
– Не заливай. А к Петьке зачем ходила? Наверняка в прислуги наниматься хотела?