Одесский фокстрот - Татьяна Соломатина

Ванька ещё пару раз заезжал.

– Тебе тарелку ставить? – спросила я его. Мы с Ленкой как раз ужинали.

– Не, я за рулём! – буркнул Ванька.

И мы оба совершенно искренне расхохотались.

Разбитый хрусталь не склеить. Зато всегда можно купить новый горшок. Венецианского стекла, ага. И водрузить его на тот же самый стол, в тени того же самого винограда, под той же самой Жеваховой горой.

А шурпа – бог с ней. Надо же мне сюда зачем-то приезжать. И, осаживая сивуху сплетен и взаиморасчётов серебряной нежностью моей к этой семье, наслаждаться единственно приличным напитком: десятилетиями выдержанной любовью друг к другу.

P.S. Чуть не забыла про СТИ!ХИ!:

Шли Аркану – три сигаретки.Шли – очень умненькие детки.Работа шла. И шла – жена.Хороший вкус у пацана!

Вот! Хозяйка я своего слова или где? И про Аркана написала. И стихи. У меня тут не на Седьмом километре – не обманут! Долг чести – он и в Подмосковье долг чести. Аркан, с тебя бутылка. Можно коньяка. Разумеется, самого обыкновенного. Получу у Пушкина.

«Я вам больше скажу: все эти турки и армяне – азербайджанцы»

Меньше всего этой моей октябрьской Одессой я ожидала оказаться на Седьмом километре. Меньше всего. Я не люблю этот суматошный гигантский рынок. Я вообще рынки не люблю. Как же оно так получилось?

– Ко мне замминистра приезжает в гости, – сказал Пётр Иванович, персонаж «Моего одесского языка» и прочих одесских коллизий. И реальный отец моей подруги.

– Отлично! – все хором крикнули мы, потому что ну что тут ещё крикнешь? «Оно вам надо?!»

В больнице, где Пётр Иванович ударно трудится заведующим одной из хирургий, открыли какой-то супер-пупер важный не то кардиологический, не то сердечно-сосудистый, не то ревматологический центр. Под той же крышей, на том же оборудовании, но на следующие деньги – как от веку и положено потёмкинским деревням. Кошерно кушать-то всем хочется. Что замминистра. Что Петру Ивановичу. Который ещё и областной хирург. В отличие от замминистра. Замминистра – он уже замминистра и есть. Там хирургией уже и не пахнет ни в каком виде. Сплошная организация личного благосостояния, оторванного от украинского здравоохранения.

По этому же поводу – открытие очередного нового высокотехнологического инновационного центра на старой раздолбанной базе – Одессу даже кто-то из важных шишек посетил. Не то премьер-министр, не то… До города было невозможно добраться. Одесситы матерились страшно. Даже Ленка моя, которая идиомы не очень – если не взбеленить. А я что? Я привычная. Мне на Минке постоять перед Одинцово, на Кутузовском полдня провести, да по Бульварному кольцу до утра ехать – как хрен с маслом. Не привыкать.

– Премьер-министр всем руки пожал, – делился Пётр Иванович впечатлениями, и в глазах у него плескалась ядовитая ирония. – Пожал и говорит: «Очень хорошо. Очень важное дело. У меня у самого недавно был гипертонический кризис!» – «Криз, – шёпотом поправляет его заведующий кардиологией». – «Кризис!» – шипит на того главврач.

Ну и очень хорошо, пусть к Петру Ивановичу едет в гости замминистра. Мне-то какое дело?

– Замминистра будет с женой. Ты придёшь? – спросил он меня.

– Зачем?! – удивилась я. Я-то каким боком замминистру? Я не врач, и вообще – иностранная гражданка. Свадебным генералом, что ли?

– Будет уха! Царская! – заманивал Пётр Иванович.

Ну уж нет! Нет шурпы – нет Соломатиной! Точка.

– У меня важная встреча! – строго сказала я Ленкиному отцу.

– Когда?

– А вот как раз тогда, когда к вам замминистра вашего украинского здравоохранения приезжает. С женой.

– Он приезжает завтра.

– Я завтра еду занавеси покупать на Седьмой километр. Мне Танька нужна. Для консультации! – выступила Лена.

Я хотела было возразить подруге. Потому что бродить по рынку?! За занавесями?! С Леной?! Но из двух подпруг, как говорится, выбирай ту, что подскажет друг.

– Да не нужна ты мне для консультации. Всё равно у нас с тобой вкусы разные! – кинула мне спасшая меня Ленка, когда мы выбрались от Петра Ивановича.

Да, действительно, разные. Не лучше и не хуже. Просто – разные. У меня вкусы палево-бежево-шоколадные. В матовую бирюзовую волну. У Ленки: малиново-фиолетово-чёрные. В крапинку и блестящую металлическую цепочку.

– Слушай, а сколько у вас там стоит кожаная или меховая курточка? – уточнила я.

– Это смотря какая.

Я в деталях уточнила, какая.

– Долларов четыреста… Пятьсот, – с интонациями Валерчика из «Дикарей» сказала Ленка, ненадолго задумавшись. (Кстати, для тех, кому в титрах не открылась истина: не в дикарской и не в вэдэвэшной ипостасях Валерчик – врач-стоматолог. То есть – большую часть жизни. Забавно. Моя любимая подруга – врач-стоматолог. Высшей категории. Кандидат медицинских наук. По Интернет-версии – «народный выбор пользователей стоматологических услуг». Даже глянцевому журналу интервью давала. Как победитель в номинации. С фотографией Ленки в полполосы. Горжусь, кстати. Потому что она реально отличный врач-стоматолог.) Видимо, Ленка меня недопоняла. Потому что такая курточка, какую мне надо, у нас в Москве стоит долларов эдак тысяч пять. И даже не бренд. А приличная реплика. Я как-то в ГУМ зашла. Нечаянно. И в какой-то лавке, смотрю, пуховичок симпатичный. Примерила. Вроде так ничего. И продавщица мне, мило улыбаясь, сказала:

– Пятьсот тысяч рублей.

– Сколько?! – мне показалась, что я ослышалась. Полмиллиона рублей – то соболью шубу можно купить! Полмиллиона рублей – это без чего-то там двадцать тысяч долларов.

Я аккуратно, где-то даже с содроганием и священным трепетом, сняла с себя криво простроченный, симпатичный, кособокий пуховичок. И с ГУМом завязала уже окончательно и навсегда. Полмиллиона рублей – это билет до Нью-Йорка и обратно. На двоих. Взрослых. И там – на сейлы, – ещё прилично останется. На двоих же. Взрослых. Вместе с гостиницей на Манхэттене на неделю. Я себе в Нью-Йорке как-то две пары жутко брендовых балеток купила. Что правда – прошлогодней коллекции. Ну ничего, я в прошлогодней коллекции похожу, ноги не поломаю. Так я те обе-две пары купила ровно за сто два доллара. Обе. За сто два доллара. Итого. А потом, прогуливаясь летним деньком по столице в одной из тех самых пар – обе-две сразу на себя не натянешь, – увидала на витрине бутика близнецов своих тапочек. Подошла поближе, посмотреть, почём прошлогодние коллекции для москвичей и гостей столицы – мама дорогая! Пятьсот уё! Вообще в Москве что-то покупать завязала. Потому что ой! И даже – ой-ой-ой!!!

Воспоминания меня вдохновили. И меня обуяла жадность.

«Прекрасно! – подумала я. – Ну и что, что на Седьмом километре грязно, холодно, ветрено и вообще – неприлично?! Зато я смогу купить себе курточку за четыреста… Ну ладно – за пятьсот долларов. На такую же в Москве за пять тонн «бакинских», боюсь, рука не поднимется. Стоит того, чтобы потерпеть. Тем более Ленка меня за занавесями брать не собирается».

В общем, на следующее утро к Ленке в машину загрузилась – и мы поехали.

Приехали очень быстро. Что для Одессы далеко – то в Москве и Подмосковье муха не успеет присесть. Что в Одессе – пробка, то для Москвы и Подмосковья – «Токийский дрифт».

– Встречаемся у туалета! – скомандовала Ленка.

– В смысле?

– Видишь двухэтажное здание с огромными буквами «ТУАЛЕТ»? – показала Ленка.

Я задрала голову. Действительно. Поверх двухэтажной ядовито-зелёной башни огромными зелёными же буквами было выложено «ТУАЛЕТ».

– Вот тут у нас все и встречаются. У туалета. Кожа и меха – там, – махнула Ленка рукой вбок. – Я за занавесями.

Занавеси Лена быстро не купит – это к врачу-психиатру не ходи. Сперва Лена обмотает все ряды. А их там – ой! Она ещё и свежеотремонтированные интерьеры свои зафотографировала. А там малиновые потолки. Зафотографировала, чтобы продавцы занавесей дали ей консультацию. На предмет сочетания малиновых натяжных потолков, ядовито-салатных фотообоев и гипотетических занавесей. Я себе представляю эту картину! Моё палево-бежевое сознание такой ядовитости не выдержит. А Ленкино, яркое – не вынесет мой бесцветности. Потому я – за курточкой, в кожаные ряды. Ленка – за занавесями. В соответствующие. Чтобы любовь и дружба крепла, люди должны как можно чаще расставаться. Как минимум – не ходить друг за другом гуськом. А то гуськом выйдешь – вернёшься бараном. Однозначно.

Было холодно и промозгло, несмотря на жиденькое солнышко. И ветрено. Ветер бы и погонял мусор по асфальту для красного словца. Но мусора ещё не было. Мы приехали рано.

Кстати, откуда эта любовь к блестящим натяжным потолкам? У одноклассницы тоже был жуткой зеркальности бледно-серый натяжной потолок в спальне с недоделанной гардеробной. Бледно-серый натяжной потолок создавал полнейшую иллюзию зеркала. Это же какие идеальные надо иметь формы (или быть слепым?), чтобы заниматься любовью под такими потолками? Как вариант: можно не заниматься любовью вовсе. Или же опять причины и следствия перепутались. Может, ну их, сияющие натяжные потолки? Тогда и любовь сама подтянется. Любовь – она не любит отражений. Да и не в моде уже давно натяжные потолки, в общем-то. В Одессе просто ещё не знают. Наверное…