Ганнибал. Роман о Карфагене - Гисперт Хаафс

— Мастанабал так не думает. — Антигон вытер потное от волнения лицо.

— А вот тут ты ошибаешься, господин! — Хирам забегал пальцами по розовым кораллам ожерелья и как-то сразу помрачнел. — На словах он возражает, но в душе полностью согласен со мной. Но почему ты желаешь плыть именно туда?

— Потому что, если город падет, я хочу оказаться подальше от него, — каким-то потухшим неживым голосом ответил Антигон, — Оставь в трюме место. В Гадире мы возьмем железо. Британцы его очень ценят.

«Порывы Западного Ветра» уже целых полдня стоял на якоре в большой гавани острова Вектис, когда вдруг повалил снег. Мемнон, ранее не скрывавший своего разочарования, пришел в полный восторг. Он гонялся за белыми хлопьями, подставляя грудь пронизывающему ветру, и носил плотную звериную шкуру с таким видом, словно ему подарили золотой панцирь. Мастанабал остался на палубе, и его вскоре уже почти нельзя было различить за белой пеленой. Хирам засел в таверне и, поглотив изрядное количество крепкого местного пива, сел играть в кости с купцами из Массалии. Антигон полчаса сидел в углу, безучастно глядя на скачущие по столу белые кубики с черными точками, а потом незаметно покинул сложенный из дерева и глины домик.

Он долго бродил по улицам, перелезая через наметенные ветром сугробы, и вступал в разговоры с местными жителями, задавая им осторожные вопросы и тщательно запоминая вылетавшие изо рта вместе с легкими облачками пара слова… Нужные сведения он получил только от шестого прохожего.

Мемнон все еще бегал по набережной, и Антигон застал Тзуниро в каюте в полном одиночестве. Повинуясь его красноречивому взгляду, она молча сбросила подбитые мехом штаны и легла на разостланную на полу тюленью шкуру. Сладкая истома охватила его тело от головы до кончиков пальцев на ногах. Тзуниро чуть приоткрыла рот, испустив мучительный вздох, и охватила руками его крепкий торс. Жаркая волна хлестнула их, заставляя забыть обо всем на свете. Потом они долго лежали, опустошенные, не имея сил даже пошевелиться. Тзуниро бормотала что-то бессвязное. Антигон разобрал только одно слово: «Любимый…»

Когда сырой ветер разогнал низкие, исторгавшие белую колючую крупу тучи и на месте быстро растаявшего снега осталось лишь грязное месиво, на корабле Антигона завизжал деревянный блок, поднимая поперечную перекладину с парусом. Его полотно надулось, и судно, покачиваясь на сильной волне, устремилось на север. Там, в устье бурного прибоя, к берегу причаливало очень мало кораблей, и поэтому совершить выгодный обмен было гораздо проще, чем в шумной гавани Вектиса.

Оставив на корабле Тзуниро и Мемнона, Антигон вместе с проводником и двумя вьючными лошадьми, груженными слитками железа, кошелями с монетами и съестными припасами, поехал в северо-западном направлении. Там, неподалеку от урочища Пляшущих Камней, жил известный на всю округу кузнец Илан. Через несколько дней они оказались возле одиноко стоявшей на холме хижины. Из покосившейся приоткрытой двери доносился стук молотков и вылетали голубые, похожие на брызги искры.

— Какие тебе мечи нужны? — Проводник кое-как перевел слова кузнеца — приземистого широкоплечего человека с почерневшим от копоти лицом.

Антигон, помедлив немного, вытянул правую руку.

— Примерно вот такой длины, — взволнованно сказал он, — От кончиков пальцев до изгиба локтя. Можно чуть длиннее. И вот такой ширины.

Он растопырит большой и указательный пальцы перед лицом кузнеца.

— Иберийский, да? — на ломаном греческом спросил проводник и, не дождавшись ответа, начал переводить.

Кузнец сделал приглашающий жест и прошел вслед за ними в оказавшуюся довольно просторной кузню, где подручные тут же перестали расплющивать на наковальне раскаленный добела кусок железа и придавать ему форму меча. Клан отодвинул в сторону разливной ковш, повел здоровенными плечами под старой накидкой из овечьей шкуры и бросил короткую фразу.

— Он хочет знать имена людей, которым ты подаришь мечи.

— Вот как? Ну хорошо. Это три сына моего друга Гамилькара — Ганнибал, Гадзрубал и Магон. А также сын еще одного моего друга, Бостара, Бомилькар и мой сын Мемнон. Ну и один меч я хочу оставить себе.

Выслушав перевод, кузнец осклабился, поставил у ног Антигона весы и бросил на одну из чаш большой камень.

— Вот столько золота, — изумленно прошептал проводник.

Антигон усмехнулся, осторожно обошел горны с потрескивающими раскаленными древесными углями, вышел из кузни, через несколько минут вернулся обратно и сыпал монеты на весы до тех пор, пока чаши не оказались на одном уровне.

Кузнец даже попятился от неожиданности и, невнятно пробормотав несколько слов, тяжело зашагал к дверям.

— Он хочет спросить богов, можно ли взять деньги, а уж потом ковать иберийские мечи.

Антигон молча последовал за обоими британцами прямо к урочищу Пляшущих Камней. Однако проводник не позволил ему переступить круг.

— Туда только жрецы, — дрогнувшим голосом пояснил он.

Кузнец, который, очевидно, был также и жрецом, несколько раз прошелся взад-вперед между огромными каменными глыбами, затем на мгновение остановился, вскинул голову, будто вслушиваясь в неведомые окружающим звуки, и перевел взгляд на небольшой ручей, почему-то даже зимой не покрывавшийся льдом. Внезапно вода в нем забурлила, поднимая со дна песчинки и камешки, и озарилась ярким голубым светом, который, однако, очень быстро померк. Антигон взглянул на кузнеца и обомлел. Лицо Илана напоминало застывшую белую маску.

Постепенно оно оживилось и обрело знакомые очертания. Кузнец несколько раз глубоко вздохнул и молча двинулся к кузне.

Внутри уже не было обоих подручных, но наковальня, казалось, еще дрожала, отзываясь от закоптелых стен громким звоном молота. К удивлению Антигона, исчез также запах каленого железа и расплавленной меди. Но Илан не дал ему времени для раздумий. Он рухнул на колени прямо в лужицу растаявшего снега, попавшего сюда через дымовое отверстие, сбросил накидку и сбивчиво заговорил, одновременно снимая с весов монеты и ставя их шестью ровными столбиками.

— Ты приходишь, когда хочешь, — запальчиво твердил вслед за ним проводник. — Хочешь следующий год, хочешь позднее. За меч для тех, кто зачат на звериная шкура, платить не нужно. За меч для тебя только половину и для твоего темнокожего сына — тоже. Он ведь станет правитель.

Антигон от изумления даже закрыл глаза. К его ногам со звоном упал кошель.

Ночь прошла спокойно, но утром налетел ледяной ветер и погнал корабль на запад. Хирам приказал немедленно снять паруса и выбрать весла. Море вздыбилось, и огромные седые волны ринулись на судно, заливая палубу шумными водопадами. Антигон и Тзуниро, обнявшись, лежали в каюте под шкурой тюленя. Из прикрытого зеленой занавеской угла слышалось ровное дыхание Мемнона и громкий храп Мастанабала. Эти баюкающие душу звуки резко контрастировали с доносившимся снаружи разбойничьим свистом ветра, скрипом мачты и хриплыми выкриками Хирама.

Тзуниро обняла Антигона за шею, припала заплаканным лицом к его бороде и прошептала:

— Уж не знаю, как сказать… После той ночи в Вектисе… Я, правда, не уверена…

— В чем?

— Наверное, я беременна.

— Чудесно! — Антигон еще крепче прижал ее к себе.

Когда Тзуниро заснула, он поднялся. Раскачивающийся светильник отбрасывал на стене огромную мечущуюся тень. Антигон снова и снова повторял про себя слова Илана, воспринимая их сейчас как скрытую угрозу. Его будущий темнокожий сын мог стать вождем только одного из ливийских племен. Оказывается, какие-то неведомые силы уже все решили за него. Антигон медленно опустился за прикрепленный к настилу стол, ткнулся головой в гладкую доску и попытался забыться. Но сквозь туманную пелену ему все время мерещились пляшущие камни и окровавленные мечи.

К утру ветер ослаб и переменил направление. Хотя горизонт был еще затянут мелкой водяной пылью, но тучи уже утратили грозный штормовой облик, и сквозь них узкими полосками пробивалось солнце, высвечивая сквозь затейливое кружево пенных кружев яркую голубизну воды. Антигон медленно вышел на палубу и тут же столкнулся с измученным, едва стоявшим на ногах Хирамом.

— Ничего не получится, мой господин Тигго. — Он вскинул руку жестом человека, умоляющего о пощаде. — Слишком сильный ветер и слишком большие волны. Корабль крутится на месте словно пес с перебитым хребтом.

— Я понимаю, мой друг, — дрогнувшим голосом откликнулся Антигон, глядя прямо в его покрасневшие от усталости глаза, — Придется на зиму остаться в Вектисе.

В Гадир они попали только в середине весны. Завидев лепившиеся к берегу белые дома и серебряный купол храма, Антигон весело рассмеялся. Но больше всего он обрадовался, глядя на стоявшие рядом с утлыми рыбачьими лодками корабли. Он понял, что здесь собирается флот для отплытия в Карт-Хадашт. Вся набережная была заполнена воинами в полотняных панцирях. Их сопровождал суффет Гадира, с гордостью сообщивший Антигону, что древнейшая финикийская колония отправляет на помощь городу восемь тысяч иберийских наемников. Этот пожилой человек с острым проницательным взглядом пригласил грека вместе с Тзуниро в свой двухэтажный, окруженный большим садом дом, угостил жареной дичью и терпким вином и предложил присоединиться к флотилии. Антигон, никак не ожидавший такого удачного стечения обстоятельств, немедленно согласился.