Один лишний труп - Эллис Питерс

Торольд поудобнее устроился на земле под невесомым ворохом соломы и мгновенно провалился в сон: он был вымотан до предела. Когда он проснулся, вокруг стояла тишина и уже стемнело. Некоторое время юноша напряженно вслушивался, а потом выбрался на поле и крадучись пополз вверх по склону в монастырский сад, окунувшись в волну ароматов взращенных Кадфаэлем трав. Он нашел сарай, дверь которого была гостеприимно распахнута навстречу сумеркам, и почти бестрепетно заглянул внутрь, где было темно, тепло и тихо.

— Слава Богу! — вскричал Кадфаэль, поднявшись с лавки, и быстро втащил Торольда в сарайчик. — Я так и думал, что ты нацелишься сюда, и все время был начеку. Присаживайся, отдохни и успокойся — мы выпутались из большой передряги.

Тихо, но настойчиво Торольд задал единственный вопрос, имевший для него значение:

— Где Годит?

Глава девятая

Если бы Торольд только знал, что в этот самый момент Годит любовалась своим отражением в зеркале, которое перед ней держала Констанс. Она умылась, причесалась и нарядилась в парчовое с золотой нитью платье Элин, тонкий золотой обруч охватывал ее кудри. Она восхищенно вертелась перед зеркалом, довольная тем, что снова видит себя в своем настоящем виде, и на нее смотрит не мальчишеская физиономия, а строгое, исполненное достоинства, лицо молодой леди. Тусклый свет свечей придавал ей какую-то таинственность, отчего она казалась себе еще более привлекательной.

— Жаль, что он не видит меня сейчас, — мечтательно произнесла Годит, забыв, что еще не упоминала Элин ни о ком, кроме брата Кадфаэля, и не могла открыть ей ничего, касающегося Торольда, кроме его имени. Правда, о себе, в знак признательности за то, что сделала для нее Элин, девушка рассказала почти все.

— Он? Так значит, есть еще и он? — спросила Элин, сгорал от любопытства. — И он, конечно, поедет с тобой? Будет сопровождать тебя, куда бы ты ни отправилась? Нет, я не должна приставать к тебе с вопросами — это было бы нечестно. Но почему бы тебе не взять с собой это платье, чтобы покрасоваться перед ним? Когда вы отъедете подальше, тебе вовсе незачем будет носить мужскую одежду.

— Я в этом не уверена, — грустно отозвалась Годит, — ведь нам предстоит не простая прогулка.

— Ну и что, все равно возьми. Запихни его в этот свой сверток. У меня их много, а тебе нечего взять в дорогу. Рано или поздно платье тебе все равно понадобится.

— Ох, Элин, ну зачем ты меня искушаешь? Ты такая добрая! Но я не могу взять это — нам и без того придется тащить изрядный груз, особенно на первых порах. Дорога нас ждет нелегкая, но я благодарю тебя от всего сердца и никогда не забуду того, что ты для меня сделала.

Впрочем, мысли о предстоящей тяжелой дороге не помешали Годит с помощью Констанс перемерить чуть ли не все платья Элин и, надевая новое, всякий раз воображать, какое изумленное и восхищенное лицо было бы у Торольда, если бы он только ее увидел. И несмотря на то, что Годит не знала, где он и что с ним случилось, весь день она была в превосходном настроении, и сомнения ее не терзали. Конечно же, когда-нибудь он непременно ее увидит в таком вот чудесном платье, с драгоценностями, с длинными волосами, заплетенными в косы и перехваченными золотым обручем. Потом она вспомнила, как они сидели рядом, уплетали сливы и швыряли косточки сквозь щели в полу мельницы, и расхохоталась. Нашла перед кем важничать — перед Торольдом!

Годит снимала с головы обруч, когда вдруг послышался осторожный стук в дверь. На какой-то момент обе девушки застыли, пораженные страхом, глядя друг на друга.

— Неужели они все-таки решили искать меня и здесь? — прошептала трепещущая Годит.

— Не может быть! Сегодня утром Адам уверял, что меня не побеспокоят. — Элин решительно встала: — Оставайся здесь, с Констанс, и закрой дверь на засов, а я выгляну. Может, это брат Кадфаэль за тобой пришел?

— Нет, еще слишком рано. Наверняка это люди короля.

Стук повторился, самый почтительный стук, какой только можно себе представить. Годит напряженно замерла за запертой дверью, вслушиваясь в доносившиеся обрывки разговора. Элин пригласила своего гостя в комнату. Вперемежку с ее голосом слышался мужской — пылкий, но негромкий и обходительный.

— Адам Курсель, — почти неслышно произнесла Констанс и понимающе улыбнулась. — Он так влюблен, что без нее места себе не находит.

— А Элин? — полюбопытствовала Годит.

— Кто знает! Но думаю, пока нет.

Годит уже слышала голос этого человека: сегодня утром у ворот он обращался к привратникам и служкам, но совсем другим тоном. Правда, тогда он исполнял свои обязанности, притом такие, что вряд ли могут доставить удовольствие и способны даже неплохого человека заставить вести себя заносчиво и грубо. Может быть, та деликатность, с которой он заботливо справлялся о самочувствии Элин, более свойственна его настоящей натуре.

— Я надеюсь, — говорил Курсель, — что вся эта сумятица не слишком вас утомила. Заверяю вас, больше никакого беспокойства не будет. Отдыхайте спокойно.

— Мне все это вовсе не досаждало, — отозвалась Элин ровным тоном, — мне не на что жаловаться. Со мной ваши воины вели себя сдержанно и учтиво. Но мне жаль тех несчастных, которые лишились своего добра. Неужели и в городе творится то же самое?

— Да, — ответил он с сожалением в голосе, — это будет продолжаться еще и завтра, но в аббатстве уже могут вздохнуть свободно. Здесь мы закончили.

— А вы нашли ее? Ту девушку, которую разыскивали по приказу короля?

— Нет, ее так и не нашли.

— А что бы вы сказали, — осторожно осведомилась Элин, — если бы узнали, что я этому только рада?

— Я бы сказал, что ничего другого от вас и не ожидал, и лишь утвердился в своем почтении к вам. Я знаю, что вы не способны пожелать ничего дурного любому существу, а уж тем паче невинной девушке... Я так много узнал о вас, Элин...

Последовала краткая пауза, а когда Курсель заговорил снова, голос его звучал так тихо, что Годит не могла разобрать ни слова. Да она и не хотела этого, ибо сам тон голоса был слишком настойчивым и интимным. Но через несколько мгновений она услышала нежный голосок Элин:

— Нет, и не просите, сегодня вечером я не смогу вас принять. Этот день был таким тяжелым для многих. Я и сама чувствую усталость, да и вы, конечно, тоже. Сегодня я собралась пораньше лечь спать, а поговорить об этом у нас еще будет время.

— Вы правы, — отозвался он тоном солдата, получившего приказ, — простите меня, я и впрямь выбрал не лучшее время. Большинство моих людей уже покинуло аббатство, я сейчас последую за ними и не буду вам мешать. Еще с четверть часа здесь будет немного шумно — пока отряды пройдут да подводы проедут — а там все уляжется.

Голоса удалились по направлению к двери. Годит услышала, как дверь открылась, донеслось еще несколько неразборчивых слов, и дверь закрылась снова. Послышался звук задвигаемой щеколды, и почти сразу же Элин постучала в дверь спальни.

— Открывай, не бойся, он ушел.

Элин стояла на пороге, раскрасневшаяся и нахмуренная скорее от смущения, чем от неудовольствия.

— Мне кажется, — проговорила она с улыбкой, которую был бы счастлив увидеть Курсель, — что, укрыв тебя, я не сделала ему ничего плохого. По-моему, у него даже легче на душе, что тебя не нашли. Во всяком случае, обыск окончен, и они уходят. Теперь нам осталось лишь дожидаться полной темноты и брата Кадфаэля.

В это самое время брат Кадфаэль в своем сарайчике обихаживал Торольда — успокоив его относительно Годит, монах накормил юношу и занялся его ранами. Торольд уселся на ту самую лавку, что служила Годит постелью, и без возражений позволил монаху сменить повязки на плече и бедре. Раны уже затягивались, но тем не менее Кадфаэль наложил на них подушечки с бальзамом и туго перебинтовал.

— Если ты собрался ехать в Уэльс сегодня ночью, — заявил он, — нужно позаботиться о том, чтобы случайно открывшаяся рана не смогла вас задержать.

— Сегодня ночью? — живо переспросил Торольд. — Неужели сегодня ночью? Я и Годит, вместе?

— Вместе, вместе, — добродушно пробурчал Кадфаэль. — Думаю, что если вы еще тут задержитесь, мне этого не вынести. Это не значит, что вы двое мне надоели, но, понимаешь ли, я не буду знать покоя, пока вы не уберетесь подальше отсюда, в земли Овейна Гуинеддского. Я дам вам знак от себя — покажете первому же валлийцу, которого встретите. Хотя это, может, и лишнее — у вас же есть письмо Фиц Аллана к Овейну, а Овейн держит данное слово.

— Уж поверь, — от души пообещал Торольд, — в пути я буду неустанно заботиться о Годит.

— И она о тебе тоже. Я дам вам в дорогу горшочек с целебной мазью, которую уже испробовал на тебе, да еще кое-какие вещицы, которые могут пригодиться.

— Надо же, она все забрала с собой — и лодку, и тюк, — с восхищением сказал Торольд, — любая другая на ее месте потеряла бы голову. А Элин Сивард — и укрыла ее, и весточку тебе принесла, да как умно. До чего же все-таки славные девушки у нас в Шрусбери!