Карнакки – охотник за привидениями - Уильям Ходжсон

— Мэри, не выходи из будуара. Не выходи до тех пор, пока я не приду к тебе.

Девушка что-то ответила ему из-за двери, и тогда молодой человек разом зажег с дюжину спичек, поднял их над головой и попытался оглядеть прихожую. В ней не было никого, но пока догорали спички, до слуха Бомонта с пустынной подъездной дорожки донесся стук копыт громадного коня.

Итак, конскую поступь слышали они оба, и молодой человек, и девушка, но после более основательных расспросов я сумел выяснить, что тетушка ничего не слыхала, хотя она, бесспорно, была несколько глуховата и к тому же находилась в глубине комнаты. Конечно, молодые люди пребывали в чрезвычайно взволнованном состоянии, и им могло послышаться все что угодно. Дверь мог захлопнуть внезапный порыв сквозняка, вызванный тем, что открылась какая-нибудь из внутренних дверей; что касается не пожелавшей открыться рукоятки, ее могло попросту заесть.

В отношении поцелуев и конского галопа я заметил, что если подумать с холодной головой, звуки эти являются достаточно обыкновенными. Я напомнил Бомонту о том, что, как ему самому превосходно известно, конский топот далеко разносится по ветру, и он мог слышать не что иное, как поступь пробегавшего далеко от дома коня. Что касается поцелуя, звук его похож на многие шумы, скажем, на шелест бумаги или листвы, особенно когда ты пребываешь в состоянии напряженности и способен напридумывать бог весть что.

Я закончил эту небольшую проповедь в защиту здравого смысла от истерии, пока мы тушили огни и выходили из бильярдной. Однако ни Бомонт, ни мисс Хисгинс упорно не соглашались со мной в том, что проявили, со своей стороны, излишнюю склонность к фантазии.

К этому времени мы вышли из бильярдной и находились в коридоре. Я как раз усердно пытался натолкнуть обоих молодых людей на более обыкновенные объяснения происшедшего с ними случая, когда не к ночи помянутый, как говорят в таких случаях, стук копыт прозвучал в только что оставленной нами темной бильярдной комнате.

Я ощутил, как холодок пробежал по моей спине и затылку, мисс Хисгинс булькнула как страдающее коклюшем дитя и, всхлипывая на ходу, бросилась бежать по коридору. Бомонт, напротив, повернулся на месте и отпрыгнул назад на пару ярдов. Я, как вы понимаете, тоже чуточку отступил.

— Вот оно, — проговорил он бесцветным негромким голосом. — Теперь-то вы, быть может, поверите нам?

— Что-то, бесспорно, здесь есть, — прошептал я, не отводя взгляда от запертой двери бильярдной комнаты.

— Шшш! — пробормотал он. — Вот оно снова.

Казалось, что по комнате неторопливыми и размеренными шагами расхаживает огромная лошадь. Жуткий, холодный ужас овладел мной, не позволяя вздохнуть, — это чувство знакомо вам — и тут я понял, что мы, должно быть, шли назад, так как перед нами вдруг открылся длинный коридор. Мы остановились и прислушались. Звуки продолжались с холодной настойчивостью, словно бы мерзкая тварь получала злобное удовлетворение, расхаживая по комнате, в которой мы только что находились. Поймите, каково нам было тогда!

Потом наступила тишина, и посреди затянувшегося безмолвия до нашего слуха донесся взволнованный ропот людей, собравшихся в большом зале. Звуки явным образом спускались к нам вдоль широкой лестницы: родные собрались вокруг мисс Хисгинс, чтобы защитить ее.

Кажется, мыс Бомонтом простояли в конце коридора минут пять, ожидая новых звуков из бильярдной. Тут я осознал, какому жуткому страху позволил себе покориться, и сказал ему:

— А теперь я намереваюсь посмотреть, что творится в бильярдной.

— И я тоже, — ответил Бомонт.

Он был бледен как мел, однако отваги ему хватало. Я сказал, чтобы он подождал мгновение и сбегал в свою спальню, чтобы забрать оттуда камеру со вспышкой. Я опустил револьвер в свой правый карман, надел кастет на левую руку, где он будет наготове и не помещает мне возиться со вспышкой.

Потом я бросился к Бомонту. Он вынул руку из кармана, чтобы показать мне, что держит в ней пистолет, я кивнул, но шепнул, чтобы он не торопился стрелять, поскольку могло оказаться, что все происходящее — только дурацкий розыгрыш. Он снял лампу с крюка в коридоре и пристроил ее на сгибе поврежденной руки, так что со светом проблем у нас не было. После этого мы направились в сторону бильярдной, представляя собой, как вы понимаете, пару весьма напуганных джентльменов.

Все это время из комнаты не доносилось ни звука, однако как только мы оказались в какой-то паре ярдов от двери, о прочный паркетный пол бильярдной вдруг ударило тяжелое конское копыто. Буквально в следующее же мгновение мне показалось, что весь дом содрогнулся под поступью копыт неведомой, но огромной твари, неторопливо приближавшейся к двери. Мы с Бомонтом отступили на пару шагов, однако вовремя вспомнили про отвагу и стали ждать, накрепко вцепившись в нее. Жуткая поступь приблизилась к двери и остановилась… наступил миг полного безмолвия, хотя, по чести сказать, стук в собственных висках и горле в буквальном смысле этого слова оглушал меня. Смею сказать, что таким образом мы прождали с полминуты, после чего прогремел новый конский топ. Сразу же после этого звуки начали приближаться к нам, как будто нечто невидимое прошло сквозь закрытую дверь, и грохот копыт воистину обрушился на нас. Мы с Бомонтом отпрыгнули каждый к своей стене коридора, и я, откровенно говоря, попытался просто втиснуться в стену. Грохот огромных копыт проследовал между нами и медленно, со смертоносной целеустремленностью прошествовал по коридору. Я внимал этой поступи сквозь пелену биений в ушах и висках, тело мое окаменело и напряглось, легкие не давали воздуха. На какое-то время сил моих оставалось достаточно лишь для того, чтобы вглядываться в коридор. Я ощущал только одно: нам грозит самая страшная опасность. Понимаете?

И тут ко мне внезапно вернулась отвага. Отметив, что грохот копыт слышен теперь возле дальнего конца коридора, я резким движением навел туда камеру и нажал на вспышку. Бомонт выпустил в ту же сторону целый град пуль и бросился вперед с криком:

— Чудовище идет за Мэри. Бежим к ней! Бежим!

Я бросился следом за ним по коридору. Оказавшись на главной лестничной площадке, мы услышали стук копыт по ступеням, и на этом в тот раз все закончилось. Больше мы не услышали ни звука.

Внизу, в большом зале, возле потерявшей сознание мисс Хисгинс собрались небольшой кучкой домашние, чуть поодаль несколько слуг смотрели вверх на парадную лестницу, и никто из них не произносил ни единого слова. На лестнице, ступени так на двадцатой снизу, стоял старый капитан Хисгинс с обнаженной шпагой в руке — замерший на месте при последнем ударе копыт. Признаюсь, что в жизни не видел никого благороднее этого старика, пытавшегося защитить свою дочь от нападения адской твари.