Бездарь. Охота на бессмертного - Василий Горъ

Мелкие ЦУ давал уже на ходу. Вернее, в процессе подгонки снаряжения. А когда закончил и взглядом показал заждавшемуся Табаки путь в светлое будущее, поинтересовался, не хочет ли Ольга слегка прогуляться.

Ольга хотела. Можно даже сказать, изнывала от желания. Поэтому с радостью приняла мое предложение.

Пока мы фланировали между палатками и мозолили глаза Коростелеву, я нес какую-то ахинею вроде совета плотнее закрывать клапан палатки перед сном. А когда мы углубились в лес достаточно далеко, подошел поближе и протянул ей «ПСС»:

– Пистолет самозарядный специальный. В магазине шесть патронов. Стреляет практически бесшумно…

Фролова испытующе посмотрела мне в глаза, очередной раз куснула нижнюю губу и… кивнула:

– Поняла…

– Толяну показывать не надо. Если что – предохранитель снимается вот так…

Утверждать, что ничего такого случиться не может по определению, Ольга не стала: взвесила ствол в руке, несколько раз щелкнула предохранителем и убрала пистолет в карман. Потом взглядом поблагодарила за заботу и грустно поинтересовалась:

– Схрон, лежка, ловушки… Ты сегодня, небось, толком и не ложился?

– Ну, где-то пару часов придавил… – успокаивающе улыбнулся я.

– Мало… – вздохнула она. – По-хорошему, перед выходом тебе надо было хорошенечко выспаться…

– Ну, не шмогла я, не шмогла…

Ольга шутку не приняла:

– Ма-акс?

– Аюшки?

– Нам ведь надо выжить ЛЮБОЙ ЦЕНОЙ, так?

– Положим…

– Толян неплохо стреляет из пистолета. А я – из карабина…

– И?

– Планируя акцию, рассчитывай на нас, ладно?

Я кивнул:

– Хорошо…

– И не думай о том, что я девушка: скажешь лежать и не дышать – умру, но не шевельнусь; скажешь выстрелить – выстрелю не задумываясь; скажешь…

– Не горячись, я понял… – предельно серьезно ответил я.

Почувствовав, что я действительно принял ее слова к сведению, Ольга облегченно перевела дух, потом склонила голову к левому плечу, как-то уж очень оценивающе оглядела меня с ног до головы и криво усмехнулась:

– Знаешь, я страшно завидую твоей женщине…

…Несмотря на еще толком не зажившие раны и субтильность фигуры, Табаки пер по лесу, как «Лендкрузер». То есть хрустел попадающимися под сапоги ветками, скрипел камнями и страшно сопел. Зато не стирал ноги, не сбивал дыхание и не уставал. Не использовать возможности такой офигенной магической саморегуляции было выше моих сил, поэтому я все наращивал и наращивал темп. И практически не останавливался на привалы.

Ап-Куеррес этого словно не замечал. Эдак часов шесть или семь. А когда мы взобрались на очередной гребень и наконец увидели вдали прерывистый серпантин искомой дороги, вдруг решил мне посочувствовать. Заявив, что из меня мог бы получиться очень неплохой Измененный. Причем не абы какой, а аж третьей ступени!

Чтобы оценить реальную глубину своего облома, я начал задавать вопросы. И вскоре выяснил, что Измененный третьей ступени – это конкретнейший мутант. То есть генетически модифицированный организм, в котором человеческого, блин, от силы процентов десять. Несмотря на этот вывод, первые пару минут его объяснений я, каюсь, «примерял» описываемые им изменения на себя – представлял, что мог бы быть в разы сильнее, быстрее и выносливее обычных homo sapience. Но потом Табаки обмолвился о паре-тройке побочных эффектов вроде резкого падения уровня IQ, и изменяться мне сразу же расхотелось.

Чтобы компенсировать тупость образа, родившегося в моем воображении, я решил поразить Табаки широтой кругозора. Поэтом, окинув взглядом бескрайние леса и не обнаружив в пределах видимости ни одного квадратика распаханных полей, спросил, почему в этом домене так мало деревень.

Маг вопроса не понял, и мне пришлось читать лекцию по экономике Средневековья. В частности, объяснять зависимость доходов крупных землевладельцев от площади обрабатываемой земли, количества ремесленников и т. д.

Дослушав лекцию до конца, маг Жизни ошалело уставился на меня:

– Ты что, забыл – Уленмар ап-Риддерк Иллюзионист ШЕСТОЙ ступени?!

– И что с того?

– Стоимость артефактов, которые делаются в его замке, настолько высока, что те жалкие крохи, которые можно получить с населения в виде налогов, можно даже не собирать!

– Только не говори, что он… хм… абсолютно бескорыстен и не дерет с населения три шкуры! – недоверчиво усмехнулся я. После того, как подобрал в ил-ли-ти аналог слова «альтруист».

– Собирает! – глумливо хохотнул Табаки. – Но не деньгами, а молодостью и красотой!

– Использует право первой ночи? – поморщился я.

Маг отрицательно помотал головой:

– Не первой, а любой: если ап-Риддерку нравится женщина, он ее берет. Вне зависимости от возраста, одаренности или рода. Хотя девственниц, конечно, предпочитает. Кстати, говорят, что он не гнушается покупать красивых девушек даже у лишенцев!

– Вот с-сука… – по-русски пробормотал я и снова перешел на илли-ти: – И что, эти его привычки терпят?!

– Не все. Но толку? Вызовы Уленмар ап-Риддерк не принимает, а повоевать любит. Кстати, сторожевую башню Харругова Пасть, которую мы скоро увидим, сожгли во время одной из войн, разгоревшихся из-за его сладострастия…

…Возможность полюбоваться на эту самую Харругову Пасть выдалась тем же вечером, когда мы, практически пробежав еще километров двадцать, оказались в Т-образном «перекрестке» отрогов. От небольшой площадки на вершине перекрестка до ее развалин было тысячу двести сорок метров, поэтому рассмотрел я их хорошо.

Сторожевая башня римского типа когда-то строилась на века. Ее основание было сложено из мощнейших тесаных каменных «кирпичей» тонны по полторы весом, а верхняя часть – из таких же «кирпичей», только весом поменьше. И если бы просто «сложено»: по словам Табаки, для пущей прочности между слоями «кирпичей» клали что-то вроде медных листов.

Увы, ее защитникам все это не помогло: через половину Желтого Круга после похищения ап-Риддерком дочери владетеля домена Каиаррен к башне подошла армия ее отца. И, не останавливаясь, прошла мимо. А весь стройматериал, использовавшийся при ее постройке, оказался разбросан по полю радиусом метров в триста! Причем большая часть «кирпичей» была не просто вывернута из кладки, а разбита на несколько частей!

Конечно же, я попытался выяснить тип РСЗО[74], использованной вандалами. И порядком загрузился, узнав, что тут порезвилась группа всего из шести стихийников четвертой ступени, пары артефакторов-троек и одного мага Жизни.

Кстати, армия, которую «поддерживали» эти деятели, по меркам Иллемара была тоже очень ничего – кроме взвода магического, в ней было порядка двадцати Измененных и почти две сотни обычных солдат!

Увы, против ап-Риддерка вся эта силища не проканала – развалив ни в чем не повинное строение, вооруженные силы домена Каиаррен ушли к замку иллюзиониста и… просто пропали. С концами, солидным обозом и всем, что нажили непосильным трудом во время «дранга» «нах остен».

Такая неопределенность мне очень не понравилась. Ведь если бы Табаки заранее сообщил мне, что герой-любовник шарахнул защитников добродетели обесчещенной им девицы своим аналогом магического «Смерча»[75], я бы смог хотя бы приблизительно оценить силу магов, составляющих свиту иллюзиониста. Если бы я узнал, что армию атакующих тупо порубили или отправили в местный Заксенхаузен, пенял бы на несдержанность мечников или зверства служащих местных исправительных учреждений. А так только чесал репу и хлопал ресницами.

Хотя нет. Не только чесал и хлопал, но и внимательно следил за магом Жизни, пытаясь понять, с чего это вдруг в глазах моего лепшего друга вдруг мелькают искорки удовольствия.

Увы, определить причину периодических изменений в его настроении мне не удалось. Поэтому, еще немного почесав репу, я решил чуточку перестраховаться и, оборудовав лежку на ночь, отправил зайку в медикаментозный сон. Здраво рассудив, что если он и напакостит мне в своих сладких снах, то в реальности я этого не почувствую.

Так оно, собственно, и оказалось: в половине двенадцатого ночи (или за полчаса до рассвета) Табаки пришел в себя в той же позе, в которой отрубился накануне. А когда я срезал с его конечностей пластиковые хомуты и дал время на восстановление кровообращения, еще минут двадцать – двадцать пять горестно вздыхал.

Завтрак прошел в том же ключе. И первые четыре с половиной часа очень медленной и осторожной ходьбы по лесу – тоже. А когда мы, остановившись на очередном отроге, минут десять полюбовались на деревеньку из двенадцати изб и напрочь распаханную долину, воспрянул духом и «совсем незаметно» начал вертеть головой.

Само собой, сие мне очень не понравилось, поэтому он был остановлен и упакован. То есть обзавелся хомутом на запястьях, заведенных за спину, хитрой петелькой на щиколотках, радикально ограничивающей ширину шага, и скотчем на хлеборезке. Бедняга расстроился. Видимо, здорово. И даже попытался чуток побунтовать. Но пару раз схлопотал по печени, после чего, очень убедительно (и жалобно) мыча, упросил меня продолжить наше путешествие…