Мария Антуанетта - Елена Морозова

Император прибыл 18 апреля 1777 года инкогнито, под именем графа Фалькенштейна. В простом костюме, он остановился в недорогой гостинице. Не желая обременять себя протоколом, он хотел быть свободным в своих передвижениях и поступках. Одни приветствовали позицию Иосифа, другие полагали, что таким поведением он выразил свое отрицательное отношение к удушающей версальской роскоши. Сочинили даже стишок, где говорилось, что граф Фалькенштейн «явил величие без роскоши, в то время как Версаль являет роскошь без величия». Но большинство при дворе лишь разводило руками: идеалом монарха для них по-прежнему являлся Людовик XIV, а значит, и окружавшая его роскошь и парадность.

Утром, а вставал он рано, император отправился во дворец; там в Мраморном дворике его ждал аббат Вермон, дабы проводить к королеве. Встреча была необычайно трогательной, брат с сестрой обнялись, а потом долго молчали, любуясь друг другом. Иосиф восхищался красотой сестры; он помнил ее угловатым подростком, а теперь перед ним предстала молодая женщина с величественной осанкой и ослепительно белой кожей. «Если бы она не приходилась мне сестрой, я бы без колебаний женился на ней, дабы обрести столь прекрасную спутницу жизни», — скажет он. Затем королева увела брата в дальние покои, и там они два часа беседовали наедине. Похоже, Мария Антуанетта рассказала брату обо всем: о пристрастии к игре и странной супружеской жизни, о мечтах о ребенке. Затем они вместе направились к королю, и тот тепло принял шурина. Все шесть недель визита Иосиф завтракал и ужинал с сестрой и королем, гулял с ними по прекрасному Версальскому парку, упрекал сестру за пристрастие к румянам и высоким перьям. «Черт побери, сударыня, ваша голова слишком легкомысленна, чтобы носить корону!» — однажды, не удержавшись, воскликнул он. Мария Антуанетта повела его в салон мадам де Гемене, где шла игра, после чего Иосиф заявил, что двор превратился в притон и, если они не сумеют остановиться, «революция будет беспощадна». Вспомнил ли он впоследствии свои слова, оказавшиеся пророческими?

Иосиф не ставил себе больших целей политического характера, он лишь намеревался оценить перспективы альянса. Общество графа Фалькенштейна встретило восторженно, почти как Бенджамина Франклина, год назад прибывшего из Америки просить помощи для инсургентов. С тех пор борьба Американских Штатов за независимость стала одной из основных тем дискуссий в обществе: ее рьяно обсуждали и монархисты, и сторонники английской парламентской системы, и дерзкие поклонники «Общественного договора» Руссо, выступавшие за республику. Графа Фалькенштейна также спросили, поддерживает ли он повстанцев, выступивших против власти английского короля. «Мое ремесло обязывает меня быть роялистом», — шутливо отвечал император. Если верить мадам Кампан, королева «никогда не скрывала своего неприятия войны в Америке… где слова “король” и “королева” были ненавистны». Однако для многих знатных молодых людей, уверовавших в идеалы просветителей, паразитический образ жизни придворной знати стал скучен и неприемлем; бегство в Америку сражаться против Англии, извечного соперника Франции, казалось им наилучшим выходом.

Для французской монархии главным событием визита Иосифа стала его беседа с Людовиком XVI, но не как с королем, а как с мужем сестры, ибо разговор шел в основном об интимных проблемах Людовика. Насколько откровенным он был? Мерси утверждал, что король чистосердечно поведал императору о своих неудачах. Однако замкнутый характер его величества не предполагал, что он способен разоткровенничаться с человеком, которого видел впервые. Тем не менее говорят, что именно Иосиф склонил Людовика к небольшой операции, о необходимости которой задолго до визита говорил доктор Лассон и которой король очень боялся. Хотя многие историки полагают, что операция не состоялась, ибо, судя по дневнику Людовика, он не прекращал ездить на охоту; в случае же операции, пусть даже небольшой, ему пришлось бы на время отказаться от любимого занятия.

В письме брату Леопольду, великому герцогу Тосканскому (будущему императору Леопольду II), Иосиф откровенно описал супружескую жизнь мужа сестры: «Собственно говоря, у него нет ни физических, ни умственных недостатков, просто fiat lux еще не настало. <…> В супружеской постели у него наступает нормальная эрекция, он вводит член, остается там примерно две минуты неподвижно, а потом, не испытав разрядки, извлекает член и желает супруге доброй ночи. У него случаются ночные поллюции, при этом он доволен, ибо он исполнил свой долг, хотя и не получил никакого удовольствия. Ах, если бы я хоть раз смог бы присутствовать при этом, я бы все уладил! Его надо бы отлупить, чтобы он от ярости разрядился, как осёл. Моя сестра ничего не испытывает; и оба они напоминают двух неуклюжих болванов». Если выводы Иосифа верны, становится понятным, почему Мария Антуанетта избегала проводить ночи с супругом: она наверняка чувствовала себя униженной. В целом характеристика, данная Иосифом Людовику, вполне положительна: «Это человек слабовольный, но совсем не глупый. У него есть собственное мнение и способность рассуждать, однако он апатичен и телом, и духом. Он здраво мыслит, но не склонен углублять свои знания, и не любознателен; одним словом, свет еще не воссиял, материя пока пребывает в хаотическом состоянии». Однако методы управления молодого короля Иосиф не одобрял: «Каждый министр является полноправным господином в своем министерстве, и тем не менее он пребывает в постоянном страхе не от того, что монарх станет им руководить, а от того, что его отправят в отставку. Поэтому каждый делает все, чтобы сохранить за собой место, и творит добро только в том случае, если оно служит вышеуказанной цели. Таким образом, король меняет одного раба на другого».

О Марии Антуанетте император отзывался и вовсе резко: «Королева очень хорошенькая, но у нее ветер в голове. <…> Она думает только о развлечениях и не питает никаких чувств к королю, она окончательно потеряла голову в вихре развлечений и не исполняет обязанностей ни женщины, ни королевы, а как женщина она полностью игнорирует короля. <…> Как королева, она не признает никакого протокола. Она в одиночестве покидает дворец, в сопровождении всего лишь нескольких придворных, без надлежащей свиты и охраны. Однако она добродетельна, но, скорее, по натуре, чем по убеждению. <…> Вихрь развлечений, в центре которого она находится, мешает ей видеть и думать о чем-либо ином, кроме как порхание от одного удовольствия к другому. Все, кто ее окружают, изо всех сил стараются удержать ее в этом неистовом кружении; ну, и как могу я один противостоять им?»