Ржавое зарево - Федор Чешко

Он упал навзничь и проехал этаким образом с десяток шагов, судорожно и безуспешно хватаясь за траву, за нависающие ветви и за что попало. Плащ с рубахой свезлись чуть ли не выше затылка — к сбитым ногам да исхлестанным кулакам и лицу добавилась ободранная спина.

Наконец Жежень пребольно задел бедром обо что-то очень твердое, большое, через миг это большое, твердое — вроде как древесный ствол четверти в две обхватом — оказалось у парня под мышкой, и езда на спине прекратилась.

Распоследними словами кляня все сущее в мире (а заодно и сам мир, в котором находится место для чего угодно, кроме справедливости), Жежень попытался встать, цепляясь ногтями за доставшееся ему в объятия дерево. Парню почти уже удалось подняться на колени, когда неслабый удар по макушке вновь швырнул его наземь — теперь уже лицом книзу. С яростным рыком Жежень дернулся было подниматься опять, но…

Нет, к счастью — к собственному счастью — парень успел лишь встать на четвереньки (ну и еще вкратце рассказать, что именно он собирается сделать со вздумавшим драться неведомым сволочугой).

«К счастью», потому что попробуй Жежень снова подняться на ровные ноги, так снова же и схлопотал бы до голове, хоть никакого драчливого сволочуги вблизи не оказалось.

А оказалось, что в падении своем парень налетел не на дерево, а на вкопанный в землю столб. Некогда затейливая резьба иструхлявела, осыпалась, но все же и теперь в столбе этом без особого труда угадывалось подобье ноги — не человеческой, не звериной, а принадлежащей какому-то трудновообразимому страшилу.

Сопя, кряхтя и всхлипывая, Жежень выбарахтался из-под нелепой смертной избы, отличной от всех прочих, какие только можно было бы выискать в Навьем Граде. То ли схоронили в ней человека роду-племени совершенно неведомого, то ли Корочун называл это смертной избою зря, ошибочно — мало ли чем она могла оказаться на самом деле…

Все может быть.

Но в ту ночь Жежень мало озабочивался назначеньем загадочного строения.

Выбравшись на тропу и не без труда заменив скотьи четвереньки двуногим людским стоянием, Жежень принялся было отряхивать да оправлять одежу, как вдруг словно бы окаменел.

Поблизости кто-то был. Всего миг назад Чарусин закуп даже всхлипы себе позволял в полной уверенности, что никто не услышит. И вот — вдруг, ни с того ни с сего — парень почувствовал на себе чей-то пристальный брезгливо-заинтересованный взгляд. Словно бы рядом, в каком-нибудь полдесятке шагов, на тропке объявился некто… Не подкрался, не пришел, а именно объявился.

Из ничего.

Медленно-медленно (как если бы эта медлительность что-нибудь могла изменить!) Жежень приподнял голову.

Так и есть.

Смутная тень (на сей раз вроде людская), видимая отчего-то гораздо хуже, чем деревья, домовина и прочее. Стоит. Смотрит.

Как же так? Ведь Корочун говорил, что этим… как их бишь — выворотням?… что им заказана дорога на Холм… Выходит, старик ошибся?

Жежень медленно разогнулся, утвердился на широко расставленных ногах. Это заняло довольно много времени, потому что парень не отрывал настороженного взгляда от бездвижно стоящего выворотня.

Между прочим, стоило лишь Жеженю распрямиться, как выворотень вдруг — будто толчком — сделался различим не хуже прочего окружающего. Почти весь он сделался различим — кроме только лица.

Видал уже Чарусин закуп аж двоих таких. Да только снизу вверх, лежа на брюхе под грудой хлама (а потом гадаешь, взаправду было или с перепою мерещилось), — это вовсе не то же самое, что так вот, в упор, лицом к лицу… Даже если вместо лица перед тобою беспроглядное пятно черноты. Даже если вообще ничего не видать, кроме одеяния…

Длинное — полы до земли… не тулуп, не рубаха, не плащ, а словно все разом… колпак с этой невнятицей вроде как одно целое (стряхни с головы — за спиною повиснет пустым мешком)… грубая дерюга, дрянь, крашенная то ли впрямь кровью, то ли срам сказать чем… а застежки на горле да на груди поблескивают чистой огненной алостью, выдающей наметанному глазу редкостные лалы (при полной бездвижности да при этаком, с позволения сказать, свете играть могут лишь дорогоценнейшие каменья). Небось у выворотней, что приходили к Чарусе, одежа ничем таким не искрила… Но у тех двух потвор хоть руки из рукавов торчали. А это… Есть ли вообще что-нибудь там, под ржавой одежей? Страшило…

Но нет, именно страха Жежень не чувствовал.

Наоборот, показалось ему, будто очень кстати встретилась эта тварь. Именно тогда, когда единым махом сорвать-выместить на ком-нибудь все свои невзгоды — от неудалых обмоток до беспросветной любви — мечталось парню даже сильней, чем избавиться от самих невзгод…

Жежень торопливо заелозил ногами, пытаясь утвердить их попрочнее на скользоте раскисшей тропинки, мокрая и грязная ладонь его правой руки стиснулась в ноющий от напряженья кулак…

Парень был готов ко всему. Даже если бы его удар, не встретив сопротивления, безвредно мелькнул сквозь ржавого, даже если бы у страшила впрямь не оказалось иного лица, кроме бесплотного сгустка темноты в обрамлении тяжких дерюжных складок, — даже тогда парень лишь освирепел бы страшнее прежнего.

Если и могло что-нибудь ошеломить взбесившегося Чарусина закупа, так это лишь то, что случилось на самом деле.

Удар получился из тех, наносить которые Жеженю всегда хотелось, однако удавалось всего дважды-трижды за всю его богатую драками жизнь.

В длинном прыжке, всей тяжестью тела, доворотом плеч, широким крепким взмахом руки — всем, чем только можно умножить силу удара точнехонько в скулу… или в то место, где она должна была находиться. И…

И ничего.

То есть самому Жеженю показалось, будто его кулак разлетелся окрест мелкими дребезгами. Однако через ничтожнейший миг выяснилось, что это не кулак брызнул, а искры из Жеженевых глаз. Ибо по этому его кулаку, оказавшемуся целым (в общем-то и почти), а еще по левой пятерне да по коленям с глумливым чмоканьем ударила вскинувшаяся дыбом земля.

Еще миг потребовался парню для окончательного осознания, что стоит он на четвереньках почти там же, откуда кидался в драку. Стоит и снизу вверх обалдело таращится в черное пятно, прикидывающееся лицом Ржавой потворы.

— Отвел себе душу? — внезапно пророкотал из недр этого пятна хрипловатый бесстрастный голос. — Коли нет, продолжай еще — я не имею куда поспевать.

Не насмешка, не издевательство — спокойное и почти дружелюбное предложение. А голос… Что ж, так вот, со взрыкиваниями да подвывами, и надлежит, небось, разговаривать волку в человечьем подобии…

Жежень встал, не отрывая насупленного взгляда от супротивника принялся то ли ладони обтирать о штаны, то ли штаны ладонями. Парень тянул время, соображая, как бы теперь выкрутиться — коль и не с честью, то до возможности целым… И ведь еще нужно было выдумать способ упредить волхва, который, оказывается, вовсе зря счел Идолов Холм безопасным местом…